– И где они хранятся? – материализовался перед ним Кот.

– У меня, конечно, – удивился столь странному вопросу староста, – дома. Так вы дадите нам представление? Я готов лично оплатить все расходы!

– Сколько?

– Десять золотых.

– Ну-у-у… это не серьезно! – прогудел Собкар.

– Сколько хотите?

– Одиннадцать, – азартно сунулся вперед Кот.

– Согласен!

– Каждому! – сердито посмотрел на вора Стив.

Староста пожевал губами.

– Согласен. Когда вы начнете представление?

Видно, немало прилипло к его рукам после сбора налогов, что он так рвется взвеселить толпу за свой счет, сообразил Стив, досадуя на себя. Он явно продешевил.

– Ближе к вечеру. Дорога дальняя, артисты устали, проголодались. Хотят есть, пить…

Ох, зря он это сказал, особенно последнюю фразу. Сердобольные труженики села, жаждущие хлеба и зрелищ, тут же притащили «артистам» и поесть, и попить. Стив не сразу сообразил, что мутная жидкость в бутылях ничего общего не имеет с колодезной водой, а когда сообразил, его команда была уже снова абсолютно никакой. А то, что жидкость эта была, пожалуй, круче гномьей водки, он понял, когда «артисты» под чутким руководством Петруччо, единственным настоящим профессионалом сцены, начали сооружать помост, душевно выводя при этом «Белль» пропитыми, лужеными глотками.

– Побьют, – радостно сказал Стиву Вэлэр, наблюдая за Петруччо, только что натянувшим канат поперек сооруженной «артистами» сцены. – Как пить дать побьют!

Вечерело. Солнце катилось к закату. Стив мрачно посмотрел на кредитора, перевел взгляд на циркача, пытавшегося оседлать канат, дабы показать коллегам класс, и мысленно с ним согласился. Канат оказался не туго натянутым, а потому вывернулся из-под тела циркача. Петруччо грохнулся о помост, заставив весело звенеть бубенчики на своем колпаке.

Детвора взвизгнула от восторга, радостно зааплодировала.

– Еще! Еще!

На их крики к площади вновь стал стекаться народ, который перед этим прихорашивался в своих домах перед выходом в свет. Не каждый день их Дальние Подступы посещали труппы покруче труппы Труссарди. Бабы и девки надели свои лучшие наряды, мужики натянули парадные рубахи и портки.

– Придурки, – прошипел Стив, бросаясь к помосту, и торопливо задернул занавес, сооруженный из обрывков шатра. – Это пока что репетиция! – поспешил объявить он публике.

– А представление когда начнется? – поинтересовался староста.

– С минуты на минуту, – успокоил его Стив, бросив недобрый взгляд на Вэлэра. – Последние наставления артистам – и представление начинается!

Стив нырнул за занавес.

– Значит так, алконавты. Цирк отменяется. С акробатикой вы сегодня не в ладах.

– Да ты че, шеф!

Стив отнял у Оселя бутылку.

– Ты вообще в запасе. Чтоб я тебя на манеже… в смысле на сцене, не видел! Остальные, кто еще в форме, слушать меня, как родную маму, и повиноваться каждому жесту. И больше чтоб ни одной бутылки! Будем разыгрывать пантомиму. Мы теперь не цирк, а театр. И если кто-нибудь хоть слово вякнет!

– Играть без слов? – удивился Петруччо.

– Я за вас сам все скажу, – сунул ему под нос кулак Стив, – и попробуйте только не подыграть! Петька! Быстро надевай женское платье. Будешь графиней. Собкар, скидывай скомороший костюм. В камзоле ты выглядишь приличней. Графом будешь. За мужа сойдешь. Сейчас я к вам главного злодея подошлю, и начинаем! – Самозваный режиссер на мгновение задумался, чему-то усмехнулся. – Кстати, наш гонорар за выступление у кредитора. Он велел вам передать, что, если плохо сыграете, все себе возьмет.

Стив спрыгнул со сцены и помчался подготавливать главного злодея.

– Шеф сказал: ни одной бутылки, – расстроился Собкар.

– Не будет, – успокоил его Петруччо и выдернул из повозки, стоящей за сценой, пустой бурдюк, – я все предусмотрел. Я никогда не пьянею. – Осель с Собкаром извлекли из неведомых тайников свои заначки. – Лейте сюда.

