— Миша…

— Сожми, Ульяна, — строго приказывает он, а у меня перед таким его тоном ну вот вообще нет аргументов. Мне кажется, если бы он таким голосом приказал сигануть с обрыва, я бы лишь спросила, насколько сильно разогнаться. — Вот так. Умница.

Миша приспускает свои боксеры и немного отодвигается, давая мне пространство для маневра. Я обхватываю член пальцами и начинаю скользить по нему вверх и вниз, утопая в неге, когда дыхание Миши становится тяжелее, а тело подрагивает от удовольствия. Мне нравится ощущать свою власть над ним. Я быстро анализирую ситуацию. Мы у его родителей, но нам ничто не мешает немного пошалить. Потому что, поскольку я в этом процессе буду участвовать всем, кроме центра удовольствия, то и громких стонов никто не услышит. Из нас двоих только я такая шумная. Миша обычно мужественно сопит и рычит во время секса, но это же не крики.

Я поворачиваюсь к Мише лицом и коварно улыбаюсь. Сначала он смотрит на меня хмуро и с вопросом в глазах, но, когда видит, что я никуда не собираюсь убегать, немного расслабляется. Прикусив губу, ныряю под одеяло с головой и прокладываю дорожку из поцелуев от его шеи к груди, ниже по животу и к заветной цели. Дышать тяжеловато. Но у меня же благородная миссия — удовлетворить своего мужчину. Миша меня раскрывает, я снова прячусь, тогда он вообще отбрасывает край одеяла в сторону.

— Что ты делаешь? — шепчу я, гневно глядя на него.

— Хочу смотреть.

— А если я не хочу показывать? — ворчу, находясь в считанных сантиметрах от гордо стоящего органа.

— Уля, у меня сейчас член взорвется от перенапряжения. Или искрить начнет. Давай уже.

— Фу, хамло.

Я пытаюсь дернуться, чтобы встать, но Миша удерживает меня на месте.

— Ну все, прости, маленькая. Белочка, сделай с этим что-нибудь, иначе я просто умру.

Миша кивает на свой член, а его открытая и немного дурацкая просьба возвращает мне хорошее расположение духа. «Менструальные качели» — так это называет моя мама Алла.

Я опускаю голову и оставляю на головке легкий поцелуй. Миша вздрагивает и откидывается на подушки, шумно выдохнув. Боковым зрением я вижу, как его пальцы цепляются за простынь, зарываясь в нее и сжимая ткань. М-м-м, у кого-то совсем плохо с выдержкой. Коварно улыбнувшись, я вбираю ртом головку и со смаком сосу ее, а потом со шлепком выпускаю. Дразню языком уздечку, и так по кругу. Когда Миша приподнимает голову, и наши взгляды сталкиваются, я краснею и начинаю робеть. Мои движения перестают быть такими уверенными, я просто выполняю механические действия, перестав в полной мере наслаждаться процессом.

— Белочка, сделай как до этого, — хрипит Миша. — Лизни его.

Не выпуская член изо рта, я легонько качаю головой. Могу себе представить, как это смотрится с его ракурса. Черт, да я, наверное, выгляжу как те разведчики в стане врага. Лежу тут, пялюсь из засады глазами размером с линзы бинокля. Щеки покрываются новым слоем краски, и я двигаю губами еще медленнее. Челюсти сводит от напряжения, губы превращаются в тонкий ободок. Теперь Миша приподнимается выше и хмурится.

— Маленькая, что случилось?

Я наконец поднимаю голову.

— Не могу, когда ты на меня так смотришь.

— Блядь, — выдыхает Миша, падая на подушки. — Ну как «так», Уль?

Он раздражен, хотя я тоже, знаете ли, недовольна.

— Я некрасиво смотрюсь с твоего ракурса, не глазей на меня.

Вместо того, чтобы злиться, Миша начинает тихонько смеяться и стонать, как будто устал. А, может, так и есть. Меня не каждый выдержит. И это еще одна из причин, почему я поставила крест на отношениях. Они меня не понимают. В смысле мужчины. Кому-то кажется, что я капризная. Для кого-то я требовательная. Кто-то просто считает чокнутой. И только Миша все перечисленное или нивелирует, или считает забавным. Наверное, он просто такой же странный, как и я.

Миша снова приподнимает голову и гладит ладонями мои щеки.

