Как сень ветвей, когда ее придавит
Идущий ветер, никнет, тяжела,
Потом, вознесшись, вновь листву расправит, —
88
Таков был я, пока та речь текла,
Дивясь; потом, отвагу вновь обретши
В той жажде молвить, что мне душу жгла,
91
Я начал: «Плод, единый, что, не цветши,
Был создан зрелым, праотец людей,
Дочь и сноху в любой жене нашедший,*
94
Внемли мольбе усерднейшей моей,
Ответь! Вопрос ты ведаешь заране,
И я молчу, чтоб внять тебе скорей».
97
Когда зверек накрыт обрывком ткани,
То, оболочку эту полоша,
Он выдает всю явь своих желаний;
100
И точно так же первая душа
Свою мне радость сквозь лучи покрова
Изобличала, благостью дыша.
103
106
Его я вижу в Зеркале святом,
Которое, все отражая строго,
Само не отражается ни в чем.
109
Ты хочешь знать, давно ль я, волей бога,
Вступил в высокий сад, где в должный миг
Тебе открылась горняя дорога,*
112
Надолго ль он в глазах моих возник,
И настоящую причину гнева,
И мною изобретенный язык.
115
Знай, сын мой: не вкушение от древа,
А нарушенье воли божества
Я искупал, и искупала Ева.
118
121
124
127
Плоды ума зависимы всецело
От склоннностей, а эти — от светил,
И потому не длятся без предела.
130
Естественно, чтоб смертный говорил;
Но — так иль по-другому, это надо,
Чтоб не природа, а он сам решил.
133
Пока я не сошел к томленью Ада,
«И» в дольном мире звался Всеблагой,
В котором вечная моя отрада;
136
Потом он звался «Эль»; и так любой
Обычай смертных сам себя сменяет,
Как и листва сменяется листвой.
139
На той горе, что выше всех всплывает,
Я пробыл и святым, и несвятым
От утра и до часа, что вступает,
142
Чуть солнце сменит четверть, за шестым».*
Песнь двадцать седьмая
Восьмое, звездное небо (окончание) — Вознесение в девятое небо
1
«Отцу, и сыну, и святому духу» —
Повсюду — «слава!» — раздалось в Раю,
И тот напев был упоеньем слуху.
4
Взирая, я, казалось, взором пью
Улыбку мирозданья, так что зримый
И звучный хмель вливался в грудь мою.
7
О, радость! О, восторг невыразимый!
О, жизнь, где всё — любовь и всё — покой!
О, верный клад, без алчности хранимый!
10
13
И стал таким, каким пред нашим зреньем
Юпитер был бы, если б Марс и он,
Став птицами, сменились опереньем.*
16
Та власть, которой там распределен
Черед и чин, благословенным светам
Велела смолкнуть, и угас их звон,