— Нет, — усмехнулся Кай. — Зато он кое-кого им продал. Помнишь парнишку-заставца, Философа?

— Он пропал из казарм еще до мясорубки, — Токе нахмурился, припоминая. — Поговаривали, что на него положила глаз какая-то знатная церруканка.

— Все верно. Шак-тала Лолачи купила парня и перевела в школу Дакини — там содержание подешевле. К тому же хозяйка Философа разругалась со Скавром из-за мясорубки — не хотела, чтобы ее новую игрушку покромсали на куски в первой же схватке на арене.

— Н-да, повезло парню. Но как ты-то прознал обо всем этом? — Горец подозрительно уставился на собеседника.

— От самого Философа. Я встретил его в арене Муты, под трибунами. Тебя на те игры не выставили.

— Чего ж ты раньше ничего про Философа не рассказывал? — возмутился Токе.

— Да я-то рассказывал, — усмехнулся Аджакти, — Аркон свидетель. Только вот ты, вместо того чтобы слушать, глазел на одну рыжую красотку.

— Ничего я не глазел! — Горец смутился, очевидно, вспомнив ситуацию, в которой происходил примечательный разговор. — Просто в обеденной зале шумно было, сам знаешь, как братишки горло дерут. К тому же Философ, может, уже давно через Врата Смерти вышел, причем не своими ногами.

— Это можно легко выяснить, — пожал плечами Кай. — На первой же увольнительной.

Едва слышные звуки снаружи заставили его прерваться на полуслове: Аджакти различил их только потому, что так напряженно ждал. Токе тоже выпрямился на койке с полуоткрытым ртом, ловя малейший шорох, доносящийся из-за двери. Сомнения быть не могло: скрип калитки, голоса стражников, приглушенная ругань, топот сапог по галерее — кто-то сломя голову помчался в сторону лазарета.

— Лилия! — Горец сорвался с нар так стремительно, что у него ушло несколько мгновений на то, чтобы справиться с дверью в тесной каморке. Кай бросился за ним. Хотя ветеранов и не запирали на ночь, гладиаторам запрещалось бродить по казармам после отбоя. Но Аджакти чувствовал, что остановить Токе сейчас навряд ли смог бы даже Бог-Ягуар в шестом воплощении.

Небо с вечера затянули тучи, и во дворе стояла темень хоть глаз выколи. Только у входа в казармы кто-то затеплил фонарь, и теперь желтый круг света, покачиваясь, приближался к товарищам.

Горец со свистом втянул воздух через сжатые зубы. Он, как и Кай, различил носилки и двоих бойцов, узнаваемых во мраке ровно настолько, чтобы определить — Лилии среди них не было. Мгновение — и Токе оказался в волшебном круге фонаря. Аджакти видел его отчетливо — черный силуэт на золотом фоне, склоняющийся над тем, что несли гладиаторы. Силуэт сломался, упал на колени. Ночная тишина раскололась, разбитая криком. Эхо метнулось к беззвездному небу. Кай знал, что должен быть рядом. Собрать то, что распалось, согреть, говорить слова, лишенные смысла. Но он устал. Так устал. Он закрыл глаза. Он не хотел больше ничего видеть.

Штанов послушникам, очевидно, не полагалось. Обнаружил Найд это слишком поздно — когда Макарий, целомудренно прикрыв за собой дверь кельи, оставил новичка наедине с кучкой черного сукна. Делать было нечего: его собственная одежда починке не подлежала, так что пришлось натянуть груботканый хитон и подрясник, напоминающий вдовье платье. Все лучше, чем в одном исподнем щеголять. Особенно когда Найду предстояло покинуть наконец опостылевшую лечницу.

Брат Макарий явился с утра пораньше, чтобы показать Найду монастырское хозяйство и место, где тот сможет жить, пока не решит, как быть дальше. За приют и пропитание новицию полагалось расплачиваться трудом, и задачей инока было определить, какая работа Анафаэлю по силам и к чему парень способен. Найд вздохнул, затянул потуже веревочный пояс и пригладил просившие стрижки волосы. Он отворил дверь и выглянул в темный сводчатый коридор:

— Я готов.

