Заказал по срочной, — ответил ассистент, глядя на телефонный аппарат так, словно хотел его загипнотизировать. — Вот-вот будет!

La Rose Noire, — буркнул Лукас и помахал рукой в воздухе, стараясь разогнать сигарный дым, стеной стоявший в комнате.

Тем временем "кадиллак" мистера Оуверсиза, объехав полицейского-регулировщика, развернулся на Штернплац и помчался к центру города.

Пчелка сидел, точно приклеившись к окну, и широко открытыми глазенками смотрел на людей, автомобили и трамваи. За все это время малыш даже не пикнул. Тем громче спорили остальные трое ребят.

Да у него ни на грош нет чутья сыщика! — кипятился Шериф. — Этот тип — просто дырка от бублика!

Во всяком случае, протокол он обязан был составить! — заявил Оуверсиз-младший. — В любом настоящем детективном фильме первым делом всегда составляют протокол.

Точно! — подхватил Шериф. — А мы еще платим налоги! — Он возмущенно высморкался. — Кстати, как#я наглость этот намек насчет детского сада!

Ну, он имел в виду Пчелку с воздушным шариком.

Тем не менее, — стоял на своем Френсис. — Как полисмен, я хочу сказать, как комиссар он должен проверить каждый след.

Ясное дело! — согласился Шериф. — Этот тип ничего не соображает. Такой комиссар уголовной полиции для любого преступника — просто рождественский подарок! Позор! К сожалению, — Шериф горестно втянул голову в плечи, — к сожалению, это так, я уж не говорю о его манерах. Вы уж извините нас за него, мистер Оуверсиз!

В парке напротив красного кирпичного здания уголовной полиции сидели на скамейке двое. Один из них был совсем еще молодой. Оба держали перед собой развернутые газеты — "Абендблатт" и "Эхо".

— Погодка — просто класс, — сказал тот, который держал перед собой вечернюю газету "Абендблатт".

И тем не менее это безумие, — буркнул тот, который читал "Эхо".

Что безумие, позвольте спросить?

Что мы сидим здесь, прямо под носом у уголовной полиции.

А вот и ошибаешься, — сказал "вечерочник", и брючины, видневшиеся из-под газеты, улеглись друг на друга. — Чем ближе ищейки, тем безопаснее для нас.

Теория! — буркнул тот, что держал "Эхо".

Опыт! — ответила "вечерка". — Но чтобы это понять, ты слишком молод, у тебя молоко на губах не обсохло.

А я уверен, что надо было смываться сразу!

Да что ты говоришь!

Мы уже могли быть где-нибудь в Швейцарии, или Италии, или…

В тюряге, — невозмутимо ответил голос из-за "Абендблатт".

Это почему?

Да потому, что ищейки, конечно же, сразу перекрыли все границы. В тот момент нас все искали и все шли по следу — до последней патрульной машины и деревенского полицейского. Против этого есть только одно средство.

И какое же?

Ждать да чаек попивать.

Для меня это слишком умно!

Нет, это слишком просто! За это время произойдет множество других более свежих ограблений, и про нас потихоньку забудут. Ты же видишь по газетам! Вначале были крупные заголовки на всю первую полосу, а теперь мы стали маленькими и сдвинулись в нижние уголки, куда-то между дорожными происшествиями и прогнозом погоды.

Значит, скоро все будет спокойно и мы сможем…

Завтра пятница. А по пятницам мне всегда везло, — задумчиво сказал мужчина, державший "Абендблатт".

Так значит, — взволнованно сказал парень с газетой "Эхо", и руки его при этом задрожали, будто случилось землетрясение, — значит, смываемся завтра?

Мы не смываемся, ты, молокосос! Мы покупаем билет в спальный вагон первого класса, и если ты не хочешь, чтобы нас схватили с поличным, ты заставишь себя говорить прилично, без этого дурацкого жаргона, понял?

А как же деньги?

Их нам принесет носильщик на перрон! Не беспокойся! — ответил тот, который держал "Абендблатт", и сладко зевнул.

Ты и меня обдуришь, как всех остальных! — Это прозвучало так, словно на скамейке парка вдруг оказался здоровенный бульдог, прикрывавшийся газетой "Эхо".

