— А четырехпалого среди них не было? — на всякий случай спросил он, замирая сердцем.

Ноа отрицательно покачал головой.

«Так, это уже что-то. Кто бы ни пожаловал в обитель, это был не Мастер Ар. Может, СОВБЕЗовцы? Но при чем тут короны?!» Внезапно Найда осенило, и он уставился на нескладного послушника так, будто у того за спиной выросла пара крыльев. «Ауры! Они ведь напоминают короны! По такой я сразу опознал мага в Джейремии, да и в Мастере Аре. Но как Ноа мог их увидеть? Неужели и он сам…»

Найд сощурил глаза, пристально изучая макушку паренька. «Так, хохлы торчат, видно стриг монах, да еще и садовыми ножницами. А вот ауры нету, даже слабенькой». Тут в груди кольнуло противным холодком, пустота в голове налилась тяжестью. «Что, если аура есть, только я ее не вижу?» Он снова принялся сверлить монашка взглядом, благо тот ничего не подозревал и только глуповато улыбался да глаза отводил, смущаясь. Нет, ничего. Только лоб заломило, будто морозный ветер выдул из него тепло. Голова снова закружилась, и сад поплыл на запад, покачивая голыми ветками. Анафаэль скользнул со скамьи, но дрожащая рука Ноа ухватила его под локоть:

— Что ты?! Нельзя тебе сиять! Они узнают и придут, — горячо зашептал парнишка прямо в ухо, то ли удерживая Найда на скамье, то ли цепляясь за него, как утопающий. — Придут, и возьмут тебя, и будут мучить, мучить, пока… — Ноа сбился, захлебнувшись словами, и сидел, тяжело дыша куда-то в шею подопечного, так что короткие волоски на ней щекотало.

В голове у Найда чуть прояснилось. Он отстранился и увидел лицо парнишки. Крупные слезы катились по обветренным щекам. Будто не отдавая себе отчета в происходящем, Ноа слизывал языком соленые капли, когда они попадали на губы. Зрачки красивых глаз были такими огромными, что радужки казались черными. Они не отрывались от Анафаэля, но смотрели сквозь него.

«Свет! Что же с ним сделали?!» Найд осторожно поднял руку и неловко полуобнял монашка. Ноа вздрогнул, судорожно хлюпнул носом и уткнулся лбом в сочувственное плечо. Так они сидели некоторое время молча, если не считать того, что порой послушник шумно сморкался в плащ.

— Значит, ты тоже можешь… сиять? — Найд использовал изобретенное Ноа определение волшебства в надежде, что так будет проще до него достучаться.

Паренек мотнул головой и утер нос:

— Нет.

— Ты уверен? — нахмурился Анафаэль, припомнив «короны». — А раньше?

Ноа тяжело вздохнул и выпрямился, щурясь на собеседника припухшими глазами:

— Я видел… вещи. Странные вещи, которые другие не видели. Тогда отец повел меня на испытание. То есть меня уже проверяли один раз, в детстве. Я этого не помню, но меня отослали домой. Отец сказал, они тогда могли ошибиться. Он очень хотел, чтобы я стал одним из тех, в коронах, и жил в белом замке вместе с ними.

Послушник замолчал, ковыряя грязь носком облупленного сапога. Найду не терпелось услышать продолжение истории, и он подбодрил паренька:

— Что же случилось?

Ноа провел рукавом рясы по лицу, отирая мокрые щеки:

— Он выглядел немногим старше меня — тот, кто испытывал. Корона у него была такая… прозрачная. Он вошел в мою голову. Смотрел моими глазами, а когда увидел то, что я видел, он испугался. Мне стало очень больно, здесь, — монашек приложил пальцы к вискам, потом ко лбу. — И страшно. Потом я плохо помню. Кажется, пришел большой человек, и корона у него была высокая. Цвета пропали, все стало белым. Я думал, что умер, — он снова замолчал и поежился. Поднимался ветер, ветви деревьев печально отдавали ему последние, изорванные непогодой одежды.

— Как ты попал сюда, в обитель? — осмелился спросить Найд. Он не совсем понимал, что на испытаниях пошло не так. «Может, маг попался неумелый, неопытный? Или сила, которой владел Ноа, превосходила его возможности? Нет, что-то тут не сходится».

— Меня привез отец, — тихо проговорил послушник, стараясь загладить подошвой урон, причиненный дорожке носком того же сапога. — Он тоже думал, что я умер. И перестал любить меня, — карие глаза оторвались от подсыхавшей грязи и посмотрели прямо на Анафаэля.

