Вы не ослышались! Ребенок принял темную магию, магию сильнейшего темного, магию самого делорда, которую впитал в себя словно родную. Теперь он обладает двумя видами магии: и темной, и светлой. Как же так, спросите вы? Этот же вопрос наша редакция желает задать его светлости, а также совету магов и ордену наваитов!

Пророчество сбывается, леди и лорды, эстресс и эстры!

Пророчество, в котором говорится, что ребенок, дитя двух магий, объединит два мира!

Неужели магическая стена падет, а Ардахейм и Фарахейм объединится? Неужели проблема с магическим дисбалансом будет решена?

Невольно вспоминается недавний случай рождения ребенка без магии, который не прожил и пары минут. Чем поможет двуликий ребенок? Может, он наоборот навсегда закроет завесу, возвращая все на свои места, возвращая баланс двух магий, которые не могут сосуществовать рядом? Или же он. уничтожит магию вовсе?

Эти и многие другие вопросы вертятся у нас в голове. И уже в следующем выпуске мы их зададим настоящему знатоку магических наук – главе ордена наваитов ”

– У кого‑то слишком длинный язык, – ровно произнес я, и Света нахмурилась.

– Неужели эстресс Марисель?..

– Нет, это придворный целитель, магистр Ревиоли…

– Как он мог?! Зачем ему это?

– Он всего лишь поделился будоражащей новостью со своим учеником, – ответил я, слегка поморщившись, вспоминая нелепые оправдания придворного мага, – а тот поспешил подзаработать на этом. К сожалению, привлечь к ответственности я не могу ни того, ни другого, хотя оба уже потеряли свое положение.

Света вздохнула и положила руки на живот. Её забота о нашем ребенка всякий раз меня поражала и вызывала самые теплые чувства.

– Что же теперь будет? Я рада, что они не восприняли новости отрицательно, даже находят свои плюсы, но это ровно до того момента, пока народ не узнает настоящее пророчество, – произнесла Света и прикусила губу. – Анвэйм, еще не поздно спрятать меня где‑нибудь? Или можно инсценировать мою смерть, поселить меня в каком‑нибудь домике подальше от столицы…

– Нет, – ответил я. – До родов осталось не так много времени, если верить словам эстресс Марисель. Главное сейчас – тебе не волноваться. Ты остаешься во дворце, прятать тебя от чужих глаз уже бессмысленно. Новость все равно просочилась в массы.

– Что будем делать, когда выйдет статья с главой наваитов?

– Не выйдет, – ответил я, сам отчаянно желая верить в свои слова. Но и допустить волнение Светы было нельзя: ей нужно беречь и себя, и ребенка. – Я уже принял соответствующие меры: все редакции Ардахейма запечатаны, а сотрудники взяты под наблюдение. Подпольными типографиями уже занимаются.

Девушка облегченно вздохнула и погладила живот. Я неожиданно улыбнулся. Она поймала мою улыбку.

– Ты завтракал?

– Еще нет.

– Тогда позавтракаем вместе, раз мой переезд в далекое поместье отменяется?

– С удовольствием, – кивнул я и поднялся на ноги, после чего подал руку Свете.

Она вложила свои пальцы, и я слегка сжал их. Мне не хотелось разрывать зрительного контакта, хотелось вечно смотреть в глаза, в которых одна эмоция так быстро сменяется другой. Хотелось быть вечно рядом с ней.

Едва мы вышли из кабинета, как столкнулись с Артеймом. Он тоже растерялся, увидев нас, после чего его взгляд упал на Свету и он прищурился.

– Так это правда, – пробормотал он и посмотрел на меня. – Ты понимаешь, что натворил, Анвэйм? Ты создал двуликого ребенка!

Света сделала осторожный шаг назад, словно прячась за моей спиной. Я же не сдвинулся с места, даже не моргнул. Эмоции Артейма были слишком “громкими”: гнев, ненависть и. страх. Отчетливый страх. Да он сам верит в то, с чем борется! Не просто пытается использовать пророчество как инструмент смены власти, а действительно верит в него.

– Я в полной мере осознаю всё происходящее, а ты? – спросил я. – Анализируешь события или глупо веришь безумным пророчествам нашего деда?