Примерно в то же самое время юный Оуверсиз сидел в холле "Атлантика", закинув ногу на ногу, в глубоком мягком кресле, и его правая рука вертела ключ от номера 310. На дверной ручке находившегося напротив Голубого салона все еще болталась табличка с надписью "Не мешать".

Петер снова занял место у стеклянной двери. В этот момент у него было много дел — только успевай поворачиваться. К подъезду направлялась компания датских туристов, которые ходили послушать игру колоколов на башне ратуши. Большая стрелка часов над стеклянной кабиной портье скакнула в самый низ, на цифру шесть. Дверь Голубого салона оставалась наглухо закрытой. Френсис подбросил вверх свой ключ, поймал его снова, выбрался из глубокого кресла и, улыбнувшись Петеру, поплелся к ресторану.

В этот момент произошли две вещи: во-первых, в дверях появился курьер, разносящий срочные телеграммы, и спросил мистера Оуверсиза; одновременно раскрылась дверь Голубого салона. Поскольку вначале не было видно ничего, кроме стены табачного дыма, возникало впечатление, что в салоне вспыхнул пожар. Но потом появился мистер Оуверсиз и другие участники конференции, все они курили толстые сигары или короткие трубки.

Хэлло! — воскликнул мистер Оуверсиз и направился к кабине портье. — Узнайте, пожалуйста, когда ближайший рейс на Лондон! — В руках он держал телеграмму. — Где мой сын?

В ресторане, — ответил Крюгер, одновременно хватаясь за телефонную трубку. — Относительно самолета я сейчас же выясню.

Спасибо, — сказал мистер Оуверсиз и пошел в сторону ресторана. Следом за ним тянулись облака дыма. Они повисали в воздухе, словно кто-то развешивал их сушиться на невидимой веревке.

Привет, пап! — замахал ему рукой Френсис.

Мистер Оуверсиз направился к его столику и сел рядом. Френсис извинился, что не дождался отца:

— Знаешь, я просто умирал с голоду!

Мистер Оуверсиз только кивнул и выпустил очередное облако дыма.

— Проклятая история! — вдруг заворчал он и положил на стол телеграмму. — Мне срочно надо в Лондон. Возможно, меня не будет дня четыре, может быть, пять. Останешься тут или поедешь со мной?

Ну папа! — укоризненно произнес Френсис, уставившись в белую скатерть.

I am sorry, — пробормотал мистер Оуверсиз. — Но обещаю тебе, что если на этот раз договор будет у меня в кармане, никаких заседаний и совещаний целых два месяца. Поедем отдыхать!

В этот момент в дверях ресторана появился Петер.

— Генерального директора Павловски к телефону!

Френсис сразу узнал знакомый голос. Когда Петер проходил мимо их столика, Френсис довольно подмигнул ему правым глазом.

Петер подмигнул в ответ, продолжая выкликать:

Господин генеральный директор Павловски, вас просят к телефону!

Ну, что будем делать? — спросил мистер Оуверсиз, который, судя по всему, ничего не заметил.

Здесь хоть Джимми с машиной, — размышлял вслух Френсис. — А в Лондоне ты наверняка будешь занят так же, как тут.

Значит, остаешься?

Знаешь, у меня к тебе просьба: ты не мог бы поговорить с директором отеля…

Тут Френсис посмотрел на соседний столик. Некий господин, маленький и толстый, в черных роговых очках и с очень розовым лицом, жестами подозвал посыльного и спросил:

В чем дело?

Вы генеральный директор Павловски? — вежливо поинтересовался Петер.

Вроде бы да, — с улыбкой отвечали черные очки в роговой оправе.

Вас к телефону, звонят из Парижа!

Так, так, наконец-то! — воскликнул толстенький господин и, быстро утерев салфеткой розовое лицо, выскочил из ресторана.

Петер последовал было за ним. Но в этот момент его позвали к столику, где сидели отец и сын Оуверсизы.

Эй!

Да, мистер Оуверсиз?

Мне надо срочно поговорить с директором Адлером.

Будет исполнено! — сказал Петер и уже собирался уйти, но тут снова раздалось: