- Нам нужен концерт, - твердо и громко произнес Максим.

- Вы переутомились, - с насмешкой ответила Гедройц.

- Вас давно били?

- Что?! – Вспыхнула Вера Игнатьевна, потеряв равновесие и разозлившись. Активная лесбиянка, привыкшая к мужской роли в отношениях и не мыслящая себя без доминирования, отреагировала на вызов практически как мужчина.

- Надпочечники выделили фермент, - спокойно продолжил Максим. – Сосуды сузились, давление повысилось, сердце стало биться быстрее, и вы почувствовали себя много бодрее. Не так ли? Что, кофе и папиросы уже не помогают?

Вера Игнатьевна промолчала, но выражение ее лица поменялось. Вспышку ярости она уже подавила. Появилась заинтересованность.

- Если вы не будете спать по восемь часов в сутки при такой нагрузке, то и трезво информацию воспринимать не сможете. Вам самой нужен отдых. А раненым требуется что-то, что поднимет их настроение. Что-то, что отвлечет от грустных мыслей и боли. Что взбодрит их! Им нужен концерт! И вы Вера Игнатьевна сама это прекрасно понимаете!

- Серьезно? – Усмехнулась она.

- А как еще? Конечно, серьезно! Просто вы боитесь мне уступить.

- Я?! – Воскликнула Гедройц.

- Да. Вы. – Ответил Максим. – Предлагаю решить эту проблему проще. Просто прикажите мне это сделать. Инициатива наказуема. Провалюсь – выгоните с позором. Выиграю – ваш успех.

- А вы наглец! – Фыркнула Вера Игнатьевна, улыбнувшись.

- От вас ничто не утаить, - вернув улыбку, ответил поручик. – Итак. Каким будет ваш положительный ответ?

Вера Игнатьевна Гедройц ничего не ответила, задумчиво рассматривая этого дерзкого поручика. Снова затянулась папиросой и пустила струйку дыма. Но уже не в Максима, а вверх и в сторону. Еще немного пожевала губы, глядя на этого мужчину, смело и открыто смотрящего ей прямо в глаза. И наконец, произнесла:

- Вы правы, инициатива наказуема. Действуйте.

- Есть, - гаркнул Максим. Уронил правый костыль. Сделал два шага вперед и быстрым движением выхватил у нее папиросу. А на ошалелый взгляд жестко и твердо ответил: - А теперь спать! Если вы упадете от переутомления, кто нас лечить будет? И этим не злоупотребляйте! - Сказал он, помахав папиросой. – Суженные сосуды при общем переутомлении обедняют питание мозга и затрудняют его функционирование.

После чего, не давая ее что-либо ответить, развернулся и поковылял обратно – к ожидающим его офицерам.

- Господа – сегодня мы идем отдыхать. Предлагаю всем желающим, отличающим ноту «До» от ноты «Фа» собраться завтра после утренних процедур вон в том крыле.

Максим удалился.

За ним ушли и остальные взбаламученные им люди. А Вера Игнатьевна достала из портсигара еще одну папиросу. Прикурила ее. Потом внимательно на нее посмотрела. И затушив, выкинула. Ну а что? Вполне разумный довод озвучил этот раненый.

- Как он вам? – Обратилась она к собеседнице, лет сорока, одетой обычной сестрой милосердия.

- Удивительно, что он так долго держался… - произнесла собеседница. - Мне говорили, что он и дня не усидит в покое.

- Мне тоже. А я еще не верила во все эти слухи… - покачала головой Гедройц. - Беспокойный мужчина. Но интересный. Он ведь прав и про сон, и про папиросы, и про испуг.

- Серьезно?

