— Конечно, нет. Какая удача!

— Удача? — фыркнул Оден.

Только сейчас Тамар заметил, что спутники Одена держали руки на рукоятях оружия. Их лица выражали презрение; один даже сплюнул, когда взгляд Тамара упал на него. «Все сцарки. Небесный свет, что здесь происходит?»

— Ты — позор для всех масридов, Тамар. Ты валяешься здесь в грязи с этой влахакской потаскухой, в то время как твой народ погибает.

— Молчи! — рассерженно крикнул Тамар и сделал шаг вперед, однако воины вытащили оружие из ножен и мрачно посмотрели на него.

Неожиданно Тамару стало холодно, а на лбу выступил пот. Краем глаза он увидел, как Флорес открыла глаза и напряглась. Однако прежде чем боярыня смогла что-то предпринять, двое воинов подскочили к ней и приставили острия мечей к ее груди. Флорес бросила яростный взгляд на Одена, который, однако, не обращал на нее никакого внимания. Вместо этого сцарк медленно покачал головой, не отрывая взгляда от Тамара. От лица марчега отлила вся кровь, голова пошла кругом, мысли пролетали так быстро, что он не мог понять их. И только одна-единственная мысль повторялась снова и снова: «Предательство!»

— Выведите эту тварь отсюда. Можете поразвлечься с ней, если хотите, или сразу же убейте ее, но в любом случае вырвите ее проклятое сердце, — приказал Оден своим воинам, которые, угрожая мечами, заставили Флорес встать.

Хотя влахака была абсолютно голая, она гордо выпрямилась и держалась очень достойно. Тамар хотел защитить ее, но острие клинка впилось в его грудь, не давая ему сдвинуться с места.

Пока Флорес выводили из шатра, Оден подошел к Тамару. И сцарк снова взглянул прямо в глаза Тамара.

— Даже пепел твоего отца стоит больше, чем ты. Ты потерял свою страну и свою честь. А теперь пришло время, когда ты потеряешь свою жизнь!

— Почему? — прошипел Тамар, который с большим трудом сдерживался, чтобы не броситься на сцарка и не задушить его. — Так ты хочешь стать моим преемником? Никто не пойдет за тобой, Оден! Никогда не пойдет за предателем!

— Предателем? Это я предатель?

Смех сцарка наполнил шатер, а потом резко оборвался.

— Это ты предатель. Ты продал своих людей влахакской развратнице. Когда ты залез на нее, то сам навлек на себя такой конец.

Тамар пристально посмотрел на двух воинов, которые угрожали ему мечами, однако они бдительно следили за ними и, казалось, были верны Одену. Сцарк спокойно продолжил:

— Я распущу слух, будто она зарезала тебя во сне, как свинью. Но я подоспел как раз вовремя, чтобы убить эту потаскуху. Так каждый увидит, что влахакам нельзя доверять. Затем мы подчинимся марчегу Ласцлару. Единственному истинному марчегу! Он милостиво примет нашу капитуляцию, когда станет королем.

Неожиданно Тамар все понял.

— Ты не сбежал. Сцилас просто отпустил тебя.

Рука сцарка поднялась и ударила Тамара в лицо. Он хотел ответить, но воины печали оттеснили его назад. Кровь потекла из пореза на груди, оставляя теплую дорожку на коже, но Тамар не чувствовал боли, а только ледяной гнев.

— Он для тебя марчег Ласцлар, собака.

— И что ты на этом заработаешь? Сколько стоит твоя честь? — язвительно спросил Тамар, единственным оружием которого сейчас были его слова.

— Ну, Сирева, конечно. Как верному вассалу законного короля, — с улыбкой ответил сцарк и, расставив руки, сделал несколько шагов назад. — И радость от того, что влахаки будут снова поставлены на то место, которое они заслуживают. Эти сволочи слишком долго смеялись над нами! Но ты не беспокойся об их будущем, Тамар, так как ты все равно не доживешь до этого. Да пребудет с тобой мир в божественном свете!

Тамар заскрежетал зубами от бессилия, так как враги заставляли отступать его, угрожая мечами. Неспособный защищаться, Тамар чувствовал лишь ярость, которая заглушала всякое отчаяние.

