Под кронами густых елей было темно, как ночью. Зеленые сумерки на поляне стали просто сумерками. Дождь проникал сюда скупыми, хвоей пахнущими каплями. Домик Найрэ превратился в черное пятно с белой кляксой по центру. Коза Марта топталась у двери и жалобно блеяла. Возможно, в непогоду старуха пускала ее внутрь. На этот раз дверь оставалась закрытой. Найд, не раздумывая, направился к домику. Остановился, прислушиваясь, на пороге.

Он ждет Иву. Не каждую ночь кухаркиной дочке удается ускользнуть из людской незамеченной, да еще и прихватить с собой недоеденную слугами кашу. Но он терпелив. Ива не приходила уже два дня, значит, наверняка появится сегодня. У него важное дело. Он ждет Иву.

Ее шаги почти не слышны среди обычных ночных шорохов. Но он научился узнавать их звук и радоваться ему. Ива уже близко. Но что-то не так. Она не одна в темноте. Он приникает глазом к знакомой щели. Ночь безлунная. Воздух тяжел предчувствием грозы. Все, что он видит, — только тени, игра теней в отсутствие света.

Черный силуэт заступает дорогу маленькой фигуре. Сзади появляется высокий, страшный, темный. Сдавленный крик. Бряканье упавшей в засохшую грязь миски.

— Так вот кто подкармливает щенка?! Мешает мне натаскивать полукровку? — В голосе Эрэ слышится неприкрытое торжество. — Накажи ее, Симург!

Рука Анафаэля сжимается на деревянном обломке. Нет, не сейчас! Дождаться, когда Эрэ будет один. Ему не справиться со взрослым, с воином.

Маленькая тень бросается в сторону. Большая страшная замахивается. Удар отрывает маленькую от земли. Она падает с тупым неживым звуком, как тряпичная кукла. Что-то не так. Ива? Ива!

Ни Симург, ни Эрэ не смотрят в его сторону. Когда они оборачиваются на звон цепи, Анафаэль уже почти на расстоянии удара. Почти. Глаза Эрэ расширяются — два блестящих медяка в темноте, — когда он видит заостренную палку в руках щенка. Страх приковывает его к месту. Страх воняет мочой. Анафаэль бьет что есть силы. Деревяшка входит глубоко в мягкую плоть — в бок Симурга, успевшего отпихнуть господина. Одним ударом воин отшвыривает щенка от себя. Зажимает руками бок. Сгибается пополам, выкрикивая хриплые проклятия. Между пальцами сочится и капает на землю черная влага.

Анафаэль не смотрит ни на него, ни на всхлипывающего в грязи Эрэ. Он видит только Иву. Он не может дотянуться до нее, не пускает цепь. Глаза девочки уставились прямо на него, не мигая. Свет в них погас. Там, где ее щека касается земли, грязь темнее, и темнота расползается, расползается… Где-то далеко гремит гром.

Найда трясло от холода. Только теперь, когда безумный бег через чащу и переход через болото кончились, насквозь промокшее тело охватил озноб. На стук в дверь никто не ответил. Только дождь шептал в высоких кронах, топтался по дерновой крыше, щекотал ледяными пальцами шею. Дождь хотел сказать что-то, хотел предупредить — или напомнить?

Парень постучал еще раз, настойчивей. Рука заметно тряслась, изо рта шел зябкий пар, не успевавший рассеиваться в насыщенном влагой воздухе. Неужели Найрэ бродила по лесу, в такую-то непогоду? Коза ткнулась головой под колени незваному гостю, сердито заблеяла. Ее круглые янтарные глаза будто говорили: «Ну, глупый человек, долго еще стоять будем? Или, может, додумаешься дверь открыть?»

Найд взялся за бронзовое кольцо, повернул. Дверь подалась и отворилась в темную тишину. Коза попыталась последовать за гостем, но веревка была коротка. Закрывшись, толстая дубовая створка заглушила Мартино разочарованное «мэ-э!».

— Найрэ, это я, Найд!

Тишина ответила стуком крови в ушах. Парень немного потоптался на месте. «Уйти или подождать, пока старуха вернется?» На чисто выскобленный деревянный пол с него уже успела натечь темная лужица. Лужица была не одна.

