Не успел сыщик ответить, как распахнулись двери и в кабинет вошел Соколов. В руках он держал несколько бумаг, размером чуть больше открыток.

ПОЧТИ НЕЗАПЯТНАННАЯ РЕПУТАЦИЯ

Присутствующие с нетерпеливым любопытством повернули головы к подполковнику. Соколов, устроившись поудобнее в кресле, начал читать:

— «Егор (Георгий) Александрович Гинкель, 1835 года рождения, уроженец города Москвы, православный, из мещан. Проживает: Сретенские ворота, дом Дедова С 1865 года содержит оружейную мастерскую для починки и переделки оружия, С 1876 года является владельцем магазина по оптовой и розничной продаже ружей, револьверов, охотничьих принадлежностей, а также имеет лицензию на продажу пороха Поставщик Императорского общества правильной охоты и его Новгородско-Тверского отдела Магазин работает под вывеской „Диана“. Продукцию получает согласно контрактам от германской фирмы „Зауер и Сын“ в Зуле со стволами из стали Круппа Оборотный капитал за 1893 год 727.541 рубль 79 копеек. Вдов. Детей не имеет. Адрес магазина: Москва, Театральный проезд, дом Блохиной».

— И вот еще небольшие по объему, но весьма любопытные оперативные сведения, — хитро прищурил глаз Соколов. — Читаю: «В 1866 году в октябре месяце Е.А.Гинкель привлекался к следствию в качестве подозреваемого в приобретении и хранении краденого оружия, носящего антикварный характер: двух кремниевых однозарядных пистолетов с искровыми ударными замками конца семнадцатого века германского производства. Следствие вел частный пристав Тверской части Гольм, За отсутствием веских доказательств дело было прекращено». Все!

Платон Сергеевич пружинисто поднялся с места и положил руку на плечо Соколова, который статью почти не уступал своему командиру:

— Ну что? Репутация хороша, да все же с некоторым изъянцем. Ах, эти коллекционеры! Пусть память о моем предшественнике по этому служебному креслу — великом Путилине, вдохновляет тебя, Аполлинарий Николаевич. Сегодня же отправляйся к Гинкелю. Я сейчас сообщу московским коллегам — помогут! Тем более, что тебя там знают хорошо, уважают. — Вощинин повернулся к баронессе: — А вас, Виктория Альбертовна, попрошу подобрать одну из последних фотографий мужа.

— Я уже подумала об этом! В мае мы находились в Царском Селе, были гостями Сергея Александровича. Вместе с великим князем запечатлелись. Вот, посмотрите…

На твердом паспарту было выдавлено: «К. Е. фон Ган и К°. Царское Село. Широкая улица, дом Бернаскони». С фото строго глядел великий князь, в фуражке с лакированным козырьком, в портупее, с шашкой, с двумя Георгиями и двумя медалями, в сапогах с высокими голенищами.Рядом с ним стояли баронесса и барон — красивый, самодовольный, улыбающийся в пышные темные усы.

— Чудесно! — сыщик поцеловал баронессе руку, проводил ее до дверей кабинета: — Поверьте, сделаем все возможное!

ЗАГАДКИ-РАЗГАДКИ

На диванчике в приемной уже несколько человек ждали приема. Начальник сыска прижал руку к сердцу:

— Господа, простите, что заставляю ждать вас! Очень важное дело меня занимает. Через пятнадцать минут начну прием. — И обратился к дежурному офицеру: — Никого не впускать, на все телефонные звонки отвечайте сами!

Плотно затворив за собой двери, Платон Сергеевич уселся на свое любимое место — возле камина, кивнул Соколову:

— Располагайся, милый друг! Давай малость покумекаем. Ты ведь знаешь, что я очень люблю решать шахматные задачки. Но еще нет ни одной такой, какую не смог бы решить хороший шахматист. Так и наша работа. Когда преступник идет на свое черное дело, ему мнится, что он умнее всех сыщиков на свете. И порой действительно кажется, что злоумышленник спрятал все концы в воду. Но впечатление это ошибочно. Нет такой задачки, которую не сумел бы разгадать талантливый сыщик. Если порой мы не находим преступника, то это лишь потому, что плохо искали.

— На этот раз мы будем искать хорошо! — улыбнулся Соколов, тряхнув гривой каштановых волос.

