Так Штайнер оказался в нацистской тюрьме. Здесь он познал все: изнурительные допросы, издевательства, пытки. Но тюремщикам не удалось вырвать у него ни слова признания о товарищах, о деятельности коммунистов на шахтах Рура. Они так и не узнали, что Штайнер — член Коммунистической партии Германии.
Больше года находился он под следствием. Потом бежал.
Побег был исключительно дерзким.
Вечером, когда Карла вели с очередного допроса, в темном закоулке тюремного двора он неожиданным ударом сбил с ног своего конвоира. Удар был так силен, что тюремщик несколько минут лежал без сознания: хорошую службу сослужило юношеское увлечение Карла боксом… Мгновенно обезоружил распростертого на земле конвоира. А когда тот очнулся, заставил его раздеться. Натянув на себя солдатский мундир и приказав насмерть перепуганному тюремщику не двигаться, Штайнер направился к тюремным воротам. Стоявший у выхода охранник, завидев человека в форме, отодвинул щеколду, а уж затем протянул руку за пропуском. Короткий удар рукояткой пистолета — и охранник рухнул наземь. Карл бросился в ворота. Он слышал шум в сторожевой будке, топот сапог, выкрики. Но пока охранники разобрались, в чем дело, он уже завернул за угол, нырнул в какой-то двор, перемахнул через забор и оказался на железнодорожных путях. Мимо проходил, набирая скорость, пассажирский поезд. Беглец успел схватиться за поручень последнего вагона, вскочить на ступеньку, еще не сознавая, что тюрьма позади, а впереди — свобода…
Впоследствии, когда мне довелось участвовать в боевых операциях вместе с Карлом Штайнером, я всегда поражался его ловкости, силе, умению мгновенно реагировать на внезапно возникшую ситуацию, в считанные секунды принять нужное решение.
Штайнер по решению своей партии был послан в Саарскую область, где коммунисты находились еще на легальном положении: партия решила спасти Штайнера от охотившихся за ним нацистов. Однако третий рейх тянул лапы и к Саарской области. В 1935 году Саар отошел к фашистской Германии. Вновь пришлось Штайнеру укрываться от нацистских ищеек. Товарищи помогли ему перебраться во Францию. Там он поступил работать на шахту. И сразу же включился в антифашистскую борьбу французского пролетариата.
Фашисты разожгли мятеж в Испании. Трудящиеся Франции, движимые чувством солидарности со своими испанскими братьями, как и рабочие других стран, формировали отряды добровольцев для защиты республики. С одним из первых отрядов отправился в Испанию и Карл Штайнер.
В Испании ему пришлось овладеть новой подпольной профессией. Он стал минером, а затем даже инструктором по подготовке специальных групп республиканской армии, которым предстояло взрывать железнодорожные мосты и эшелоны мятежников.
Он и сам не раз возглавлял группы, которые отправлялись в тыл врага. Штайнер взрывал фашистские склады боеприпасов под Теруэлем и Уэской, устраивал завалы на коммуникациях мятежников в горах Басконии. Во время одной из операций, проводившейся республиканцами, оборонявшими Мадрид, Карл был тяжело ранен.
Когда франкисты с помощью фашистских Германии и Италии потопили Испанскую республику в крови, Штайнер вместе с другими интернационалистами перешел границу Франции. Там он был интернирован, но бежал из лагеря и вскоре оказался в Антверпене, откуда бельгийские рабочие помогли ему уехать в Советский Союз.
4 марта 1939 года Карл Штайнер сошел с корабля, пришвартовавшегося у Мурманского причала. Впервые вступил этот человек на землю страны, которую много лет мечтал увидеть.
Советские люди по-братски встретили немецкого коммуниста. Штайнер выразил пожелание работать на производстве, и ИК МОПР направил его в Челябинск на тракторный завод.
Рабочие прославленного Челябинского тракторного радушно приняли его в свою трудовую семью. Карл быстро освоил опять-таки новую для себя, но на этот раз мирную специальность и стал одним из передовиков производства. Впервые в жизни Карл чувствовал себя хозяином своего станка, цеха, завода, всей страны.