– Безумным пророчествам? – рыкнул Артейм. – Вот какого ты мнения? Вновь решил покрасоваться, показать, какой ты всесильный, пойти наперекор судьбе? – Он усмехнулся. – А я‑то думал, какие мотивы заставили тебя пойти на такой шаг, все не верил, что такая ледышка как ты способен влюбиться в темную. Нет, это не про тебя, а вот бросить вызов судьбу, как ты называешь, безумному пророчеству – вполне в твоем стиле. Скажи, а идея напитать ребенка темной магией тоже принадлежала тебе?

Я молчал, хотя внутри меня что‑то оборвалось. Артейм знал меня лучше меня самого. Он был старше меня, видел, как я взрослею и меняюсь, видел мои промахи и достижения. Да, доля правды в его словах есть. Когда Аламинта пришла ко мне, умоляя сохранить ребенка, в какой‑то степени моя гордыня сыграла решающую роль: именно из‑за собственных гордости и уверенности, что именно мне удастся усмирить судьбу, бросить ей вызов, я спас плод, не дал ему умереть, хотя мог просто махнуть рукой и всё бы закончилось.

Я бы никогда не встретил Свету. Ничего бы этого не было. Но я слишком самоуверен, слишком спесив, чтобы позволить случаю в тот момент решать судьбу еще только зародившегося ребенка.

– Всё не так, – произнесла Света, подавшись слегка вперед, я выставил руку, призывая её к молчанию, но она словно не слышала меня, – он пытался спасти нашего ребенка. Он бы погиб без темной магии…

– Так и дали бы ему погибнуть! – закричал Артейм. – Он опасен! Как вы не понимаете? Он вообще не должен был существовать! Вы совершили ошибку.

– Не тебе судить и называть ребенка ошибкой, – угрожающе произнесла Света.

Надо же, какая она удивительная: когда на неё напали участницы Отбора, она стушевалась, но когда один из самых могущественных людей Ардахейма набросился с оскорблениями на её ребенка, она готова напасть на него голыми руками. Это вновь… восхитило.

– А тебе, иномирянка, слова не давали, – рыкнул Артейм, прищурившись.

Света оступилась, и я придержал её за талию, прижав к себе. Брат перевел взгляд на меня.

– Ты же понимаешь, Анвэйм, что эта информация дойдет до газетчиков?

– Понимаю, – кивнул я. – От тебя можно ждать всего, что угодно. Только в следующий раз, когда подумаешь выкрасть мать моего ребенка, прикрываясь темными, то знай, что я больше не буду следовать букве закона. Моя магия, – я ступил ближе, задвигая Свету себе за спину, – может в любой момент вырваться из‑под контроля и ненароком кого‑то. убить.

– Ты угрожаешь?

– А ты? – хмыкнул я, и Артейм склонился в поклоне.

– Прошу прощения за резкость, ваша светлость. Я слишком взволнован новостями.

– Бывает, – холодно откликнулся.

– Прошу простить меня за спешку. Дела.

– Разумеется.

Артейм развернулся на каблуках и быстрым шагом преодолел коридор. Света мелко задрожала, и сама прижалась ко мне, спрятав лицо у меня на груди.

– Тише, все будет хорошо.

– Почему все так сложно? – спросила она сипло. – Почему просто нельзя казнить неугодных?

Я негромко рассмеялся.

– Неужели эти кровожадные слова прозвучали из уст столь невинной девушки?

– Они посмели нападать на моего ребенка, – пробурчала она, заметно расслабившись. Я приподнял её подбородок, заглянув в глаза.

– Они его не тронут, обещаю.

– Он знает, что я – иномирянка. Значит, магистр Энерад все же был предателем?

– Выходит так, – согласился я, нахмурившись.

– Как люди отреагируют на подобное?

– Света, неужели ты думаешь, что Артейм так глуп, чтобы пойти и сейчас обнародовать эту информацию? Рассуди сама: ему сейчас выгодно, чтобы вся ненависть народа была направлена на меня из‑за двуликого ребенка. Примешивать сюда иномирянку им явно не с руки – это только собьет людей с толку, а я могу потребовать доказательства, обвинив Артейма в клевете. Доказать твою иномирность невозможно, пока в тебе ребенок. А вот потом…

– Во мне нет магии, – поняла Света, вздохнув. – Это будет главным аргументом?

– Доверься мне. Ребенок должен родиться здоровым. А для этого надо, чтобы ты не волновалась и заботилась о себе, хорошо?