Глаза, привыкшие к царившему в хижине полумраку, различили теперь цепочку следов, ведущих вглубь комнаты. В каждом мокром пятне с комками нанесенной с болота грязи могли бы уместиться обе Найдовых ноги разом. Сердце парня пропустило удар, а потом заколотилось с такой силой, словно хотело выскочить из груди. С сосущим чувством под ложечкой, весь дрожа, он медленно пошел по следам — на крохотную кухоньку, мимо потухшего очага, вокруг обеденного стола…

Найрэ лежала, откинув голову, в окружении разметавшихся по полу белых волос. Одна ее рука покоилась на расшитом кошеле у пояса, будто прикрывая единственное сокровище. Другая была откинута в сторону, пальцы все еще сжимали карту с черной рубашкой. Рядом валялся опрокинутый табурет. Казалось, будто ведьма села к столу Аркан раскинуть, да так и упала, как громом пораженная.

Ноги у Найда подкосились, и он рухнул на колени у тела Найрэ. Все было так знакомо: полумрак, поза, в которой лежала женщина, устремленный на него немигающий взгляд, его страшная стеклянная пустота. Найд потянулся, чтобы закрыть глаза старухи. Веки были еще теплыми. Дальнейшее произошло так стремительно, что он не успел среагировать, не успел разорвать контакт или оказать сопротивление.

…страшная боль за грудиной, невозможность вздохнуть, втянуть в себя воздух, которого полно вокруг, за который беспомощно цепляются скрюченные пальцы…

— Ты видела его? Черные волосы, голубые глаза, он был пленником в Чарах. Теперь ему должно быть шестнадцать лет.

— Нет, не видела, не знаю.

— Ложь! Где он? Скажи — и будешь жить.

Черный капюшон, а под ним — лицо без лица.

— Ты пришел погадать? Я расскажу тебе будущее.

— Что ж, погадай, старая. Только меня не будущее интересует, а прошлое.

Прошлое. Так больно. Пустота в груди разрывает легкие. Кровь разрывает сердце. Только бы успеть. Будущее. На ощупь оно холодное и гладкое, как карточная рубашка…

Со всхлипом Найд втянул в себя воздух. Никогда раньше он так не радовался способности дышать, жить. К горлу подступила поднявшаяся из желудка желчь. «Не хватало еще проблеваться и осквернить тело!» Он попытался отползти в сторону, но руки подгибались под его весом. Пальцы наткнулись на что-то незамеченное в момент первого шока. Карта. И еще одна у подола старухи. Обе лежат кверху знакомыми рисунками. Безумец. Маг. «Стоп! А что там, в руке Найрэ?»

Все еще дрожа, теперь чисто нервной дрожью, Найд осторожно разжал хватку мертвой. Острый край аркана, очевидно, порезал ладонь, капли крови пятнали морщинистую кожу и пол. Найд повернул карту. Этого изображения он еще не видел. На фоне гор стояли три фигуры: в центре — темноволосая девушка, скрестившая руки на груди; по обе стороны ее — двое молодых мужчин. Все трое — удивительно похожи друг на друга. Юноши различались только цветом одежды: черной у одного и белой у другого. Руны, бегущие под картинкой, могли читаться двояко: «разлученные» или «распутье».

Слова Найрэ зазвучали у него в ушах: «Тебе вскоре придется принять важное решение, и выбор будет только твой: ты волен избрать любое направление, идти куда угодно, на свет или во тьму». Что ж, новый аркан, что бы он ни значил, не принес объяснения, а единственный, кто мог бы истолковать его… Найд потянулся вложить карту обратно в руку хозяйки, но тут взгляд упал на что-то ранее скрытое безвольной кистью. Капли крови на полу были странным образом размазаны — не просто растерты судорогами умирающей, но соединены в узнаваемый узор. Больше всего это напоминало руническое письмо. Да, определенно кровью было коряво, но узнаваемо нацарапано: «??IVE».

«Кто бы мог это написать? Умирающая? Что такого важного в этом послании, что она потратила на него последние силы? И почему Найрэ выбрала руны, которые никто из возможных посетителей домика и прочитать-то не сможет? Никто, кроме… Неужели женщина оставила свое последнее слово лично для меня? Рассчитывала, что я приду сюда и увижу… Что? В переводе на тан или его местный диалект, азири, надпись будет означать „жив“, „жива“ или „живы“. Все это — „??IVE“. Руны — не самый прозрачный язык, они всегда оставляют простор для толкования».