— Где белье?

— Река унесла.

— Где наседка с цыплятами?

— Да я, знаешь, привязал цыплят к наседке, а коршун взял да и утащил их вместе с веревкой.

— А грушу кто срубил?

— Я.

— Ах ты, простофиля! Вон из дома: Вовек бы мне тебя не видать! — закричала жена и замахнулась на него коромыслом.

Прогнала она мужа, заперла дверь.

Пошел мужик куда глаза глядят. Идет, спотыкается в темноте, а сам знай твердит:

— Вон! Вон! Вон!

Шел он, шел, на рассвете дошел до реки. Смотрит, под мостом два рыбака тянут сети. Мужик свесился с моста — ему было любопытно посмотреть на улов, — а сам все бормочет:

— Вон! Вон! Вон!

Рыбаки вытянули сети, глядь, — а в них ни одной рыбешки.

Рассердились тут рыбаки, взбежали на мост и ну мужика колотить.

— За что вы меня бьете? — кричит он.

— Не говори: «Вон!» В следующий раз кричи: «Таскать вам, не перетаскать!»

Вот мужик дальше идет и бормочет:

— Таскать вам, не перетаскать!

А тут, как назло, на дороге показалась похоронная процессия. Позади телеги, на которой стоял гроб, шло человек двадцать в черной одежде.

Мужик наш тут как гаркнет:

— Таскать вам, не перетаскать!

Услышав такие слова, люди рассердились, поколотили незадачливого мужика и на прощанье сказали:

— Это тебе наука, в другой раз говори: «Вечная память!»

Пошел наш мужик дальше.

Шел, шел, пришел в село. Слышит: волынки заливаются, барабан грохочет. На улице показалось свадебное шествие. Впереди шли музыканты, за ними — жених с невестой.

Мужик как закричит:

— Вечная память! Вечная память!

— Кому «вечная память», дурья башка? — рассердился жених и ну его колотить. — Мне или невесте? В другой раз будь умнее, бросай шапку оземь, а сам приплясывай и кричи: «Гоп-ля-ля! Гоп-ля-ля!»

Вышел мужик из села и побрел дальше. Спустился в долину, видит: навстречу едет телега, полная доверху глиняных мисок и горшков. В телегу впряжены молодые бычки. Завидев телегу, наш мужик бросил шапку оземь и принялся плясать, выкрикивая:

— Гоп-ля-ля! Гоп-ля-ля!

Бычки испугались, шарахнулись в сторону. Телега перевернулась, от горшков и мисок остались одни черепки. Схватили гончары дурака за шиворот и давай учить уму-разуму:

— Ты бы лучше сорвал пучок травы, протянул бычкам и сказал: «На, бычок, ешь!»

Пошел мужик дальше, видит: две старушки сидят на припеке, дремлют и тихонько разговаривают. Он сорвал пучок травы, сунул одной старушке под нос и говорит:

— На, бычок, ешь!

Старушка как замахнется, да как огреет его клюкой.

— Ты что это, негодник, вздумал над нами смеяться! — крикнула она сердито. — В другой раз увидишь старушек вроде нас, сними шапку да поклонись.

— Ладно, — ответил мужик и пошел дальше.

К вечеру добрался до села. Видит: у околицы две собаки дерутся из-за кости. Наскакивают друг на друга, рычат.

Мужик, не долго думая, снял шапку и поклонился. А собака, как ухватит его за ухо. Закричал бедняга, отбежал и сел в сторонке. Оторвал от рубахи лоскут, перевязал себе ухо.

Проходил мимо крестьянин с косой на плече.

— Почему это у тебя ухо перевязано? — спрашивает.

Мужик рассказал ему про свою беду. Косарь рассмеялся.

— Нечего было совать голову в собачью пасть. В другой раз, как увидишь такое, хватай палку и бей!

— Так и сделаю! — ответил мужик, встал и пошел дальше. Смотрит: у ворот двое детей играют в кости.

Мужик тут выдернул из соседнего плетя кол да как замахнется. А отец мальчишек увидел это, прибежал, выхватил у мужика кол и закатил ему оплеуху.