В свободное время Штайнер охотно выступал на заводе, на других предприятиях Челябинска: рассказывал об антифашистской борьбе немецких коммунистов, об Испании, об участии интернационалистов в сражениях с мятежниками. Он понимал, что впереди новые битвы с фашизмом, и страстно обличал гитлеризм, рассказывал правду о нем людям. Он знал, что такое фашистская диктатура не понаслышке, а испытав на себе ее ужасы.
Июнь 1941 года… В первый же день войны Штайнер выехал в Москву. Он понимал, что только Страна Советов может одолеть фашизм, и поэтому заявил, что хочет сражаться в рядах Красной Армии.
В моей памяти сохранились все детали первой встречи с ним. Поразило тогда то, что он очень чисто, совершенно без акцента говорил по-русски. Штайнер улыбнулся, когда я сказал ему об этом.
— Это, наверное, природный дар… Французы удивлялись, когда я говорил по-французски, испанцы — когда я говорил по-испански…
Я расспрашивал Штайнера еще и еще о различных эпизодах его жизни, стремясь составить наиболее полное впечатление о характере, наклонностях, темпераменте. Мне нравилось, что этот человек, который был способен на исключительный по дерзости и отваге шаг, по рассказам товарищей, во время боевых операций в Испании проявлял редкое хладнокровие и рассудительность.
Беседа длилась долго. Говорили и о боевых делах, и о политике, и… о литературе. Командир все должен знать о своем подчиненном, с которым отправляется на ответственное задание. Карл много читал. Любил поэзию. Гёте и Гейне. Из прозаиков — таких разных писателей, как Диккенс, Чернышевский, Ремарк. Почему Ремарк?
— Он научил меня ненавидеть войну.
Любил Штайнер и музыку.
— Могу часами слушать Бетховена! — вырвалось у него.
Так по отдельным черточкам складывался в моем представлении довольно выразительный портрет Карла Штайнера. Свои выводы я снова и снова сопоставлял с имевшимися у меня данными и пришел к убеждению, что этот человек обладает необходимыми для бойца Бригады особого назначения качествами.
Свое мнение я доложил командованию. И был рад, когда узнал, что Карл Штайнер зачислен в бригаду.
И не ошиблись в нем. И тогда, когда проходили специальную подготовку для боевой работы в немецком тылу, и тогда, когда участвовали в боях под Москвой, я чувствовал рядом с собой боевого товарища, на которого всегда можно положиться. Он был из тех людей, с которыми можно смело идти на любое задание.
В одном из боев Карл Штайнер был ранен в ногу осколком мины. Он ни словом не обмолвился об этом. И только когда бой кончился, с какой-то виноватой улыбкой произнес:
— Меня, кажется, немного задело.
Товарищи разрезали сапог. Рана оказалась глубокой. Карл потерял много крови. Он был бледен, стискивая зубы, превозмогал боль. И все-таки пытался улыбаться. Штайнера отправили в полевой госпиталь, где врачи сделали ему операцию.
Уже через три недели, опираясь на палку, он появился в части. Мне было известно, что он сбежал из госпиталя, обманув бдительность врачей. Но я ничего не сказал ему: принял грех на свою душу. Я знал, как рвался он в бой. И просто не мог поступить иначе.
В феврале 1942 года мы ненадолго расстались. Батальон особого назначения, которым я командовал, был отозван с фронта в Москву. В Наркомате внутренних дел мне поручили создать на базе батальона специальный отряд для боевой работы в глубоком тылу врага. Составляя список бойцов отряда, я включил в него и фамилию Штайнера. Но ее вычеркнули.
— Товарищу Штайнеру предстоит иное задание, — сказал мне начальник управления. — Хотя, как знать, может быть, вы с ним вскоре и встретитесь…
Мы, действительно, довольно скоро встретились — на партизанской базе бригады «Неуловимых», на белорусской земле. Весной 1942 года он был сброшен к нам на парашюте. Карл появился в моей землянке в потертом демисезонном пальто, в кроличьей шапке-ушанке и произнес первую фразу пароля:
— Что вы читали в «Правде» на второй странице?
Я отозвался, как было положено:
