В земле Крэхин, в самом сердце темного континента, в храме Бога Камня, подле длинного ящика из черного дерева стояли три человека с суровыми лицами. Их глава, огромный мужчина футов шести ростом или больше, кивнул верховным жрецам Бога Камня, стоящим перед ними. Одежду жрецов составляли головной убор из перьев и кожаный фартук, расшитый золотом.

— Вы пришли увидеть чудо? — произнес высокий с жестким крэхтским акцентом.

— Мы пришли, как ты велел, о великий Кригсброк.

— Тогда вам посчастливится увидеть все собственными глазами. Знайте же, что власть Величайшего превыше всего в этом мире, ей подчиняются люди, боги и богини.

Жрецы закивали в ответ, но в их темных глазах светилось недоверие. Эти пришельцы принесли много удивительных вещей. Их Повелитель действительно обладал большой силой. Но вернуть Пророка к жизни? Это невозможно.

— Откройте ящик, — приказал Кригсброк.

Верховный жрец щелкнул пальцами, и люди подняли крышку, скрывавшую священный лик «Того Кто Должен».

Кригсброк заглянул внутрь и улыбнулся. Перед ним лежало тело худощавого мужчины чуть старше тридцати лет, умершего от мозгового спазма в кульминационной фазе заклинания. Чернокожее тело не было ни слишком тяжелым, ни слишком легким, волосы все еще завивались тугими локонами, обрамляя массивную голову. Крэхин славился умением сохранять мертвые тела. Тело Пророка было вполне пригодным материалом для магии Величайшего.

— Позвольте? — попросил он все тем же ровным голосом.

Перья головных уборов снова качнулись. Глаза жрецов не выразили ничего, непроницаемые, словно черный горный хрусталь.

Кригсброк кивнул Гулбуддину и Верниктуну, одетым в такую же черную форму, что и он. Они достали флаконы с жидкостями, пакетики с порошками и воронку с длинным горлышком из плохо гнущейся кожи. Верниктун осторожно смазал ее маслом, и горлышко воронки стало гибким.

Под пристальным взглядом жрецов они раскрыли рот давно умершего Пророка и разжали его желтоватые зубы, которые были стиснуты тысячу лет. В открывшуюся глотку ввели горлышко воронки.

Кригсброк извлек из складок своего плаща маленькую книжечку.

Все трое склонились в поклоне, вознося молитвы своему Повелителю. Потом они запели резкие слоги предписанных заклинаний.

Жрецы отступили, содрогнувшись от страшных звуков, исторгаемых устами бледнолицых пришельцев. Воздух в гробнице Пророка сгустился и потемнел. От пола повалил дым. Волоски на руках, ногах и шеях жрецов поднялись, ноздри их раздражал запах плавящегося камня.

Верниктун всыпал в воронку сверкающий черный порошок, наделенный силой самого Величайшего. Первый флакон опустел. За ним последовал второй.

Теперь вперед выступил Гулбуддин с флаконом голубой жидкости, дьявольски пляшущей за стеклом, Кригсброк произнес слова власти, и жидкость заструилась в воронку. Когда обе жидкости и сверкающий порошок, смешавшись, потекли в тело давно умершего Пророка, «Того Кто Должен», изо рта покойника, шипя, поднялся красноватый пар.

В ту же минуту, при еще не умолкшем шипении веществ внутри тела, Кригсброк протянул руку Верниктуну, и тот вложил в его ладонь серебряный флакон. Кригсброк вылил из флакона в воронку бесцветную жидкость.

— Теперь вернем ему могущество.

Вперед выступил Гулбуддин с куском черного мрамора величиной с кулак и положил его на лоб мертвого Пророка. Потом закрыл глаза и плотно сжал губы.

Кригсброк резким голосом произнес короткое непонятное слово, повернувшись к крышке гробницы. Верниктун зажег огонь и поднес его к воронке.

Вспыхнула ослепительная молния. Гулбуддин конвульсивно дернулся, но не выпустил камня, который светился теперь ярко-красным светом. Он осторожно прижимал его ко лбу лежащего в гробу трупа.

Мертвец вздрогнул и зашевелился. Ребра поднялись и опустились. Ноги дернулись. Рука высунулась наружу.

