Я концентрируюсь на том, чтобы затемнить мой мысленный мир и почти мгновенно возвращаюсь в библиотеку, сижу напротив Смита, всматриваясь в камень, пальцы на висках.

— Чёрт возьми! — говорю я, отрываясь от него и отпускаю кулон. Тот катится по столу. — Это правда произошло?

Смит смотрит на меня подняв бровь.

Я двигаю руками и ногами, выпрямляю спину. Несколько секунд назад я была полностью измотана. Но теперь я не чувствую усталости. Изнуренная усталость, которую я так хорошо помню — это не что иное, как память.

Потому что это было физически не так, как сказал Смит.

— Это сработало? — спрашиваю я.

— Действительно ли ты изменила то, что должно произойти? Да, — уверенно говорит Смит, поднимая ожерелье и кладя его в маленький бархатный чехол. — Ты измучила себя, ты не сможешь сражаться с видениями пару дней.

— Я всё равно этого не делала, — говорю я, чувствуя себя слишком морально усталой, чтобы понять, что не должна признаться в этом.

Врать кому-то, кто был у меня в голове? Я стряхнула эту мысль, чувствуя себя неуверенной на многих уровнях.

— Это, наверное, хорошо, — говорит он. — Если Вселенная даст тебе больше видений, которые имеют какое-либо отношение к убийствам, тебе захочется их увидеть.

— Почему ты не устал?

— Я ничего не делал. Ты должна понять, Шарлотта, я как руководство по эксплуатации. Я знаю, что делать, но на самом деле у меня нет никакой силы. Без тебя я бесполезен.

— Значит, это всё? — поднимаясь спрашиваю я.

— Пока что. Ты спасла ему жизнь, никогда не пренебрегай этим. Но убийца все ещё на свободе.

— Ты считаешь, что это всё один и тот же человек?

Он хмурит брови.

— Я обдумывал это миллион раз. Различные методы, различия в жертвах, и нет… «Подписи», я думаю, ты бы назвала это так. Он поворачивается ко мне. — Но разве это не похоже, что это тот же парень?

Я киваю, когда он тоже высказывает моё подозрение. Я подозреваю, что все в Колдуотере думали так.

— Может быть, он новичок и пока не остановился на методе. Возможно, Бетани тоже была случайностью. Может быть, он не собирался убивать её прямо сейчас. Он пожимает плечами и постукивает по полу одним башмаком. — Но, если это тот же парень, есть вероятность, что он снова убьет.

— Еще, после Джесса? — говорю я и мои внутренности сжимаются сотнями страхов сразу. Ещё одна смерть. Ещё одно ужасное видение. Ещё одна странная сессия в моей голове, подобная той, которую я только что прошла.

— Если ты узнаешь об этом, у тебя есть мой номер, — говорит Смит.

Я киваю, и он начинает уходить. Затем он останавливается — одна рука на дверной ручке кабинета — поворачивается назад и он тихо спрашивает меня:

— Он знает?

Я испугалась.

— Кто?

— Мальчик, который помогал тебе все эти годы?

Линден. История, которую он не помнит. В тот день, когда я влюбилась в него.

Тот день, когда я привлекла внимание Смита.

Жгучая тоска клубится в моём животе, и я шепчу:

— Нет.

— Это, наверное, к лучшему. Для всех. — И затем он прошёл через дверь и ушёл, беспрепятственно сливаясь с редкой толпой библиотечных посетителей.

На следующий день я просыпаюсь и спешу к телевизору, но ничего нет. Проходит ещё два дня, и всё ещё ничего. К утру Сочельника я чувствую осторожный оптимизм. Думаю, мы это сделали. Мы спасли его. Я спасла его.

Я ещё не слышу, как мама двигается по дому, поэтому откидываюсь на подушки и подтягиваю одеяло, чувствую, что всё в порядке ещё на несколько минут. Я пытаюсь вспомнить сон, видела прошлой ночью. О Линдене. Это был хороший сон; я так много помню. Свет, музыка, танцы. Но не больше. К сожалению, чем больше я стараюсь вспомнить, тем быстрее он ускользает.

Когда я наконец надеваю толстые носки и направляюсь к кухне, мама приветствует меня объятиями и запахом теста. Каждый год мы проводим большую часть Рождественского вечера за выпечкой десятков и десятков булочек с корицей. Тесто и сахар от одного конца кухни до другого. Затем мы упаковываем булочки в лотки из фольги и отправляем их по тем же соседям и друзей, с которыми мы были знакомы до того, как умер папа. Это была первая традиция, которую мы восстановили после аварии.