- Серьезно. И применил все к месту. Я, пожалуй, действительно, пойду немного посплю. За последнюю неделю мне удавалось выкраивать часа по три-четыре в сутки на отдых. Думать стало сложнее. И папиросы с кофе уже действительно не помогают…

Максим же добрался до своей палаты и улегся на койку. В голове его творился натуральный ад. Вызвался на свою голову концерт организовывать. Клоун. Идиот. Баран. Никогда в своей жизни ничего подобного не делал. И теперь лихорадочно пытался перебрать в воспоминаниях те мероприятия, которые сам посещал. Палата же гудела и мешала думать. Да, пожалуй, не только палата, но и весь Царскосельский госпиталь уже через полчаса знал о том, что контуженный поручик добился разрешения организовать концерт для раненых…

21 октября 1914 года, Царское село

Максим изрядно нервничал, поглядывая на собирающихся людей. Кроме ходящих раненых в зал принесли десятка два носилок с лежащими. Ну и так людей набралось немало. В том числе и не вполне местного контингента. Десятка полтора вицмундиров появилось здесь явно с каким-то смыслом.

Но, пора.

Сидя с совершенно непробиваемым лицом, Максим встал и, опираясь на костыль, вышел на кромку импровизированной сцены.

- Тихо! – Крикнул он, перекрывая гомон нескольких сотен людей.

Секунда. Вторая. Третья.

И зал замолчал.

А Максим начал выступление. Не сольное. Нет. Ни в коем случае. Он постарался задействовать всех офицеров, кто более-менее прилично играл. Местная музыка совершенно не годилась. Времени на полноценное разучивание новых композиций не было. Поэтому он постарался выделить простенькие блоки, вроде ритма, отдельным исполнителям, а себе оставить соло и сложные участки. В итоге получалось куда более объемное и сочное звучание. А ведь подключалось по возможности и фортепьяно, и барабан, и тройку духовых, которые смогли подтянуть через знакомых.

Работать приходилось на слух и очень напряженно. Но справились.

И вот грянули первые аккорды композиции «Марш артиллеристов» в небольшой переделке. Там и нужно было всего заменить несколько слов, подгоняя под конъюнктуру исторической ситуации. Поэтому в этом варианте, названном «Гимн артиллеристов» появились такие строчки, как «Артиллеристы, Царь нам дал приказ» и «Из многих сотен батарей». Потому что говорить о тысячах батарей было слишком уж несвоевременно.

Максим посчитал, что открывать репертуар нужно со своеобразных гимнов родов войск. Поэтому «Погоню» из «Неуловимых мстителей» он назвал «Гимном кавалерии». А обрезанный и немало подкорректированный вариант «Мы за ценой не постоим» стал «Пехотным гимном». Ради чего ему пришлось вываливать топорный обрубок офицерам и искать помощи в правке рифм.

Зашло.

Играли – так себе. Времени толком разучить не было. Да и офицеры, назначенные на пение, иногда сбивались. Но для «колхоза» выходило отлично. Поэтому весь зал аплодировал.

Дальше прозвучали «Ты ждешь Лизавета» и «Катюша», которые даже адаптировать не потребовалось. Ну и все. На этом Максим хотел откланяться. Но не тут-то было.

Зал хотел продолжения.

Офицеры, из которых поручик собрал сводный оркестр, стушевались. Они ведь разучили всего эти композиции. И ничего сверх выдать, разумеется не могли. Поэтому Максим обратился к залу:

- Друзья! Мы подготовили только эти пять песен. Если вы желаете продолжение, то нам придется импровизировать. И качество исполнения может сильно пострадать…

Но людям хотелось «продолжение банкета».

Поручик взглянул на совершенно озадаченные лица своих подопечных. Тяжело вздохнул. И пошел к фортепьяно. От них в этой ситуации не было никакого толка.

Сел. Взглянул в зал поверх музыкального инструмента. И начал выдавать из себя все, что когда-либо разучивал. Не классику. Нет. Просто что-то веселое, интересное и незнакомое местным. Тему «Пиратов карибского моря », «Чарльстон », «Буги-вуги » и так далее. Молча, разумеется. Он и раньше не пел, стесняясь.

Прозвучало семь веселых и довольно динамичных композиций подряд.

Пауза.

И тут священник, сидящий на одном из самых «козырных» мест, вдруг заявил: