Ранним утром следующего дня, когда обитатели дома № 14 по Переяславской улице еще спали, снизу позвонил почтальон (его роль исполнил сыщик Потапов). Под расписку он вручил телеграмму и получил за свой труд трешник.

Теперь дело оставалось лишь за звонком Квят-ковского в «Славянский базар». Прошло утро, уже и день клонился к вечеру — телефон молчал. Кошко получил сообщение от агента, что в дом на Переяславской вошел низкорослый человек, известный в уголовном мире Санька Бабрекин, по прозвищу Писарь. За ним числилось множество тяжких преступлений, в том числе убийств.

Линдер изнемогал в неизвестности. Ночью он почти не спал, как и генерал. Появилась опасность, что воры продолжают проверять личность Хамиляйнена.

В 10 утра в кабинете генерала зазвонил телефон. Линдер упавшим голосом сообщил:

— Аркадий Францевич, звонил Квятковский. Предложил, чтобы я сегодня получил в банке деньги, а завтра ровно в два он ждет меня «для окончания дела». Боюсь, как бы они и со мной заодно не кончили. Деньги громадные, а им, видать, море по колено.

— Внеочередной чин дешево не дается, — бодро сказал генерал. — Крепитесь и действуйте согласно инструкции.

Ровно в 12.00 Линдер вышел из «Славянского базара». Внизу скучал лихач. Линдер вспрыгнул на сиденье. Возница тронул лошадей — путь лежал всего лишь на соседнюю улицу — Ильинку, 8. Здесь находилось Московское отделение Волж-ско-Камского банка. Линдер демонстративно размахивал потрфелем, который был, очевидно, пуст. Вышел он из банка спустя час, сжимая обеими руками тяжело нагруженный портфель. Опасливо озираясь, он сел в свои саночки и покатил через Мясницкую в сторону Переяславской.

Когда он проезжал возле арки Красных ворот, то его догнал возок. Закутавшись в медвежью полость, там сидел улыбавшийся Квятковский:

— Садитесь, пан Хамиляйнен, ко мне!

Вздохнув, Линдер пересел, но приказал своему извозчику:

— Поезжай за нами! И не отставай… Квятковский был в благодушном расположении духа. Он признался:

— А ведь мы все время следили за вами! Не обижайтесь — дело серьезное, а генерал Кошко — лисица хитрющая.

— Вы правы! Вот и мой извозчик будет ждать меня на Переяславской ровно два часа. Если я не выйду, он отправится за полицией.

Лицо Квятковского свела судорога. Он кисло ухмыльнулся:

— Вот это совсем лишнее!

Линдер, подъезжая к дому № 14 по Переяславской, сразу же заметил на ней оживление. Четыре здоровых дворника скалывали лед. Газетчик заунывно тянул: «Мо-ско-вские веломо-ости»! Татарин с узлом на спине выкрикивал: «Старье берем! Старье берем!» Вдоль улицы стояло несколько извозчиков. На душе потеплело. Сыщик понял: операция подготовлена серьезно.

…Линдера ввели в гостиную. В глубоком кресле, что стояло возле окна, сыщик сразу же разглядел мужичишку с оттопыренными ушками и идиотским выражением лица. Линдер узнал хорошо знакомую по полицейским снимкам физиономию Саньки Бабрекина. Этот безжалостный убийца-садист получил кликуху Писарь за то, что, сидя в камере, сочинял всякую чушь и небылицы про «изячную жизнь» и полагал себя великим писателем.

Линдер раскрыл портфель: он был набит «куклами», но бандюги, на его счастье, приняли их за пачки крупных купюр.

Сдвинули два ломберных столика и высыпали на них процентные бумаги. Линдер тшательно их сосчитал. Прошло более часа. Вдруг Линдер зашелся в жестоком кашле. Он обшаривал карманы:

— Господи, где мой платок? Гх-гх! Наверное, в пальто забыл. Ох, гх-гх!

Он медленно вышел в переднюю, оглянулся — воры остались в комнате. Тогда он подскочил к дверям, пытаясь отодвинуть массивную медную задвижку. Наконец, резко стукнув, она поддалась.

Он вновь заспешил в гостиную, вытирая уста. И вдруг, хлопнув в ладоши, воскликнул:

— Как бы мой дурак и впрямь не отправился в полицию!

