Кранкс и Вулворд отошли в сторону посовещаться. Адмирал считал, что первым делом нужно сохранить дружбу с народом Водяного острова. В свою очередь, Вулворд указывал на необходимость поддержания высокого морального уровня драконов.

Разгоревшийся спор был прерван неожиданно. Из-за пальм послышался резкий звук дудки. Крестьяне обернулись, выжидая, что будет дальше. Из пальмовой рощи появилась колонна туземцев, одетых в доспехи из кокосовых циновок с половинками кокосов на голове в качестве шлемов, в руках воины несли копья и щиты.

Жители деревни просияли и многозначительно посмотрели на Кранкса и Вулворда.

А тем временем из-за деревьев вышло еще несколько человек. Крепкая веревка обвивала их запястья и шеи, соединяя пленников в цепочку. Их конвоировали рыцари в кокосовой броне. Крестьяне помрачнели. Некоторые стали потихоньку пятиться в сторону.

Во главе процессии выступал импозантный человек шести с половиной футов росту, одетый в красные лакированные доспехи. Он проревел команду одновременно и крестьянам, и своим людям — «задержать всех, кто попытается скрыться». Воины окружили деревенских жителей.

Кранкс с Вулвордом обменялись удивленными взглядами; драконы и драконопасы напряглись. Если вооруженные люди попытаются напасть на драконов, кровопролития не избежать — драконы еще не бросили свои дубины.

Связанные люди были брошены наземь; великан в красном на ломаном верио объяснил, что это провинившиеся. Они попытались сбежать, но были схвачены и допрошены. После пристрастного допроса они во всем сознались. Рассказ драконов полностью подтвердился.

Вулворд вздохнул с огромным облегчением. Обвинение с драконов было снято. Единственная деревня, которую разгромили виверны, была наказана по заслугам.

Под горькие, стоны воины взяли старейшин деревни под стражу. Правитель в красном объявил, что сначала их высекут, а потом заставят чинить разрушенные дома.

По сигналу от кораблей к берегу направились самые большие полубаркасы, чтобы доставить драконов на «Ячмень». Как только все оказались на борту, троих мальчишек снова заковали в железо и отправили в карцер.

Адмирал Кранкс собрал капитанов флота и приказал Вулворду принять меры. Капитаны настаивали на немедленном суде над насильниками.

Вулворд потребовал отсрочки, по крайней мере до тех пор, пока Бирджит не придет в себя, ведь на ее теле нет следов насилия. По окончании собрания к адмиралу Кранксу пришла ведьма Эндисия.

Несколько позднее адмирал объявил свое решение. Чтобы хотя бы отчасти удовлетворить требования капитанов флота, виновные немедленно подвергнутся предварительному наказанию в двадцать плетей. Вулворд возражал. Кранкс сказал, что протест его будет отмечен в судовом журнале, но экзекуция все равно состоится, пусть даже и несправедливая. Иначе флот не успокоится.

Экзекуция была назначена на полдень следующего дня. Релкин, Свейн и Джак, скованные одной цепью, печально жались друг к другу на полу карцера.

Этим вечером, командор Вулворд еще раз попытался заставить командира эскадрона Уилиджера признаться в поспешности возможно несправедливого обвинения. Вулворд чувствовал, как с приближением начала казни в нем поднимается отчаяние. Уилиджер был непоколебим. Вулворд уже еле сдерживал себя с этим человеком. Впрочем, в данном случае мнение Уилиджера имело больший вес, и Вулворд не мог изменить его по своему желанию.

Отпустив Уилиджера, Вулворд по тщательном размышлении послал за колдуньей Эндисией. По его просьбе она посетила драконьих мальчиков. Согласилась она на этот визит с неохотой, заявив Вулворду, что ее симпатии лежат на стороне женщин-моряков, которые и так уже натерпелись за этот рейс.

Вулворд написал записку генералу Стинхуру и отправил ее шлюпкой на флагманский корабль.

Эндисия долго готовилась к посещению мальчиков. Ее предупредили, что все трое юношей — ветераны, уже давно работающие с драконами, а один из них — признанный герой. Она решила не позволять посторонним чувствам влиять на ее суждения. Вообще она находилась между двух зол. Моряки, уставшие от многонедельных трений с этими молодыми наглецами-легионерами, кипели яростью, требуя наказания насильников, тогда как солдаты возмущались несправедливостью наказания даже без намека на суд. Для Эндисии путешествие в Эйго было очень тяжелым. Она с трудом несла свое тяжкое бремя, мечтая о том времени, когда сможет освободиться. Иногда она с горечью вспоминала приход Серой Леди. Серая Леди всегда слыла опасным посетителем. Эндисия была родом с Кунфшонских островов и отчасти грешила пристрастием к морякам своего пола. Для всех кунфшонцев насилие над женщиной считалось самым ужасным преступлением. Кроме того, на островах царствовал матриархат. Такое общество было признано идеальным и взято за образец для Империи Розы, где при всеобщем равенстве и законопослушании у власти реально находилась небольшая гибкая иерархия. Всеобщее Благо Кунфшона определенно было самой изощренной политической культурой в мире. Эндисия гордилась родными островами, питая легкое недоверие ко всем чужакам, даже к народу Аргоната, который являлся органическим продолжением Кунфшона. Такие чувства воздвигали стену между нею и сердцами воинов. Сексуальное насилие — страшнейшее преступление в мире, так как посягает на основы Всеобщего Блага Кунфшона. Эти мальчишки должны получить урок, и если получится, что наказание будет состоять из нескольких частей, что ж, тем лучше.

Суд может вынести приговор и позднее, и может быть, уже после повешения.

Таким образом, она была настроена холодно, и ее визит ничего не изменил. Она задала лишь несколько вопросов и изо всех сил старалась не встречаться глазами с Релкином из Куоша. После, правда, ее стала беспокоить совесть, но ведьма вызвала в памяти бледное лицо несчастной Бирджит и уверилась в своей правоте. Сердце ее ожесточилось против мальчиков. Моряки — прежде всего. Эндисия вернулась в лазарет и села подле Бирджит, размышляя, что делать дальше. Последней надеждой оставалось, что Бирджит очнется и сумеет рассказать, как все было на самом деле. Как этого добиться — лежало целиком на ответственности ведьмы флота. Если бы здесь была Ирен из Алафа или же сама Лессис!

Эндисия беспокойно огляделась. Кое-что она могла попробовать и сама. Неясная мысль забрезжила в ее мозгу. Она подошла к своему книжному шкафу и достала перечень заклинаний Кунфшона.

Релкин, Свейн и Джак остались со своими горькими мыслями в темноте карцера на борту «Ячменя». Они были убиты известием о том, что суда даже и не будет.

Свейн горько усмехнулся:

— Значит, нас высекут за то, чего мы никогда не делали.

Ответом ему были мрачные ухмылки.

— Нет, правда, я знаю кучу вещей, за которые меня можно было бы высечь, да вы все знаете их, — идиотская улыбка Свейна сверкнула в темноте, — но меня не поймали — значит, я ничего не делал. Понимаешь, о чем я говорю, куошит?

Все это только больнее отзывалось в сердце.

— Могу предположить.

О да, мальчишка Свейн шакалил среди драконопасов, прибирая все, что плохо лежит, вне всякого сомнения. Но теперь ему предстояло расплачиваться за то, чего он не делал никогда, и расплачиваться жизнью.

— Это несправедливо. Это не правильно, — сказал Джак совершенно отчаянным голосом Джак боялся больше всех. Он однажды видел подобную экзекуцию и упал в обморок, глядя, как человеку, наказываемому за дезертирство, дали пятьдесят плетей. И мальчик не знал, сможет ли он вынести двадцать без крика, не опозорив себя навеки.

Негласный закон среди легионеров был строг. Предполагалось, что ты не должен проронить ни звука, особенно перед лицом целого флота. Честь легионера превыше всего. Но маленький Джак был уверен, что будет кричать и плакать.

— Ты же знаешь, Джак, — сказал Релкин успокаивающе, — что ты прав, но так уж случилось с нами, и ничего больше не остается. Разве что… ну, разве Бирджит расскажет правду.