Развернувшись к своим последователям, я с удивлением обнаружил вместо рослых орденцев каких-то гномов, едва достающих макушками мне до груди. Они хоть и смотрели на меня со смесью страха и почтения, но все же не прятали глаз и не спешили в панике бежать прочь.
Вытянув перед собой свои руки, я недоверчиво принялся рассматривать огромные черные кувалды, в которые превратились мои кулаки. Теперь у меня, как у Асмодея и того безымянного Лорда, что впервые привел меня к Дьяволу, было семь пальцев на ладонях. Мощные предплечья оказались усеяны вереницей длинных шипов, идущих от локтей к запястьям. Под толстой кожей, покрытой многочисленными костяными пластинами, при каждом моем малейшем движении перекатывались тугие канаты мускулов. А еще по всему моему телу змеями вились узкие полоски багровых прожилок, делающих меня похожим на ожившее пламя.
Не сдержав порыва распирающей меня силы, я резко вбил кулак в оплавленную до состояния базальта землю. Твердейшая порода треснула и осыпалась невесомой пылью, не выдерживая удара, а моя рука по локоть погрузилась в сотворенный мною пролом. Дьявол нечестивый, будь в веках проклято твое имя! Какая же это умопомрачительная мощь… Я бы мог назвать ее божественной, если б не ощущал течение и пульсацию скверны внутри своей души. Уж к богам она точно не имеет никакого отношения…
Раньше те моменты, когда я давал волю сущности Искателя Боли, делившей со мной одно тело, казались мне просто квинтэссенцией могущества. Однако теперь, испив крови первородного демона, я имел возможность сравнивать. Я понял, насколько же ничтожен и слаб был до этого. Если среди смертных я ощущал себя куницей, забравшейся в муравейник, то по сравнению со мной Ворган был кем-то вроде пещерного медведя. Какой же тогда силой обладал сам Мессер?
Выныривая из своих раздумий в реальный мир, я тряхнул рогатой головой, а потом склонился над ящиком с отгрызенной кистью Воргана. Хитроумный контейнер оказался до краев заполнен черным и густым как смола ихором адского Лорда, и я мог взять эту конструкцию двумя пальцами, словно какую-то крохотную чашечку. Осторожно подняв ящичек с земли, чтобы не расплескать темную порочную влагу, я обернулся к своим последователям.
– Ваш ложный бог мертв, – прохрипел я, сам поражаясь тому, насколько грубо и необычно теперь звучит мой голос. – Но он оставил свою кровь, что хранит в себе его страшную силу. Я никого не стану заставлять разделить ее со мной, ведь она изменит вас навсегда и со временем убьет ваши души. Я не ведаю, можно ли обратить вспять этот процесс, а потому существует риск, что вы никогда больше не станете людьми.
Глядя на жрецов сверху вниз, я пошел вдоль их нестройных рядов, неся ящик с Сердцем Владыки и кровью предавшего его слуги.
– Вы готовы рискнуть, воины?! – Пророкотал я, громом своего вопля заставляя дрожать землю. – Решитесь ли превратиться в тех, кого больше всего ненавидели и презирали на протяжении своей жизни?! Я не стал бы предлагать вам сделать этот шаг, если б он не был нужен. Теперь я возлагаю тяжесть выбора на ваши плечи.
Замерев напротив Месиза, я вперил в него пристальный взгляд своих нечеловеческих глаз. Паладин нервно сглотнул слюну, понимая, что это недвусмысленное приглашение быть первопроходцем. Как я и обещал ему во время нашей встречи в храме, он будет двигаться впереди всех, протаптывая для остальных братьев дорогу. И он прекрасно помнил мои слова, а потому не стал отказываться от этой чести. Или вернее будет сказать участи…
Немного поколебавшись, воитель подался вперед и приник к наполненному кровью ящику. Насколько я заметил, он не успел даже сделать глотка, а только лишь обмакнул губы в прогорклый жидкий мрак. Но и этого ничтожного количества хватило, чтобы мужчина с хриплым стоном повалился на холодный камень Разлома и скорчился там, трясясь в судорогах.
Я же, не обращая внимания на его страдания и агонию, молча шагнул к следующему орденцу. И он тоже не посмел оттолкнуть мою когтистую семипалую лапу, а послушно припал к импровизированному кубку. Миг, и он тоже вслед за паладином рухнул мне под ноги, сотрясаемый крупной дрожью. А я перешел к следующему своему последователю.