Пока содержимое бутылок перекочевывало в бурдюк, Стив интенсивно обрабатывал Вэлэра.

– Слушай, клыкастый, мы, конечно, три золотых тебе задолжали…

– Почему клыкастый? – ощетинился Вэлэр.

– Потому что вампир ты. Я что, твоих крылышек не видел? Думаешь, не знаю, кто в летучую мышь превращаться умеет?

– Тише! – испугался Вэлэр.

– Не дрейфь, не сдам, если, конечно, денежки свои отработать нам не поможешь.

– Ну ты и гад! Это я за свои же деньги… Шантаж!

– Ты очень догадливый: именно шантаж. Я же должен отдать тебе долг? Должен или нет?

– Должен.

– Хвала Аллаху, хоть в этом пункте сошлись. Будем считать, что мы пришли к консенсусу. Долги отдавать надо. Это святое! А чтоб его отдать, ты должен сыграть самого себя.

Стив азартно зашептал на ухо вампиру родившуюся в его голове мизансцену. Глаза Вэлэра полезли на лоб.

– Откуда ты знаешь тайну моего рождения? Об этом…

– Некогда! – оборвал его Стив. – Быстро за кулисы! Зрители ждут.

Как только Вэлэр присоединился к остальным артистам, Стив, сделал паузу, запрыгнул обратно на сцену, и представление началось! Хозяин труппы «Беременные музыканты» был в этом шоу конферансье, голосом за кадром и… Короче, он был практически всем, ибо на свою пьяную команду особо не надеялся. И правильно делал. Знал бы он, чем они в этот момент занимались за кулисами!

– Дамы и господа!

Труженикам села это обращение очень понравилось, и они разразились бурными аплодисментами. В прорезь занавеса высунулась физиономия Петруччо в чепчике.

– И че ладони отбивать? Лучше денежки кидайте.

– Уйди! – Стив запихал голову Петруччо обратно. – В чем-то артист, конечно, прав, – обратился юный пройдоха к публике. – Ничто так не поддерживает вдохновение, как приятный звон монет. – Он сделал паузу, но, не услышав долгожданного звона, вздохнул и потянул за веревочку, поднимая занавес. – Аплодисменты, господа! Представление начинается! Сейчас вы услышите и увидите жуткую, кровавую историю, трагедии Шекспира с которой рядом не стояли.

Зрители взорвались приветственными криками. Открывшееся зрелище им очень понравилось. На сцене артисты азартно мутузили Вэлэра, покусившегося на их гонорар.

– По местам, придурки! – прошипел Стив.

Артисты были очень дисциплинированные. Даже шепота грозного руководителя труппы было достаточно, чтоб они улетели за помост с другой стороны сцены.

– В некотором царстве, в некотором государстве, – заунывным тоном начал излагать жуткую историю Стив, – жила-была бедная графиня.

На сцену вышел Петруччо в парадном платье королевы Бурмундии. Судя по всему, это было то самое платье, которое Кот после исполнения ею народного русско-прусского обычая – стриптиза, прибрал себе на память. Артист шел, покачиваясь, периодически прикладываясь к бурдюку. Конферансье этого не видел, так как стоял к зрителям лицом, а к сцене, естественно, задом.

– Она была на сносях, – тем же грустным тоном сообщил Стив.

– Бе-е-е… – старательно изобразила беременность «графиня», согнувшись пополам.

– На последнем месяце, – добавил Стив.

Петруччо подумал, задрал юбку, пристроил под нее бурдюк, и начал баюкать образовавшийся «живот».

– Замучил бедняжку токсикоз…

– Бе-е-е… – похоже, на этот раз Петруччо согнуло уже по-настоящему, ибо выглядело это так натурально, что сердобольные мужики, не раз испытывавшие на себе муки похмелья, сжалились. По подмосткам загремели медяки.

– Похмелись, сердешная! – загомонил народ.

– А мы и закуской принимаем, – подала голос «сердешная».

Стив обернулся, погрозил кулаком «графине», и артистка тут же заткнулась.

– А дело было темной, жуткой ночью, – продолжал нагнетать краски конферансье. – Графиня готовилась отойти ко сну.

Петруччо плюхнулся на подмостки и старательно захрапел.

– Тихо звякнуло окошко…

За сценой глухо звякнули стаканы.

– Ладно, на первый раз прощаем, – послышался оттуда голос Оселя. – Давай мировую.