Кригсброк разжал древние зубы. Верниктун вынул воронку. Красное тягучее вещество потекло изо рта мертвеца. И молитвы жрецов внезапно заглушил дикий вопль, вырвавшийся из давно мертвой глотки, страшный рев, пробравший до костей всех, кто находился в помещении, визг, оповещавший о приходе новой жизни в тело, которое уже никогда не должно было шевелиться.

Гулбуддин отступил назад. Мертвый рот закрылся только тогда, когда красное вещество вытекло. Пророк сел.

Верховный жрец вытаращил глаза. Случилось то, что обещали бледнолицые люди. Затем, полностью разинув рот, чернокожие повалились на колени.

— Воспоем любовь Айота Гол Диба! — пели они, — воспоем милость «Того Кто Должен»!

Трое из Падмасы обменялись улыбками. Работа пошла.

Накануне шел снег, и теперь в Чаще лежал ровный белый ковер по щиколотку глубиной. Драконье дыхание огромными облаками поднималось в морозный воздух. Драконы рубили молодые дубки и ясени на дрова. Они работали большими трофейными топорами, некогда принадлежавшими троллям. Щепки с певучим свистом разлетались в разные стороны.

Драконопасы приплясывали вокруг драконов, прикрепляя тросы к поваленным деревьям, чтобы потом команда погонщиков мулов могла перетащить их к огромной пиле, распиливающей стволы на трехфутовые чурбачки.

— Посмотри, Джак, у тебя нога попала в упряжь, — указал Релкин из Сто девятого марнерийского драконьего.

Джак выпутал ногу из упряжи и дернул за узел хомутка, который укреплял на бревне. Когда он оглянулся, Релкин уже ушел, Джак еще успел увидеть его спину между двумя деревьями. Релкин был теперь исполняющим обязанности командира эскадрона и считал своим долгом проследить за каждым подчиненным. Многих это раздражало, но Джак понимал, что Редкий просто входит в новую должность, потому и проявляет рвение в пока еще мало знакомом деле. Впрочем, все претензии к старшему дракониру могли обернуться против тебя же самого.

— Дракон хочет пить, — раздался голос огромного нечеловека, стоящего в десяти ярдах от него около поваленного дуба.

Джак свистнул, чтобы погонщик мулов повременил.

— Тебе келута? — спросил он свою большую зеленую дракониху по имени Альсебра, знаменитую умением владеть мечом.

— Нет, воды.

Ее большие драконьи глаза смотрели куда-то поверх головы мальчика. Он не стал даже спрашивать, о чем она задумалась. Когда она пребывала в таком настроении, на ответ рассчитывать не приходилось.

Джак прихватил большой бидон и отправился на поляну, где работала пила. Там же стояла бочка с водой и толпились солдаты, пришедшие за горячим келутом и свежим хлебом. Сегодня в лесу работало сто человек, десять драконов и сорок мулов. Было холодно, но сухо и безветренно. Работа спорилась, команда отправила в лагерь уже больше сотни кордов распиленных и наколотых дров.

Джак подумывал о возвращении в Марнери. Уже подходил к концу двухмесячный срок работ Сто девятого в Чаще, и скоро они отправятся в город. На смену им должен прийти Шестьдесят шестой марнерийский драконий. В городе у Джака осталась девчонка, за которой он уже шесть месяцев ухаживал. Звали ее Кэти, и слаще ее никого не было на свете, особенно если вспомнить, как она дала поцеловать себя несколько раз на последнем свидании за родительским сараем, что на Храмовой стороне. Джак вздохнул. Скоро они снова будут вместе. Где набраться терпения на оставшиеся дни?

Драконир Релкин остановился перед своим собственным драконом, который отступил от только что срубленного дуба, со скрипом падающего на землю. Дракон, знаменитый Базил Хвостолом, очевидно был доволен видом поляны, заваленной деревьями.

— А, мальчик оторвался наконец от своих дел и вспомнил, что пора позаботиться и о драконе. Где же келут?

— Келут заварен, и я как раз собираюсь за ним пойти.

— Келут уже давно был бы в пасти дракона, если бы мальчик повнимательнее относился к своим обязанностям.