— Мой член у тебя во рту — это самое эротичное зрелище за всю мою жизнь. Самое горячее. Уль, я не могу не смотреть. Я готов взорваться, глядя на то, как твои губы скользят по стволу.

— Мне неловко. — Снова краснею.

— Маленькая, в постели не должно быть неловко. Если бы мне не нравилось, я бы не смотрел. Улечка, прошу тебя, сделай это, а?

Миша красноречиво указывает взглядом на член, который я все еще держу в руке и по инерции глажу. И я решаю, что ну и черт с ним! Сказал нравится — пусть любуется! В конце концов, какая у меня есть причина не верить его словам? Периодически дергающийся в моей руке член подтверждает слова Миши. И я решаю продолжить ласкать его. Опускаюсь на него ртом и слышу тихий грудной рык в исполнении Миши. Ну все. Этого подтверждения достаточно. Я смелею. Кружу языком по головке, задевая уздечку, всасываю его в рот, втягивая щеки. И бесконечно долго опускаю и поднимаю голову, обнимая ствол губами. Ох, и долго же он держится, у меня уже челюсти сводит. Но я терпеливо корплю над ним, потому что это такой кайф — понимать, какое удовольствие ты приносишь любимому мужчине… Стоп! Это я сейчас сказала «любимому»? О, нет! забудьте. Сотрите это слово из своей памяти. Симпатичному мне мужчине. Красивому. Соблазнительному и сексуальному, да.

В какой-то момент Миша берет инициативу в свои руки. Обхватывает мою голову руками и начинает встречать мои губы своими бедрами, вколачиваясь в быстром ритме. Мне остается только покорно держать рот открытым и пытаться дышать через нос, чтобы не задохнуться. Миша замирает на миг, а потом выстреливает теплой жидкостью мне на язык. Его рука быстро двигается по члену, пока он выжимает остатки своего удовольствия. И мне бы возмутиться, мол, глотать я не соглашалась, но не буду. Мне нравится, что он настолько потерял контроль, что даже забыл предупредить меня о том, что собирается кончить. Да и что предупреждать, когда я и так губами и языком чувствовала, насколько сильно напрягся член, как натянулась кожа. Слышала тяжелое хриплое дыхание с приглушенными стонами.

— Прости, — шепчет Миша, помогая мне заползти на него и улечься на быстро вздымающейся груди. Он запускает пальцы в мои волосы и перебирает их, как делает часто после секса. — Мне надо было, наверное, предупредить.

— Ты прямо читаешь мои мысли, — хмыкаю беззлобно.

— В следующий раз предупрежу.

Я поднимаю голову и смотрю на него с лукавой улыбкой.

— То есть, ты думаешь, что будет еще следующий раз? Однако твоя самоуверенность просто поражает.

— Будет-будет, — отвечает он, прижимая меня ухом к своей груди. Я слушаю ритм его колотящегося сердца и то, как вибрирует в его груди низкий голос. Просто музыка для моих ушей. — У нас впереди еще четыре дня, когда тебя нельзя трогать там, где я хочу потрогать больше всего.

— Говори правду, Лавров. Не потрогать ты хочешь, а потыкать.

Миша смеется.

— И потыкать тоже. Уль?

— М?

— Даже в душе, что ли, нельзя?

— Тебе минета мало, вот скажи мне?

— Нет, мне достаточно. Но я себя как-то паршиво чувствую от того, что ты не получила свою дозу удовольствия.

— Если я сейчас скажу, что твое удовольствие — это и мое удовольствие? Это слишком пошло прозвучит?

— Немного лукаво, потому что все равно это не то же самое.

Мы смолкаем ненадолго. Наши пальцы выводят замысловатые узоры на коже друг друга. Говорить совсем не хочется. И даже вопрос Миши насчет душа как будто не требует ответа. Никогда не задумывалась о том, можно ли в душе, каждый раз критические дни просто служили препятствием для занятий сексом, альтернативы я никогда не рассматривала.

— Уль, не фамильярничай, пожалуйста, — совершенно невпопад выдает Миша.

— Что? — спрашиваю со смехом, поднимая голову.

— Ты назвала меня по фамилии. Мне не нравится. Называй Мишей. Мишенькой еще можно.

— Еще как? — смеюсь я. — Медведем можно?

— Мишкой можно.

— А что с фамилией не так?

— С ней все так, просто когда ты обращаешься ко мне по фамилии, я думаю об армии, а не о любимой женщине.