Он подошел к окну и, как было договорено с генералом, постучал пальцем в замерзшее окно, сделал строгий знак извозчику. Боковым зрением он увидал, что Квятковский подал какой-то сигнал Бабрекину. Тот потянул руку за спинку кресла, и в его руке блеснул топор.

Не спуская глаз с убийцы, Линдер прошел на свое место. Спокойно улыбнувшись, он предложил:

— А может, выпьем кофе? Квятковский, прежде настойчиво предлагавший кофе, прямо-таки расцвел:

— Правильно, по чашечке! Я сам приготовлю, — и подмигнул Бабрекину.

В этот момент двери в прихожей с грохотом распахнулись. В гостиную ворвались сыщики. Возглавлял их гигант атлет из Питера Каллистра-тов:

— Руки вверх! — заорал он страшным голосом, и хрустальные подвески на люстре жалобно зазвенели.

Преступники были так ошеломлены, что сдались без единого выстрела.

Было следствие. Преступники признались, что хотели убить «маклера из Гельсингфорса: „Не отдавать же своими руками миллион!“

Если бы Линдер не стал пить отравленный кофе, то жизни его лишили бы с помощью топора. Сумели бы разделаться и с кучером, прежде чем он поехал в полицию. Подобная же участь ожидала и кассира: «Не делиться же с ним капиталом!»

«Ниверситетской» девице пришлось вернуть в полицию золотые часы. Линдер ей объяснил: «Казенное брать стыдно!» — «Откуда я знала, — огрызнулась та. — Ведь вы были как натуральный купец!»

Генерал получил благодарность императора, а Линцер — внеочередной чин.

Но все переменилось после марта 1917 года. Преступники были выпущены на свободу, генерал отстранен от всех должностей, а Линдера за неведомые прегрешения посадили за решетку.

В 1918 году генерал бежал от большевиков в Киев, к Скоропадскому. Гетмана вскоре сме нил Симон Петлюра, а последнего — больше вики.

Генерал, живший под чужой фамилией, однажды шел по Крещатику и столкнулся со старыми знакомцами — Квятковским и Горошеком

Они узнали его:

— Не бойтесь, не выдадим! Мы сами ненавидим большевиков!

'И, сочувственно посмотрев на его потрепанную одежду предложили:

— Господин генерал, давайте мы дадим вам в долг денег…

Линдера вскоре выпустили из тюрьмы. Он бежал в Варшаву, где занялся коммерцией. Вот они, превратности судьбы!

Эта история началась в феврале 1921 года и закончилась в мае 1923 года, В свое время она наделала много шума. О ней много писали газетчики. В Центральном музее Министерства внутренних дел, что на Селезневской улице в Москве, ей посвящен целый стенд. Среди других экспонатов орудие преступления — увесистый сапожный молоток на круглой, потемневшей от крови и грязи ручке. Еще живут старики, которые помныт громкий процесс над «охотником за людьми» — именно так окрестили «главного потрошителя XXвека».

Бывший взводный командир Красной гвардии 54-летний Комаров проснулся со страшной головной болью. Эти боли последнее время жестоко преследовали его и отравляли жизнь. Нынче Комаров трудился извозчиком в солидной организации — Центральном управлении по эвакуации населения (Центроэвак). Это было одно из подразделений Наркомата внутренних дел, где наркомом был сам товарищ Дзержинский Ф. Э.

Соратник Железного Феликса по ломовой части глядел в грязный потолок и мучительно пытался вспомнить: где и как провел вчерашний вечер?

Постепенно в его памяти стали всплывать, как мутные, неясные картины, прошедшие события. Утром он спер у своего товарища по Центроэваку новую ременную сбрую. Пока тот не хватился пропажи, Комаров бросил на сани пять мешков торфа и отвез их по разнарядке в правление Ав-топромторга, что в доме № 15 по Каретному ряду. На возвратном пути, нещадно хлеща лошадь, за буханку ржаного подвез попутную старуху к Брест-Литовскому вокзалу. Затем вкатил в конный ряд Смоленского рынка.

Прибыл он вовремя. Какой-то невзрачный мужичок в залатанном зипуне купил у известного барышника-цыгана Гришки мерина. Мерин был древний, со съеденными зубами, с выбитым правым глазом. Цыган чем-то напоил мерина или еще чего сделал, но. тот выглядел неестественно бодро, переступал копытами и разок даже вдруг весело взбрыкнул. Получив деньги, цыган тут же куда-то смылся.