— Скажи мне, дорогая, — начал Джон, — почему ты так настроена против брака с Фабианом?
— Потому что он мне не нравится, — отозвалась Мисси.
Джон усмехнулся.
— Я не могу не восхищаться твоим упорством, но ведь любому дураку ясно, что вы с ним прекрасная пара.
— Ха!
— И стало быть, дочь моя, не стоит противиться своей участи.
Мисси широко раскрыла глаза; отец вряд ли понимал, сколь иронично звучит для нее это утверждение.
— Почему бы и нет? — с вызовом спросила она, дерзко вздернув подбородок. — На каком это камне высечено, что я никогда не стану чем-то иным, как только чьей-то женой и племенной кобылой для производства детей?
Джон вздохнул, сочувственно улыбнувшись дочери.
— Уж так заведено в этом мире, дорогая. Женщинам суждено становиться женами и матерями, равно как мужчинам суждено заниматься делами и политикой. — И добавил, кивнув в сторону Джозефа: — Как и неграм суждено выполнять для нас физическую работу.
Мисси тотчас вспомнила Дульси.
— Вот еще что, па. Мне не нравится, что у нас на плантации есть рабы.
— Прошу прощения? — удивленно хмыкнул Джон.
— Она взглянула на него в упор:
— Я считаю, па, что ты должен освободить рабов.
— Ты, верно, шутишь.
— Вовсе нет.
— Освободить их для чего?
— Чтобы они могли жить, как им захочется — работать, создавать семьи…
— В жизни не слыхал ничего более нелепого! — закатил глаза Джон. — Если бы я освободил рабов, мы бы лишились рабочих рук на плантации, да и сами негры без нашего попечения и руководства просто не знали бы, что делать.
— Ой, не смешите! — воскликнула Мисси, — Неужели ты на самом деле осмелишься утверждать, что чернокожие люди не в состоянии сами о себе позаботиться?!
— Нет, но…
— Я просто видеть не могу, когда людей держат в кабале! — воскликнула она.
Джон с опаской посмотрел на Джозефа, но потом решительно прошептал:
— Мисси, не забывай, что нас могут услышать. Наши темнокожие вовсе не живут в кабале. С ними очень хорошо обращаются…
— А я видела, что некоторые работают по воскресеньям, — возразила она.
— Только те, кто хочет получить лишние продукты. Вообще же у них каждую неделю есть выходной, дабы посетить церковь и побыть со своей семьей.
— Ого! Речь, достойная белого человека! — бросила она.
Джон вспыхнул и проговорил отрывисто и холодно:
— Мелисса, не забывайтесь!
— Не смейте мне указывать!
Джон погрозил дочери пальцем:
— Придется, дочь моя, иначе вы проведете вечер в своей комнате, а не в приятном обществе! И вот еще что, я не желаю больше ни минуты продолжать с вами этот нелепый разговор! И советую вам не совать свой нос в дела, которые вас не касаются. Лучше подумайте о том, чтобы назначить день вашей свадьбы, как положено послушной дочери.
Джок повернулся и, исполненный негодования, двинулся прочь, а ей страшно захотелось топнуть ногой.
Вскоре начали прибывать гости, и Лавиния послала за Мисси, чтобы та встречала в холле друзей. Мисси послушно поплелась на зов и стала подле родителей. Мимо них проплывала бесконечная вереница очаровательных джентльменов в черных фраках и изящных леди в ослепительных бальных платьях, и Мисси усердно выказывала каждому свое расположение. Кое-кого она уже встречала на церковном базаре, но большинство были ей совершенно незнакомы. Нескольким парам Лавиния тактично объяснила, что у дочери после падения с лестницы что-то произошло с памятью. Мисси тотчас поймала на себе несколько любопытных взглядов. Значит, в городе говорят о ее выходках — не столько о падении с лестницы в день свадьбы, сколько о том, что она подбила своих подруг взбунтоваться против мужей и продавала поцелуи на церковном базаре.
Вскоре приехали Антуанетта и Люси со своими мужьями. На сей раз настроение супругов было, очевидно, получше, и они даже посмеялись все вместе над тем, что Филиппа с Чарльзом все еще не вернулись из Кентукки. Внезапно сзади раздалось чье-то покашливание. Обернувшись, Мисси увидела Фабиана. Выглядел он потрясающе — приталенный фрак из черного бархата, темные панталоны и плиссированная рубашка с белым шейным платком. При виде его Мисси охватило волнение.
— Добрый вечер, милая Мисси, — протянул он, подходя к ней и целуя ей руку.
— Добрый вечер, Фабиан, — жеманно улыбнулась она.
— Боже, как вы хороши! — продолжал он, в его бархатном голосе звучали саркастические нотки. — Можно ли надеяться, что сегодня в кои-то веки ваше поведение будет соответствовать вашему обличью блестящей леди?
Мисси яростно сверкнула глазами. С тех пор как она обыграла жениха на базаре, он держался с ней холодно и отчужденно. Виделись они с тех пор всего несколько раз — в церкви, в театре и на званом обеде, где она была вместе с родителями; при этом он никогда не упускал возможности беспощадно съязвить. И его поведение вызывало у нее отчаянное желание досадить ему так же, как он досаждал ей.
— Ждите больше! — прошипела она.
Внезапно перед ними остановилась весьма пожилая чета. Улыбнувшись, Фабиан обратился к Мисси:
— Дорогая, вы помните моих бабушку и дедушку — Аннет и Пьера Лабранш?
Глядя на беловолосых дряхлых старичков, Мисси смущенно протянула руку:
— Как вы по… то есть… очень рада повидаться с вами.
— Я просто счастлив, дорогая, — галантно проговорил Пьер, целуя ей руку.
— Мы так рады, что ты поправилась, Мелисса, — добавила Аннет, целуя ее в щеку.
Мисси немного поболтала с этой супружеской четой, стискивая зубы всякий раз, когда старички прозрачно намекали на то, что желали бы услышать новую дату свадьбы. Наконец ей удалось улизнуть, сославшись на необходимость помочь матери.
Пока прибывали новые гости, Мисси с Фабианом вращались среди них порознь, не обращая друг на друга внимания. Но вот Мисси случайно заметила, что он разливает пунш двум самым красивым в Мемфисе девушкам, и кровь ее закипела. Едва струнный оркестр заиграл быстрый вальс и по залу закружились пары, как Мисси стала танцевать со всеми желающими, благо в партнерах недостатка не было. Получив приглашения от Робертсона Топпа, Юджина Мейджевни и Дэвида Портера, Мисси приписала эту внезапную популярность своему поведению в тот злосчастный день, когда она продавала свои поцелуи.