Оден же, наоборот, продолжал улыбаться.

Кинжал сцарка отражал свет лампы, когда предатель подходил к нему.

Скука стала для Саргана такой вездесущей, что ему показалось даже, будто ее можно пощупать руками. Словно тяжелое покрывало она легла на все вокруг, скрывая под своей серостью весь мир. Или, по крайней мере, она заглушала чувства Саргана так долго, пока все не стало казаться ему серым и безрадостным. «Если бы можно было эссенцию этой скуки разлить в амфоры, — мучимый абсолютным бездельем, начал думать Сарган и с трудом подавил зевок, — тогда можно было бы… да, а что собственно? По крайней мере, тогда бы ее не было».

Естественно, подданные старались развлечь его. Но с тех пор как Ионна уехала из Теремии, чтобы защитить границы своей страны, не осталось абсолютно ничего достойного его внимания. Почти все интересные собеседники отбыли вместе с воеводой; в замке остались лишь стража и управительница Леанна, у которой слишком редко появлялось свободное время для дирийца. «И этот ограниченный народ, от которого действительно ускользает смысл хоть сколько-нибудь утонченных вещей, не важно, касается ли это кулинарии, секса или юмора. Здесь невозможно провести даже вежливую культурную беседу. Просто чертовщина какая-то!»

В это время в центре маленького зала танцевала Гермера. Хотя юная женщина и выполняла все двадцать семь ритуальных движений жертвенного танца без единой ошибки, Саргану никак не удавалось сосредоточиться на выступлении. Слишком часто он видел этот особый танец за последние несколько недель со дня отбытия из Колхаса. «А она знает не так уж много танцев. Наверное, это хитроумное оскорбление одного из моих завистников. Иначе зачем давать мне с собой такую наложницу, которая не развлекает?»

Глубоко внутри Сарган знал ответ на этот вопрос: несмотря ни на что, он не был настолько уж важен для мощной Дирийской империи. Наложница соответствовала его должности и его заданию: она была хороша, но не исключительна. Даже разговоры с ней были скорее утомительными. Конечно, она очень старалась вести приятные беседы, но в подсознании он часто слышал тихий голос, который указывал ему на то, что Гермера всего лишь выполняла задание и беседовала с ним только поневоле. «Кроме того, она вполне может оказаться глазами и ушами одного из моих врагов; так что будет лучше в ее присутствии попридержать язык».

Сарган вновь с большим трудом подавил зевок, однако это движение не осталось незамеченным. Дириец увидел, как его личный охранник, силк Балаос, нахмурил лоб, но потом тут же принял невозмутимое выражение лица. Мощный воин стоял возле входной двери, прямой как доска, глаза неподвижно смотрели вперед. Но тем не менее от него ничто не ускользало, тем более это маленькое отклонение от протокола его господина.

Собственно, Сарган надеялся на то, что чрезмерное слежение воина за соблюдением формальностей немного ослабнет, как только они покинут родину и окажутся в этой отсталой провинции. К сожалению, произошло скорее обратное. Будто Балаос хотел показать этим влахакам, насколько великой была Золотая империя, он следил за идеальным поведением своих воинов и сам словно олицетворял идеал силкских солдат: сознающих свой долг, стоических, жестких к себе и остальным. «И это было бы не так плохо, если бы при этом он оставил меня в покое. Вместо этого своим поведением он вынуждает меня вести себя так, как он».

Флейта затихла, и взгляд Саргана вернулся к Гермере, которая застыла в последней смиренной позе жертвенного танца. Тогда он щелкнул языком в знак одобрения, на что танцовщица застенчиво улыбнулась. «Побереги свой ложный стыд, милочка. Твои уловки не действуют на меня, — недовольно подумал Сарган. — Скорее всего, ты даже находишься на содержании у другого».

— Желает ли мой повелитель еще один танец? — спросила Гермера, не поднимая глаз.

На какой-то момент Сарган хотел было отказаться, но потом понял, что вместо этого она начнет разговор, а у него сейчас не было ни одной достаточно веской причины отказать ей в этом. Поэтому он благосклонно улыбнулся и кивнул.