– Ты испугался… А клялся напоить меня из княжеского черепа! И обещал старушьи космы на бунчук! Не ты ли говорил, храбрясь: “Рекою Ра славянам не владеть! Итиль ей имя на веки веков”!?. Ты устрашился князя. Ты меня предал!

– Не предавал! Однако же поверил: он воплощенье Света. И ежели так, то мы, брат, Тьма. Не устоять пред ним!

– Ступай, ты не достоин, чтобы тебя ставить рядом даже погонщиком верблюдов.

Некогда грозный царь Биляр смиренно опустил главу и молвил виновато:

– Послушай, брат… Коль бог дарует ныне не победу, а ужас пораженья, знать, мы и в самом деле Тьма! Но булгары, сыновья Тогармы, воплощали Свет! Народ наш вольным был!.. Что же случилось с нами?! Когда же мы утратили свой образ?

– Я не желаю сего слышать! – Приобщенный Шад ногою топнул.

– Ты, говорят, стал всемогущим, – заговорил Биляр со страстью. – И обладаешь беспредельной властью. Так не губи народ! Спаси от гибели! След бы тебе сейчас же замириться с Русью! Уйди с ее путей, оставь устья рек и берега морей – то, что народам Ар принадлежит от веку. Мы ж соберем свои племена и уведем их за Урал, в земли, откуда вышли. И будет мир.

– Мир? – взъярился каган. – Нарушить заповедь дедов? Предать труды отцов? Великого Исайи, который нас привел сюда, сказав, вот ваше место, владейте сей землей и процветайте?.. А мир тебе предложен князем? Он наустил покинуть степи и уйти в пески за Камень?.. Он! И ты его послушал?!

– Мне Святослав сказал: “Владей своим народом. Но на пути не стой!”. Булаву мне оставил… – Биляр взглянул из-под бровей. – Ты сейчас владыка, и вся Хазария под твоей властью, брат. Нет более кагана, который жил чужим умом и таинства жизни постигал у иудейских мудрецов. Ты же булгар! Ты сын Тогармы! И нам ли, вольным кочевым народам, стоять против Руси, пороча их святыню – реку Ра, – и заслонять дороги? Иль нет у нас своих путей и звезд над головами, кроме той, что была над башнею в Саркеле? Чужая степь, чужие реки и чужие звезды… Уйдем же, брат! Там, за Уралом, на озере Арал нет благ великих, как здесь; там пески, верблюды и колючка. Но все это – дороже злата! Я тайно ездил на Арал, там земля наших отцов, там наше небо. Круг кочевой нас еще помнит!

– Так наше место – на Арале? – переспросил каган. – Что-то слышал… Да только не бывал в песках. И хорошо там?

– Там скудно, – чуть оживился царь булгар. – Нет трав, , как здесь, прекрасных рек и голубых ручьев – лишь соль и огненное солнце… Но я вкусил там волю! И помню до сих пор…

– Земля обетованная?.. Глупец! Она не в той стране. Ужель и этого не знаешь? Хан Аспарух достиг ее!

– У каждого народа своя земля и свой обет! Ты ж вздумал поискать земли чужой…

– Это Земля Сияющей Власти! Кто овладеет ею – тот овладеет миром!

– Мне жаль, о всемогущий брат! Ты разум потерял! Власть ослепила… Да, Аспарух достиг Балкан. Но что же стало с ним? Кто ныне те булгары, что ушли за ханом? Нет более булгар. Что будет с малым ручейком, когда он встретит на пути реку великую, подобную Итилю?.. Народы Ар их растворили, и ныне они суть славяне. То же и с нами станет. Вместо Сияющей Власти над миром – забвение, ибо над головами нашими опять восстанут чужие звезды. Но и сего не будет! Поскольку Святослав сюда идет! Отверзни слух, услышь! Он уж изрек: “Иду на вы!” Сейчас он будет возле стен Итиля! Разве не слышишь громогласный клик судьбы?! “Иду на вы!”

– Так Святослав вернул булаву? – вдруг вспомнил Приобщенный Шад. – Где же она? Где твоя власть?

Биляр достал из-за пояса булаву золотую, с шипами из камня-самоцвета.

– Это всего лишь знак власти, и силы не имеет. Как и Земля Сияющая: светит и приносит блага только сынам своим, кому она – суть отчая. – Биляр подал булаву. – Коль пожелаешь, брат, возьми вкупе с бул-гарским царством. Владей… И не ищи другой, над миром!

