Воскобойников зашумел на Сурмача:
— Ну ты совсем тронулся! Пешком десять верст. Уж коль так не терпелось, звякнул бы со станции, как в прошлый раз, я бы выслал навстречу, верстах в семи отсюда перехватили бы.
«И в самом деле…»
— Аппетит нагуливал.
— Ну, тогда, прежде чем на заставу, в столовку. У нас сегодня лапша по-флотски. С мясом! Язык проглотишь!
Он повел их в столовую.
Воскобойников своим дружеским прямодушием растопил-таки ледок, который заморозил было душу Яроша. Уминая хваленые макароны, Тарас Степанович спросил:
— Вызывали-то нас зачем?
— Понятия не имею, — ответил Воскобойников. — Застава соскучилась по Сурмачу. Вы у нас числитесь среди раненых.
— Выкарабкиваюсь в люди, — ответил польщенный Ярош. — Работа лечит.
— Это точно! — согласился Александр Воскобойников и начал рассказывать историю своего деда, «которого работа лечит до самой смерти».
С заставы прибыл коновод-проводник. Он пригнал лошадь для «товарища из окротдела». Лошадь, конечно, была одна. К этому уже следовало бы привыкнуть, но Яроша вновь покоробило.
— У вас в отряде для меня лошадь найдется? — спросил он у Воскобойникова.
— Лошадь-то найдется, — замялся тот. — Но пропуска на вас нет. Выписан па Сурмача.
Представляя, как сейчас вскипит Ярош, Сурмач поспешил растолковать помдежу:
— Мы с ним — по одному делу.
— Но пропуск заказан на одного. А без пропуска на погранзаставу — ни-ни! После того случая в секрете на третьей — тут так всех причесали. Свавилову — выговоряку, начальника погранзаставы чуть было под суд не отдали, но помиловали — списали на гражданку, и все. Так что без пропуска — и не суйся. Это тебе Воскобойников говорит.
— А Воскобойников сказал — заметано, — пошутил было Сурмач, испытывая неловкость перед Ярошем.
— Кто выписывает пропуска? — спросил Тарас Степанович.
— Выписывает помдеж, но заказывает его теперь для посторонних губотдел погранвойск, а подписывает командир погранотряда. Его сейчас нет.
«Что делать?»
— Поезжай один, — решил Ярош, — раз уж все так осложнено. А я подожду тебя здесь. Вернется начальник погранотряда…
— Да он уехал с инспектором по заставам. Это дня на три. А столько времени находиться постороннему в погранотряде…
Воскобойникову неприятно было выставлять окротделовца за ворота… Но что поделаешь: служба есть служба.
Сурмач в душе негодовал: «Развели тут… разных Куцых и Тарасовых, а не по делу проявляют сверхбдительность».
Он отошел с Ярошем в сторону:
— Как мне там себя вести? Встречусь с Тарасовым…
— Ты ничего не знаешь… Он — командир отделения заставы… А остальное — оставь за мною. И никакой отсебятины, иначе все дело запорешь.
Тарас Степанович взял с Сурмача слово, что тот не обмолвится па заставе ни о сестре Куцого, которая проживает в Польше, ни о жене Тарасова, которая является двоюродной сестрой Безуха, отравившего Лазаря Афанасьевича во внутренней тюрьме.
Хорошо, когда у тебя есть друзья, хорошо, когда ты им нужен.
Свавилов поджидал гостя, стоя у ворот. От заеложенного полушубка, в котором красовался в прошлый раз, оп избавился. В шинели. Подтянутый. Настоящий командир.
Он принял у Аверьяна повод, когда тот соскочил с коня.
Ноги подзатекли. Пришлось поразмяться.
— Жду-жду… Уже Воскобойникову звонил: «Где Сурмач?» — «Выехал». Я опасался, что Александр не сумеет отправить назад Яроша.
— А зачем это потребовалось? — невольно насторожился Сурмач.
— Тут тебя ждет одно задание…
«Одно задание! Встреча со Славкой!» — догадался Аверьян. Сколько надежд он возлагал на эту обещанную ему встречу со Шпаковским! Сколько вопросов он задаст другу при встрече!
Свавилов принес карту-трехверстку сектора погранзаставы.
— Все тропы и лазы ты должен знать не хуже настоящего контрабандиста. Задание тебе предстоит боевое… Пожалуй, повеселее того, которое выполнял в Журавинке.