Жрецы один за одним смиренно испивали крови своего ложного бога. И так продолжалось до тех пор, пока я не остался один в окружении стонущих и бьющихся в жестокой лихорадке тел. В металлическом контейнере оставалось еще достаточно демонического ихора, но я не стал его выливать, опасаясь, что вместе с ней выпадет и Сердце Повелителя Ада.
Подхватив с земли крышку ящичка, я захлопнул ее и повернул обе запирающие ручки, отрезая кусочек проклятой души от мира. Теперь мне оставалось только надеяться, что откроется он только в назначенный час, ни раньше и ни позже. Поэтому я поставил его на землю и принялся ждать, внимательно наблюдая за воителями, переживающими превращение.
С доверившимися мне людьми происходили очень пугающие метаморфозы. Их тела изменялись, разрастаясь вширь, хрустели кости, вытягиваясь и утолщаясь. У жрецов отовсюду прорезались рога и шипы, прорывая тонкую человеческую кожу, и их пока еще красная кровь щедро орошала собой землю. Черные доспехи не выдерживали напора. Костяные наросты дырявили зачарованный металл, прорезая его как сырой пергамент, а следом за этим с треском начали лопаться и прочные ремни, удерживающие на телах амуницию.
Я молча ожидал, когда завершится превращение, не имея возможности помочь смертным или дать хоть какую-нибудь подсказку. Да и вряд ли бы сейчас хоть кто-нибудь из них мог меня услышать. Победу в этой схватке с черными обелисками, медленно вырастающими в их душах, воители должны одержать сами.
Первыми на ноги сумели подняться именно паладины. Их Анима Игнис оказалась наиболее развитой и тренированной, а потому Черные щиты раньше остальных приняли свою демоническую сущность. В их новом облике очень явно просматривались черты Искателей Боли. Почти таких же, каким совсем недавно был и я. Разве что габаритами и толщиной клыков они заметно превосходили меня прежнего. И только лишь двое из элитных воинов Ордена оказались похожи на Пожирателей Плоти, стоящих несколько ниже в демонической иерархии.
Следом за ними в чувство начали приходить и остальные. Пространство заполнили шорохи трущихся друг об друга чешуек, стук костяных пластин и скрежет отросших когтей, оставляющих на окаменевшей земле глубокие отметины. Новорожденные камбионы восставали, рассматривая свои новые тела и изучая своих изменившихся единоверцев. И мне казалось, что произошедшие с ними перемены они восприняли с присущим орденцам хладнокровием и спокойствием.
Однако же одиннадцать тел так и остались лежать, замерев на середине трансформации. Пережить эту суровую пытку оказалось суждено не всем. Но я втайне порадовался, что жертв оказалось не так уж много. В конце концов, у меня вообще не было уверенности, что выживет хоть кто-нибудь. Ведь я пил кровь Асмодея находясь в Преисподней, будучи в своем духовном теле. Я опасался, что выживут только трое из пяти или даже меньше, но, видно, недооценил силу воли и полноту самоконтроля отобранных мною воинов. Или их родство с дьявольской реликвией, из которой они черпали силы…
– Загляните в свои души, – приказал я, подавая своим последователям пример. – Погрузитесь в транс и найдите темное изваяние, проросшее на почве вашей Искры. Коснитесь его… не пугайтесь, если оно попытается вас утянуть внутрь. Просто поддайтесь. Это ваше первое знакомство с врагом, который отныне всегда будет обитать внутри вас. Бойтесь его. Сторонитесь. И не позволяйте брать над вами верх…
Прикрыв глаза и оттолкнувшись от граней черного обелиска словно пловец ото дна, я рванулся к свету. Наверх, туда, где я все еще был человеком. Конечно, у меня оставались опасения, что затея провалится, и монумент не отпустит меня. Однако, к моему вящему облегчению, мне удалось вернуться без особого труда.
Раскрыв веки, я ошеломленно огляделся, не понимая, почему мир не изменился и не расцвел красками. Неужели, ничего не получилось, и я навсегда останусь в обличии кроваво-темного демона?! Но первый тревожный порыв схлынул, когда я посмотрел на своих последователей, вновь принявших людское обличие. Они теперь уже без всякого страха подошли ко мне и обступили со всех сторон, жадно вглядываясь в мое лицо. И первым нарушить затянувшееся молчание решил их предводитель.
