Медсестра заходит, широко улыбаясь, и отстраняет нас немного в сторону. Она берёт листок бумаги.

— Ну, — говорит она слишком бодро на мой вкус, — ты знаешь своё имя?

— Линден Кристиансен, — говорит он, и хотя его голос немного хриплый, он сильный.

Она задаёт ему ещё несколько вопросов, день его рождения, сколько ему лет, в каком он классе. Затем она спрашивает его, что он помнит о сегодняшнем дне.

Я стою возле изголовья его кровати в противоположном направлении, от места, где лежит он. Я на самом деле не уверена, что он знает, что я здесь. Когда он начинает говорить, я отшатываюсь назад ещё дальше.

— Пришла моя девушка. — Моё сердцё делает крошечный прыжок при этих словах, моя девушка, хотя я знаю, что больше никогда не услышу его.

— Как зовут твою девушку?

— Шарлотта. Шарлотта Вестинг. Мы пошли на прогулку. Мы шли по тротуару, а потом…

Я вдыхаю и готовлюсь к тому, что мой мир сейчас перевернётся вверх дном. Потому, как все обратятся ко мне с обвинениями и ненавистью. Всё это я полностью заслуживаю.

— Наверное, я споткнулся и упал на какой-то острый камень или что-то в этом роде. Я не знаю. Но это был несчастный случай, — говорит он, и его голос твёрдый, уверенный. Я никогда бы не поверила, что он лжет.

— Конечно. Должно быть, это был по-настоящему острый камень. Врачи сказали, что рана была узкой и тонкой. Почти как нож. — Она устало смеётся. — Надеюсь, дни ножей закончились. Колдуотерский убийца за решеткой, я говорю тебе, что мы счастливы вернуться к несчастным случаям, где все остаются живы.

— Аминь, — тихо сказала мама Линдена.

Мои колени настолько слабы, что едва держат моё тело. Почему Линден лгал мне? И как долго мы с ним будем притворяться? Ложь никогда не работает, в конце концов. Даже если она выполняют свою цель, всегда есть цена.

Медсестра объясняет, что, поскольку уже вечер, они хотели бы оставить его на ночь для наблюдения.

— Можем ли мы остаться? — спрашивает его мама.

— Конечно, — говорит медсестра. — Но я боюсь, что Шарлотта должна будет уйти, как только время для посещения закончится. Она не семья.

Голова Линдена поворачивается. Я была права. Он не знал, что я здесь. Его глаза мгновенно вспыхивают эмоциями, и я даже не могу их прочитать. Я жду, когда он заговорит, и задаюсь вопросом, стоит ли говорить что-то первой. Но я не могу заставить свой рот слушаться, и, в конце концов, я просто наклоняю голову и выхожу из его палаты.

Я делаю десять шагов за дверью, прежде чем я слышу, как кто-то назвал моё имя. Я не хочу останавливаться. Не хочу кому-либо объяснять это. Но я, наконец, повернулась, когда поняла, что это не мама Линдена или медсестра.

Это Сиерра.

Она осторожно подходит ко мне, как будто я пугливый зверёк, который попытается удрать, если она будет двигаться слишком быстро. Я смотрю на неё, на эту женщину, которую я никогда не понимала, но у кого больше сочувствия ко мне, чем у любого другого человека во всём мире. Мы стоим там несколько секунд, всего в нескольких дюймах друг от друга. Затем она поднимает руки — это действительно небольшое движение, и барьер между нами разрушается. Я бросаюсь в её объятия и всхлипываю.

Снова все передачи прерывается новостями, поскольку репортёры непоколебимо смотрят в камеру и сообщают о неожиданной смерти Колдуотерского убийцы. Человек, которого нет в базе данных, у которого нет никаких особых примет. Кто, прежде чем умереть, отказался идентифицировать себя каким-то именем, кроме Смит. Причиной смерти называют спонтанное обширное кровоизлияние в мозг.

Он мёртв.

Я убила его.

Думаю, можно было бы утверждать, что это была самооборона; в конце концов, это действительно остался бы только он или я, даже если бы формально моё сердце продолжало биться. Но в кошмаре прошлой ночи — каждый раз, когда мне вообще удавалось заснуть, я не видела только как я вонзала нож Смиту, снова и снова. Ощущения скользкой ручки с его кровью; стук лезвия о его ребра; его жизнь ускользала от него во всплесках тёмно-бордового. Интересно, как долго это будет продолжаться, пока я не смогу снова спать спокойно.