— Что ж! Пока ты, Аполлинарий Николаевич, имеешь славу как самый красивый полицейский Петербурга. — Платон Сергеевич расхохотался — После того, как раскроешь это дело с чернильницей, мы тебе присвоим титул самого ловкого сыщика. Поди, лавры Путилина не дают спокойно спать? Что ж, честолюбие в нашем деле качество неплохое. Давай, милый человек, решать задачки. Отвечай: для кого чернильница вожделенней: для обычного злоумышленника или…?

— Или коллекционера? Конечно, собиратель редкостей за такую игрушку полжизни отдаст. Но и для вора любого калибра — верх удачи!

— Так что. — подытожил Платон Сергеевич, — чернильница — сильная приманка для преступников любого толка. Второй вопрос: кто, кроме Гинкеля, мог знать о том, что барон покупает эту драгоценность?

— А вот на этот вопрос правильный ответ может дать только сам торговец оружием! Если позволите, ваше превосходительство, я отправлюсь с ближайшим поездом в Москву.

Сыщик не успел ответить, как задребезжал телефонный аппарат.

— Ведь приказал ни с кем не соединять! — с сердцем проговорил хозяин кабинета. Он снял массивную деревянную трубку: — Алло, слушаю! Здравия желаю, ваше Императорское высочество! Так точно, уже командировали девять человек в Москву, произвели обыск у подозреваемых. Не сомневайтесь, ваше Императорское высочество, преступник будет пойман, а судьба барона Годе — выяснена. Да, да, круг вероятных злоумышленников уже выявлен, идут интенсивные розыски остальных соучастников! Здравия желаю!

Платон Сергеевич смахнул фулярным платком пот со лба и хитро посмотрел на собеседника:

— Догадался, кто звонил? Великий князь Сергей Александрович! Он дружен с нашими баронами, милейшая Виктория Альбертовна успела сообщить высокому покровителю о своей беде. Разве начальству правду объяснишь? Посадить бы всех этих радетелей и погонять на наших местах хотя бы на недельку, повертелись бы они в наших обстоятельствах, тогда бы знали, каково тут приходится: штат недоукомплектован, трое сыскарей в отпуске, один в больнице, другой уехал в деревню отца хоронить. Кому работать? Впору самому за карманными воришками гоняться. Ведь и тебя, Аполлинарий Николаевич, не от сладкой жизни отрываю от основной работы и использую не по прямому назначению.

Соколов расхохотался:

— Зато сразу девятерых сыскарей заменил!

— Ты стоишь не меньше дюжины! То-то тянет тебя ни сию стезю, где хлеб зарабатывается куда трудней, чем тумаки да шишки. Все! Топай к кассиру. Пусть выдаст тебе триста, нет, двести рублей, и отправляйся в Москву. Власовскому я сейчас же протелеграфлю, чтобы помогли. Давай, обниму тебя, милый человек. Возвращайся с удачей!

СЮРПРИЗ

Уже на другое утро Соколов вышел из поезда на Николаевском вокзале Москвы. Он был уроженцем этого большого старинного города и любил его так, как только русский умеет любить то место, где впервые увидал свет и получил первые впечатления жизни. Хотя он знал, что обер-полицмейстер Власовский ждет его приезда, что дело торопит, но Соколов не удержался, отправился пешком вдоль ветки железной дороги через обширную площадь. Он пересек Новую Басманную и саженей через двести свернул на мостик справа. Под ним, весело выпуская в небо дым, пробежал маневровый паровозик.

Соколов с сердечным трепетом подошел к небольшому деревянному домику, что стоял почти против дворца Хлудова, дотронулся ладонью до потемневших от времени бревен. Этот домик поставил его дед после пожара 1812 года. Дед был конногвардейцем, тогда совсем молодым, только что вернувшимся из Европы — покорителем Наполеона. Здесь спустя одиннадцать лет родился отец будущего сыщика. Здесь же маленький Аполлинарий огласил окружающее пространство криком, а потом, совсем еще младенцем с неописуемым интересом вглядывался во все окружающее… За домом шел обширный веселый сад с яблонями, с грушами, с птичьими гнездами на деревьях. Был даже небольшой скотный двор: держали громадную бокастую корову Маньку, которую пасли на жирной траве откоса железнодорожной ветки. «Парное молочко да моему дитятке!» — ласково говорила мать.