— Не может быть! Ведь ты его сын, — Найд возмущенно тряхнул головой. — И ты живым-живехонек!

Ноа печально улыбнулся:

— Правда? Он любил сына, который умел складывать слова. Который смеялся, когда смешно. Был мальчиком внутри и снаружи.

— По-моему, в твоих словах больше смысла, чем в речах многих. И ты… хм, — Найд окинул собеседника критическим взглядом, — мало похож на садового гнома.

Ноа машинально провел пальцами по лицу:

— А, это обман. Я — вывертень. Внутри у меня ничего не осталось, только тишина. И свет.

Найд прислушался к пустоте внутри себя. Кажется, он начинал понимать, о чем говорил монашек. «Что же могло настолько напугать вербовщика, что мальчишку так… вычистили?»

— Ты говоришь, что видел вещи, которые были не видны другим, — осторожно начал он. — А что ты видел?

Ноа съежился, глаза его тревожно забегали, будто он ожидал, что «люди в коронах» вот-вот выскочат из-за ближайшего куста.

— Пойдем, — заторопился он, поднимаясь со скамейки и таща подопечного за собой. — В лечнице, небось, тебя уже хватились. Симеон заругается, что я больного застудил.

— Не бойся, я — друг и никому ничего не скажу, — попытался убедить послушника Найд, но тот упорно тащил его обратно к лазарету прямо через лужи. Анафаэль знал, что подходящий момент упущен, но все-таки не мог не задать еще один, очень важный, вопрос: — Слушай, ты, когда меня в реке выловил, ничего в моей одежде не находил? Вот тут, за пазухой, — задыхаясь от быстрой ходьбы, добавил он, хлопнув себя по груди.

Ноа резко остановился и обернулся к спутнику, так что подбородок Найда ткнулся ему в ключицу:

— Я не вор! — прошипел монашек. На щеках полыхали красные пятна. Анафаэль понял, что задел паренька, но ему было не до церемоний:

— Понимаешь, там лежали вещи для меня очень важные. Они мне нужны. Я скоро уйду из обители, и, если ты случайно знаешь, где они…

Ноа схватил руку Найда обеими шершавыми от работы ладонями:

— Как — уйдешь?! Куда?!

Анафаэль смутился:

— Какая разница? Я благодарен тебе… вам всем за то, что спасли мою жизнь. Но я — не монах. Мое место не здесь. Как только я окрепну…

Послушник разволновался, выпустил руку Найда, заозирался по сторонам:

— Но ведь они повсюду! И в деревне побывали, я ходил за рыбой, слышал. Только в обители тебя не тронут, пока ты под розой!

Анафаэль нахмурился: «Опять эта роза!»

— Да ну?! А что этот бородатый… брат Макарий все ходит да вынюхивает?

Ноа слабо улыбнулся:

— Макарий хороший. Всегда за меня заступается. И чудовища у него как живые выходят. Я попрошу тебе показать. Его не надо бояться.

Найд задумался:

— Это он меня розой защитил?

Послушник удивленно моргнул. На нос ему шлепнулась крупная дождевая капля, заставив смешно зажмуриться. Он поднял лицо к небу, за время их разговора набухшему водой:

— Нет, ты сам ее сотворил. Когда первый раз проснулся, — и Ноа потащил онемевшего подопечного под крышу.

Аджакти стоял у края бассейна и уже в пятнадцатый раз пытался подцепить шестом плавающий в воде лист каштана. Сачок, снятый с бамбуковой палки, лежал поблизости, но воспользоваться им было нельзя — запрет Фламмы. Новый сетха оказался весьма изобретательным, когда это касалось заданий, способных довести ученика до белого каления или заставить признаться в собственной беспомощности. В прошлый раз Каю пришлось битый час проторчать посреди лужайки в стойке журавля, пока он не нашел ответ на интересный вопрос: как выглядит тень ветра? Ежу ясно, что никакой тени у ветра нет и быть не может. Но Фламма, очевидно, был не согласен с ежом и позволил Аджакти снова встать на обе ноги, только когда тот полупропыхтел-полупростонал, что тень ветра похожа на бегущие по земле облака.

В казармах товарищи, как назло, неустанно забрасывали Кая градом вопросов о новом сетхе и тех чудесных приемах, которые гладиатор успел усвоить за день. Ему пришлось сослаться на тайну, которой Фламма окружил свое учение и которую Аджакти якобы поклялся не разглашать. К величайшему облегчению Кая, ему поверили.