Монах решил начать экскурсию с послушаний, находившихся вне главного здания монастыря. На пути через сад и огороды он терпеливо описывал распорядок жизни обители, которому теперь Анафаэлю предстояло подчиняться:

— Обедня начинается у нас в пять утра, вечерняя служба — в половине шестого, потом — заутреня. Иноки и новиции живут по послушаниям. Лечебный корпус ты уже видел. А вот там — садовый, — Макарий махнул в сторону низенького длинного строения, белевшего за рядком всклокоченных слив. — Ноа там обитает. Ему нравится на природе работать, и руки у него для этого дела подходящие — видел бы ты, какие у него тыквы замечательные растут! Из соседних монастырей приезжают, дивятся. Да я тебе покажу! Вот пойдем в погреба… — С подобными речами, размахивая руками так, что широкие рукава рясы поднимали ветер, бородач протащил Анафаэля через подземные кладовые, квасную, молотильню, коровную, свечной и хлебный корпуса, конный двор и многочисленные мастерские — от шорной и слесарной до столярной и жестяной.

Впервые Найду выдалась возможность представить себе, насколько велико хозяйство обители, и сколько людей занимается его обслуживанием. Всюду кипела работа — монахи, послушники и насельники варили квас, мед и свечи, обихаживали скот, подковывали лошадей, молотили зерно и пекли хлеб.

Хоть брат Макарий был весьма среднего роста, ноги у него под рясой оказались длинные. Шагал он, по крайней мере, размашисто, и Найд, отвыкший от движения и свежего воздуха, быстро запыхался и выбился из сил. Да еще и непривычная одежда путалась между колен, так что парень спотыкался, а на лестницах наступал на собственные полы. Любопытные взгляды обитателей монастыря и прячущиеся в бороды улыбки, которые он приписывал своей неловкости, заставляли Анафаэля робко жаться к провожатому. Он никогда раньше не встречал так много незнакомых людей сразу — разве что на ярмарке, но там никто не обращал на него внимания, а тут…

Заметив его состояние, монах замедлил темп и повернул обратно к главному зданию. Снова войдя под высокие беленые своды, Макарий повел новиция мимо крыла певчих и остановился перед тяжелой дверью, украшенной медными полосами с литыми узорами.

— Я, э-э… — инок потеребил бороду, нерешительно положив ладонь на ручку в форме розового бутона, — пообещал Ноа показать тебе кое-что. Не знаю, будет ли тебе интересно, ты ведь… Гхм, — Макарий смущенно откашлялся, скомкав фразу, и без всякой связи с предыдущим закончил: — Я работаю здесь. В скриптории, то бишь.

Монах толкнул массивную створку внутрь. Ступая по пятам за бородачом, Найд оказался в просторном помещении с высокими потолками и рядом арочных окон, через которые струился холодный дневной свет. За пультами и конторками трудился десяток братьев и примерно столько же послушников, но в скриптории стояла благоговейная тишина, нарушаемая только царапаньем перьев и шорохом переворачиваемых страниц. От обилия свитков и оплетенных в телячью кожу томов у Найда перехватило дыхание: «Какое сокровище!» В воздухе висел запах пыли, свежего пергамента и красок, от которого приятно защекотало в носу. Это напоминало занятия с Сибелиусом в Гнезде. «Свет! Как же давно это было, будто в другой жизни».

— Здесь создаются летописи обители и переписываются священные и исторические тексты, — с гордостью пояснил Макарий, проходя между рядами конторок. Найд топал за ним, подобрав полы, стараясь не задеть наваленные на столах свитки и не свернуть на пол баночки с пахучими красками. — Здесь же живописцы раскрашивают книги, украшая их буквицами, орнаментом и образами.

Монах подвел новиция к свободному пульту, на котором покоилась раскрытая на середине книга.

— Вот, посмотри, — Макарий ободряюще кивнул Анафаэлю.

Найд послушно сделал шаг вперед. Иероглифы тан выстроились на странице ровными рядами, выведенные уверенной, набитой в каллиграфии рукой. Он едва позволил себе скользнуть по ним глазами — монах не должен был заподозрить, что мнимый подмастерье кожемяки умеет читать. Тут взгляд Анафаэля упал на поля фолианта, и парень чуть не ахнул. В искусный орнамент, окружавший текст, были вплетены медальоны, по три на страницу. Каждый заключал в себе мастерски выполненный рисунок. На теле дракона можно было различить мельчайшие чешуйки, казалось, он вот-вот оживет. Страшные глаза человека в другом медальоне сияли так, что Найд с трудом подавил в себе желание захлопнуть книгу. Лиловая аура вокруг черноволосой головы указывала на то, что это был маг.