Уже девять утра, но мне кажется что сейчас середина ночи. Я так устала, но я не смею закрыть глаза.

Сиерра пока оставила меня в покое. Думаю, она ждёт, когда я приду к ней. Пусть это будет мой выбор. Но пока нет. Я слишком измучена. Я кладу голову на стол и чувствую прохладную деревянную поверхность.

Телефон звонит, и каждый мускул в моём теле сжимается от страха, когда я вижу, что это Линден.

— Привет, — говорю я, так тихо, что сама едва могу расслышать. Я даже не уверена, что он услышал.

— Привет, Шарлотта.

Телефон молчит несколько секунд, пока мы оба не начинаем одновременно.

— Слушай, Линден…

— Я подумал, может…

Мы оба смеемся, и этот звук похож на скрип гвоздя по классной доске.

— Продолжай, — говорю я, хотя бы для того, чтобы закончился этот притворный смех.

— Меня выписывают в полдень, и мои родители ушли, чтобы освежиться и взять кое-что из одежды для меня. Их не будет час или два.

Я знаю, что должно произойти, и я хочу плакать. Я надеялась, что смогу уйти и всё будет нормально между нами хотя бы на следующий день.

— Я надеялся, что может ты сможешь прийти ко мне, прежде чем я отправлюсь домой.

— Привет, — говорю я, просунув голову в его больничную палату. Он выглядит совершенно нормально — на нём футболка, которая слишком велика для него, возможно, она принадлежит его отцу, и ему удалось вернуть джинсы. Он сидит на кровати, откинувшись, и он выглядит так, словно он уже дома. На собственной кровати.

Моё лицо краснеет от этой мысли, и я прогоняю её, поворачиваясь и закрывая за собой дверь. Я снова смотрю на него, но остаюсь спиной к двери, я не готова сделать ещё один шаг вперёд. Ещё нет.

Линден улыбается, и я удивленно моргаю. Это не его обычная победная улыбка; он выглядит грустным. Я ожидала гнев, обвинения, даже того, что он выставит меня прочь. Но грусть? Я не знаю, что с этим делать.

— Иди сюда, — говорит он и похлопывает по месту на кровати рядом с ним.

— Линден, я должна…

— Пожалуйста, — прерывает он. — Сначала я. Прежде чем ты начнешь благодарить меня за то, чего я не заслуживаю.

Насколько мне известно, он заслуживает всего на свете.

— Я пытался поговорить с тобой об этом, когда мы пошли вчера на прогулку, но всё…пошло не так.

Преуменьшение века.

Он ёрзает на кровати, садясь немного выше.

— Вчера, когда они показали парня, Смита, который убил всех, я немного испугался, потому что узнал его. Я думаю, что это было в начале декабря, я шёл по хозяйственному магазину, когда он остановил меня и протянул мне четвертак. Он сказал, что я его уронил. Я не очень много думал об этом, кроме того, что он был странным и настаивал, чтобы я взял четвертак, но я был уверен, что не ронял его. И его волосы — я вспомнил его седые волосы, потому что он не выглядел достаточно старым, чтобы волосы были такими седыми…

Я осторожно кивнула, вспоминая о том, что у него такое же первое впечатление. Смутно я вспоминаю, что у него были каштанового цвета волосы в сцене с молодой Сиеррой. Интересно, что она сделала с ним в тот день, что они стали седыми. Я проглатываю комок в горле и снова обращаю внимание на Линдена.

— Честно говоря, я бы не подумал об этом снова, только каждое утро, по причинам, которых не понимал, или не задавался вопросом в то время, я положил этот четвертак в карман. Проносил его весь день. — Он переплетает пальцы, сжимает их, разжимает. — И вот тогда я заговорил с тобой в школе.

Я в замешательстве, не понимая ход его мыслей.

— Шарлотта, я никому этого не сказал, но я…. Бетани и я, мы встречались. Мы ещё никому не говорили — это продолжалось всего около двух недель, и мы наслаждались нашей маленькой тайной. — Он выглядит застенчиво, смотрит на свои колени, явно смутившись. — Но поскольку мы честны друг с другом, она мне нравилась целую вечность. Несколько лет.