— А про Журавинку откуда известно? — удивился Аверьян.
— А нам с тобою работать в паре, так что уж я постарался узнать, что ты за фрукт и чего стоишь. Свидетель рассказывал, как ты с двумя гранатами в сарай к бандитам зашел и беседу проводил.
Приятны Сурмачу эти слова. В них суровое солдатское уважение.
— Надо привести с той стороны человека, очень нужного нашей контрразведке. По он, конечно, не та невеста, которая спит и во сне видит, как ее ведут к венцу. Опытен. Опасен.
Изучали карту. Свавилов рассказывал об особенностях района погранзаставы.
— Сплошные леса. Надо бы делать вырубку вдоль границы, да руки пока не доходят. Отсюда все сложности.
Утром у Аверьяна состоялась встреча с представителями контрразведывательного отдела погранохраны губернского ГПУ.
Свавилов привел Сурмача в кабинет начальника погранзаставы и вышел, кивнув на прощание приветливо головой.
В кабинете были двое. Оба — в гражданском. Один — постарше, лет пятидесяти, сидел за столом. Второй, заслонив собою окно, оперся руками, заложенными за спину, о подоконник.
— Аверьян Иванович, — обратился к Сурмачу тот, который сидел за столом. — Мы долго подбирали кандидатуру для этой… я бы сказал, деликатной операции. Щербань. Говорит вам о чем-нибудь фамилия?
— Казначей в сотне Семена Воротынца! — невольно воскликнул Аверьян, загораясь нетерпением предстоящей встречи. — Ушел он тогда в Журавинке от нас.
— За все злодеяния, которые совершены им на территории Украины, Щербань заочно приговорен судом к высшей мере. Но дело не только в этом. Щербань на сегодняшний день является главным резидентом, который подбирает и засылает к нам агентуру. Сейчас он вновь появился в стражнице, в магазине для контрабандистов. А если уж Щербань вблизи границы — жди неприятностей. И прорыв пятерки в районе третьей заставы — это, думается, не единственная акция. Словом, есть острая необходимость заполучить Щербаня. Понимаете сложность операции?
Аверьян понимал:
— Щербань — не простак.
— Ну так как? — спросил тот, который постарше.
— Что «как»? — не понял Аверьян вопроса. Он был весь во власти нетерпения.
— Вы можете отказаться от участия в операции, — сказал тот, что помоложе. Он вновь вернулся к окну и подпер подоконник спиною.
— Почему? — удивился Сурмач. — Я его тогда в Журавинке упустил, я его и возьму.
— Но деликатность состоит в другом: Щербаня надо выманить на нашу сторону… В крайнем случае — вывести к самой пограничной полосе. Мы ищем с Польшей мира, и у нас начинают налаживаться межгосударственные отношения. Так что никаких инцидентов, которые можно было бы использовать враждебным элементам в целях антисоветской пропаганды.
Аверьян и это понимал: «Все — без шума!»
К нему подошел тот, который стоял у окна:
— Аверьян Иванович, Щербань нужен живой. Он очень много знает.
Уж в этом плане у Сурмача были свои виды на Щербаня: «Поможет! Поможет распутать загадку гибели секрета да и дружбы Тарасова с осназовцем Безухом».
Тот, что постарше, кивнул:
— Вашу кандидатуру для этой операции рекомендовал ваш друг.
— Славка?!
— Нужен такой человек, которому бы он доверял, как самому себе.
Аверьян и это понимал. В душе он был благодарен Славке Шпаковскому: «Вспомнил так-таки обо мне! Аи да Славка! Молодчина!»
Два дня ушло на подготовку. Свавилов заставил назубок выучить схему района заставы.
— Подойдешь на ту сторону с опытным проводником. Ты его знаешь. Он тебя доставит туда и обратно, — пояснил замнач Сурмачу. — Но всякое может случиться, так что дорогу надо знать, чтобы при необходимости вернуться самому.
Аверьяна переодели в гражданское, в «цивильное», как говорил Свавилов. Дали штаны из самодельного суровья, крашенные фиолетовыми чернилами, старую стеганку, какую-то шапчонку и десять долларов. Это тоже па всякий случай. Никаких документов и, конечно же, никакого оружия. Впрочем, вместо документов он выучил биографию Ивана Слободенюка из Турчиновки.