Каган осмотрел ее, полюбовался, поднял над головой в деснице и внезапно, со звериным ревом, ударил брата. Череп разбился надвое и мозги разлетелись по палатам.

– Не имеет силы? – спросил он мертвого, швырнув в него булаву. – Теперь ты убедился, что значит один лишь символ власти?

– Иду на вы! – гремело по степи.

И тварь всякая, рожденная от ночи и жить способная лишь под покровом тьмы, ползла, бежала прочь. По зимним ковылям, так и не познавшим снега, по балкам, буеракам катился вал нечисти; сраженный, иссеченный змей смердил, свергаясь в моря и реки. И мутная вода бежала вниз, своим великим кругом, омывая землю, а вслед за ней всходила зелень, степь расцветала и наполнялась жизнью.

Княгиня ездила с дружиной то в полдень, то в полунощь, иль устремлялась на закат, чтобы потом помчаться встречь солнцу: везде ей слышался сей грозный вызов и чудилось – сын с полками скачет, вот пыль вздымается, и топот множества копыт грохочет по земле, заставляя содрогаться холмы и камни.

А то вдруг наяву позрит походный строй, рубахи холстяные и во главе похода – князь с сыновьями; неспешно едут мимо, казалось, руку протяни – достанешь! Она звала сначала сына, потом кричала внукам – ее не слышали и проезжали мимо, и хоть бы оглянулся кто! Взрезвив коня, княгиня бросалась к Святославу, наперерез летела, но всякий раз, как неумелый отрок, стреляющий из лука, была не в силах упредить цель. Сын уходил вперед, а мать оказывалась сзади, в тучах пыли…

На берегу реки священной, Ра, когда княгиня совершила круг и снова очутилась возле стен Итиля, позрела, как дружина Святослава идет на приступ!

Не чародейским образом, не колдовством, не волхвованьем покоряла город – а молва такая касалась слуха беспрестанно, – по древнему обычаю, ради победы жизнь презревши, растелешенной шла, без броней и кольчуг. Сыновьи витязи карабкались по лестницам под страшным камнепадом, низвергнутым со стен, под градом стрел, под ливнем смоляным и греческим огнем. И бились насмерть! Ветер вздувал рубахи, мечи лучились в дланях, но скрестившись с Тьмою, гасли, кровь алая окатывала стены и светилась, ровно пламя.

– Ра-ра-ра! – гудел тысячеголосый хор, творя молитву к солнцу.

И даже павшие под стенами Итиля шептали мертвыми устами сие имя:

– Ра, Ра, Ра…

Сам Святослав не наблюдал за битвой, как пристало полководцу, а был средь ратников, ловившись с ними, словно кольцо кольчуги. И только оселедец – символ божественности рода – и дар Валдая в яростной деснице выказывали князя, и Ольга, охваченная знобким страхом, на миг забыла, зачем столь времени скиталась по степям, что привело ее к хазарскому Итилю. И долго так стояла, покуда сын, висящий меж небом и землей, на стену не пробился и не ступил на ее гребень. Он обернулся, чтоб за собой позвать, но страстный взор его столкнулся с материнским взором.

Дружина, что пришла с княгиней, стояла полукругом, за спиной у войска Святослава, штурмующего крепость, и копья навострила…

Уж и хазары взликовали, предчувствуя, как русь сейчас сойдется в поединке под стенами Итиля, и, жаждущие междоусобной крови, закричали Ольге:

– Избавь от смерти, о, просвещенная княгиня!

– Избавь от варвара!

– Ударь его! Сразись!

– Господь тебе простит!

И, гораздые к лукавству, воспели славу ей и даже крест над крепостью подняли, сооруженный из бревен – тех самых, кои бросали со стен на головы.

Князь спустился на землю. А яростная битва на забрале вдруг замерла, остановилось все, сгустилось время, так что птицы, летевшие над степью, повисли в воздухе. И только Святослав с мечом в руке мог двигаться в пространстве и шел не торопясь, вразвалку, да ветер несся над землей…

– Мне ведомо, что ищешь, – меч вкладывая в ножны, промолвил он. – Да токмо все напрасно, есть ныне супостат, с кем я затеял поединок на берегу священной Ра. А ты ступай-ка в Киев, затворись там и сиди.

Княгиня голос обрела, наехала конем.

– Ты мне указ чинишь? Но ты не господин мой, а я не твоя раба или служанка! Я вольная жена и старшая в роду и на престоле!

– Вот и владей своим престолом, а на моем пути не стой!