— Ты в своем уме? — закричал он. — Что тебе сделали дети? Чем колом замахиваться, лучше бы достал из кармана денежку, дал им и сказал:

— Возьмите, детки, купите себе по калачику!

Пошел злополучный мужик дальше, вышел за околицу. У дороги рылась в навозе свинья. Увидела мужика, подняла голову и захрюкала:

— Хрю-хрю-хрю!

— Что? — спросил тот. — Денежку хочешь? У меня в кармане ломаного гроша нет, а ты денежку просишь! — Пнул свинью ногой и пошел дальше.

Надоело мужику бродить по белу свету. Он подумал, что жена его уже давно простила, воротился домой и, выбросив дурь из головы, начал трудиться не покладая рук.

Отправились в дорогу двое убогих. Один был слепой, а другой безногий. Подошли они к реке и остановились на берегу. Безногий и говорит:

— На тот берег нам не перейти: моста нет, река глубокая, а мы убогие и наверняка утонем.

Задумался слепой, а потом попросил своего товарища:

— Посмотри-ка хорошенько, нет ли поблизости брода?

— Брод-то есть, вон там, у излучины, да течение очень сильное, и для того, чтобы переправиться, крепкие ноги нужны.

— Отведи меня туда! — велел слепой товарищу.

Тот взял его за руку и повел. Когда подошли к речному броду, слепой сказал:

— У меня ноги крепкие, а у тебя глаза зоркие. Садись мне на спину и говори, куда ступать. Я тебя перенесу через реку.

Сказано-сделано. Так, помогая друг другу, убогие переправились через реку и пошли себе дальше.

Осталась Марийка круглой сиротой и пришлось ей идти в услужение к одним богачам. От зари до зари гнула она спину, а хозяйка давала ей на обед одни черствые корки, а на ужин — хлебные крошки, что со стола сметала. Хозяйская же дочка Иванка до полудня на перинах пуховых потягивалась и ничего не делала.

И задумала Марийка уйти от хозяев куда глаза глядят. Ночью, когда все уснули, взяла она свою прялку, кудель да веретено и тихонечко выбралась из господского дома. Зашла в лес. Долго брела по дремучей чаще, выбилась наконец из сил, присела под дубом, положила голову на мягкий мох и крепко заснула.

Проснулась она поздно. Оглянулась — вокруг ни души. Только в густой листве птичьи голоса слышны. Стала Марийка пробираться сквозь лесные заросли и вдруг видит — стоит среди деревьев домик, весь мхом зарос.

Отворила она дверь и вошла в него. Присмотрелась — никого нет, огонь в очаге не горит, а вся постель разбросана. На полке стоят семь горшков, и крышки у них крепко завязаны. Не привыкла Марийка сидеть сложа руки, поставила она прялку в угол, засучила рукава и начала прибирать в домике. Постель постелила, пол подмела, в очаге огонь развела, уселась возле него и принялась прясть. Хотелось ей узнать, что в горшках, но заглянуть в них она не посмела.

Вдруг — туп-туп! — ввалилась в домик его хозяйка, старая косматая медведица, и зарычала сердито:

— Что тебе здесь надобно?

Но как только увидела медведица, что в домике всё прибрано, смягчилась, уселась рядом с Марийкой и стала ее расспрашивать, зачем та в лес к диким зверям пришла.

Рассказала Марийка ей про свою жизнь горемычную.

Медведица вздохнула и покачала головой. Потом указала лапой на кудель и спросила:

— А это что?

— Конопля, — ответила Марийка.

— Откуда вы ее берете?

— Сеем.

— А как сеете?

Марийка набрала в горстку золы из очага, вышла за дверь и рассыпала золу.

— Вот так! — сказала она.

— А потом? — спросила медведица.

— Потом мы собираем ее, в речке мочим, треплем, чешем…

— Как это делается?

Марийка протянула руку и стала легонько чесать густую медвежью шерсть.

Приятно стало медведице, зажмурилась она и уснула, а проснувшись, сказала Марийке:

— Ты славная девочка. Я бы оставила тебя помогать мне по дому, да кругом лес, дикие звери, боюсь, как бы они тебя не обидели. Возвращайся-ка лучше к людям. А в награду за то, что прибрала ты у меня, я дам тебе один из моих горшков. Выбирай!