Вид мамы по локти в тесте около нашей низкой кухонной столешницы, возвращает мне сотню воспоминаний о том, как мы делали то же самое в предыдущие годы. Я была так поглощена убийствами, видениями и Смитом, что готова к чему-то обычному.

— Дай мне секунду, — говорю я, и возвращаюсь в свою комнату, чтобы одеться.

Несколько часов спустя — мы обе были покрыты мукой, тестом и липкой глазурью — мой телефон звонит. Мы хихикаем, пытаясь достаточно быстро с наименьшими последствиями вымыть руки, чтобы взять трубку.

Я вижу, как имя «Линден» вспыхивает на экране, и моё веселье тает, да, разительные перемены.

— Привет, — удается мне выдавить из себя.

— Шарлотта? — Я хочу прыгать, кричать и петь, всё одновременно.

— Ага, — говорю я, надеясь, что он не услышит стука моего сердца, который наполняет мои собственные уши.

— Как проходят каникулы?

— Хорошо, — говорю я, радуясь тому, как весело можно говорить. Даже если мои нервы трескаются в каждом дюйме моего тела.

— Больше не мучает мигрень?

— О нет, никаких проблем с этим, — их не было. Два маленьких видения с субботы со Смитом. Ничего страшного.

— Хорошо. Я рад. Ну, во всяком случае, это вроде как странный вопрос, но…. ты занята сегодня вечером? Я знаю, что это канун Рождества, и я должен был позвать тебя раньше, но всё ещё не был уверен и… — Я слышала, как он перевел дыхание, и я странно рада, что он не всегда крут и собран. — Я сожалею, что так поздно спросил, но как ты думаешь, твоя мама может отпустить тебя?

Я смотрю на маму и думаю о том, как трудно было заставить её отпустить меня в библиотеку в субботу. При дневном свете.

Но это же Линден. Она поймет.

Не так ли?

— В котором часу? — спрашиваю я, останавливаясь.

— Восемь?

Восемь. Может быть, мы можем доставить булочки немного раньше. Я имею в виду, что это всего лишь два часа, и они приготовлены, за исключением одной партии в духовке. В любом случае, мы все равно дома. «Погоди, спрошу».

Я закрываю микрофон и смотрю на маму, широко раскрыв глаза.

— Мам, это Линден! — я говорю его имя шёпотом. На всякий случай.

Мама поднимает брови.

— На самом деле? — игриво говорит она.

— Он спрашивает, занята ли я сегодня вечером в восемь. Я умоляюще смотрю на неё. — Мы управимся к этому времени?

— Куда он хочет тебя пригласить?

Я вздыхаю.

— Это имеет значение?

Её лицо становится немного более серьезным.

— Да, — говорит она. — Я не хочу, чтобы вы были на улице одни, без взрослых. Не потому, что я вам не доверяю, а потому, что за последние три недели умерли два подростка.

О, да. Реальная жизнь. Кокон безопасности, который охватил мою маму и меня в течение последних нескольких часов, мгновенно исчез.

— Хм, Линден, чем ты хочешь заняться? Моя мама беспокоится о безопасности, — говорю я, чтобы он не подумал, что у меня есть какие-то отговорки.

— Ой, моя тоже! — выстреливает он в ответ. — Вот почему я так долго ждал, чтобы позвонить. Это ежегодная Рождественская вечеринка моей семьи. Я собирался пригласить тебя в прошлую пятницу, но они всё ещё не знали, будут проводить её или нет. Во всяком случае, вот почему я взял твой номер.

Мою грудь обволакивает теплом. Это лихорадочный поиск пары в последнюю минуту. Он думал об этом — обо мне — почти неделю. Возможно, это настоящее свидание. Я не знаю этого наверняка, может быть, он просто хотел дружеского участия, но даже в этом случае, он все равно выбрал меня.

— Она вроде как официальная, — говорит Линден, вероятно, просто заполняя тишину, в которую я довольно неловко ушла, — и супер традиционная, и они всё ещё хотят сделать это, несмотря на то, что… — Его голос прерывается, и я притягиваю руку к сердцу, болящему за него. — Знаешь, — продолжает он после долгой паузы. — Мои родители решили, что в этом году — более чем когда-либо — им нужно помочь поднять настроение людям. Но они осторожны. Скажи маме, что мы наняли парковщиков, поэтому никто не должен ходить к припаркованным машинам в одиночестве, и папа нанял охранника для патрулирования дома.