Легковооруженные застрельщики Пирра бегут. Слоны, получая ощутимые уколы копьями, ревут и топчутся на месте. Один, разглядев во всаднике обидчика, подняв хобот, ринулся в атаку. Мой воин, не будь дурак, поскакал на строящуюся фалангу Пирра. Слон за ним. Погонщики второго животного, с трудом управляясь, погнали слона вообще подальше от места сражения. За ним поскакало с десяток моих дружинников.

Обезумевший слон, не добежав к ощетинившейся сариссами фаланге, рухнул вместе с погонщиком метрах в десяти. Наверное, погонщик, предвидя последствия, предпочел, рискуя собственной жизнью, убить животное, чем попасть в немилость к царю Пирру.

Кто победил в этой битве, покажет время. Армия Пирра стремительно уходит на юго-запад к Таренту. Преследовать их на уставших лошадях без копий было бы безумным поступком.

Проклиная Пиррову победу, доставшуюся ему и в этой реальности, я с ужасом размышляю о том, что не смогу предать погибших огню, даже если разберу деревянные пристройки крепостных стен в Каннах.

Не дав Вуделю отдохнуть, посылаю с ним сотню всадников на побережье найти телеги, возы, арбы — все, что позволит побыстрее покинуть крепость и ров, что скоро станут для кельтов братской могилой.

Два дня томительного ожидания и Вудель вернулся с небольшим караваном. Мрачные галлы, закопав погибших родичей и друзей во рву, равнодушны к его возвращению, что не относится ко мне. Я радуюсь возможности отправить выживших кельтов домой с богатой добычей.

На следующий день чуть больше пяти тысяч галлов с обозом, груженным трофеями, отправились на север. Я, не теряя времени, со своей дружиной выступил на Беневент, по слухам покоренный Мариусом, в надежде выяснить, чем закончилось его противостояние с Пирром и где армия тусков сейчас.

Мы бежали от Канн, словно от ночного кошмара, когда просыпаясь, еще не понимаешь, что это был всего лишь сон. Осознание бессмысленности спешки пришло наутро, после ночевки, с болью в спине и шее. Весь день в седле, не снимая доспехов, оказался уж слишком суровым испытанием для моего тела.

Не я один был готов пренебречь здоровьем. С утра Вудель в полном облачении доложил о готовности дружины продолжить путь. "Железные люди", — с улыбкой подумал я и предложил Вуделю вариант:

— Куда спешить? Может, поохотимся?

— Нас слишком мало, — ответил Вудель.

От этого ответа, я согнулся в приступе смеха, представив себе, что бы могли подумать местные кабаны, если бы могли оценить численность охотников. И тут же попытался объяснить свой смех Вуделю, решившему, что с бренном что-то не так.

— В этом лесу не хватит животных, чтобы накормить досыта всех воинов, а ты говоришь , что нас слишком мало.

Вудель моей шутки не понял, нахмурившись, пробормотал:

— Нас слишком мало, чтобы сражаться с Пирром, луканами, да хоть с кем...

— Ты, мой друг, неправ. Мы сможем потрепать любого, кто решит испытать судьбу в сражении. Только пойми, таких тут мы не найдем. — Вудель изо всех сил внимал, но, судя по выражению на его лице, безуспешно. — Мы наемники. Нам нечего защищать, кроме своих жизней, и пока мы никому не угрожаем. Если в Беневенте враги, то они, скорее, отдадут нам все, что не забрал у них Мариус, чем будут сражаться с нами. Понимаешь? — Вудель понял, его лицо просветлело.

— Значит, охота, бренн?

— Охота, друг мой. Тем более, что припасов у нас негусто, а Беневент еще в нескольких днях пути.

Дружинники восприняли мою идею с энтузиазмом. Меньше, чем за три часа небольшая дубовая роща подарила нам стадо свиней под сотню голов и десяток оленей. Эти трофеи только раззадорили галлов. Всадники, разделившись, отправились искать места, где можно было бы продолжить столь увлекательное времяпровождение.

Я остался в лагере, позволив себе столь желанный отдых. Подставив лицо под лучи весеннего солнца, я с удовольствием вдыхал ароматы от костров, на которых готовилось мясо.

— Центурион, разговор есть. — Хриплый голос декуриона вырвал меня из состояния блаженства.

"Вот шельма! Пока мои галлы сражались, отсиделся в Каннах, после старался на глаза не попадаться, а теперь у него разговор есть!".

Усаживаюсь, опершись спиной о ствол могучего дуба, спрашиваю:

— О чем? Говори.

Сервий мнется, переступая с ноги на ногу, словно девица. Я никогда не видел его таким смущенным и нерешительным.

— Бренн.

О! Бренном назвал! Едва он так обратился, как мое внимание заострилось до предела.

— Консул Мастама разбит и твоя армия тоже. Что ждет нас всех, Этрурию?

Всего-то? А я уже было подумал, что он удивит меня. Сдерживаю улыбку, и все же поднимаюсь на ноги, чтобы декурион получше уяснил то, что собираюсь ему сказать.

— Мариус Мастама сохранил армию. Он отступил, чтобы избежать поражения. А я потерял ополчение из пастухов и землепашцев. Потери же Пирра — невосполнимы. Где он возьмет теперь кавалерию? Да и обучение сариссофора требует времени. Ведь мы и его фалангу обратили в бегство. Победа над Пирром — вопрос времени. Только меня волнует другой вопрос — нужна ли Этрурии эта победа?

— Не понимаю, бренн! Ты больше не хочешь сражаться с Пирром? — разволновался декурион.

— Я и не хотел с ним сражаться. Эпир далеко и победа над Пирром ничего никому не даст. В случае поражения Пирр отплывет домой, греки не подчиняться Этрурии все равно и позовут еще кого-нибудь сражаться за себя. Этрурия получит бесконечную войну, истощающую экономику, а своих интересов я таким путем не достигну.

Декурион Сервий внимал, словно слышал откровение оракула, но и соображал быстрее, чем, к примеру, Вудель.

— Понимаю, что раз ты пошел на эту войну, то имел интерес. Но если твой интерес иссяк, словно источник в засуху, что станешь делать ты теперь?

— То, что должен. Помогу Этрурии забыть об угрозе со стороны Пирра.

— Прости, бренн. Не мое, конечно, это дело... Нет! Я более ничего не спрошу о том, как ты собираешься помочь Этрурии, — повысил голос Сервий, заметив, что я всего едва пошевелил бровями. — Ну, я не служу в легионе Этрурии и мои солдаты тоже. Мы иногда нанимаемся на дело вроде того, как сейчас. Мы могли уйти, едва твоя армия ступила на равнину.

Понимая, к чему он клонит, машу рукой:

— Не томи, говори уже, чего хочешь, — улыбаюсь.

— Возьми нас на службу.

Пришло время удивиться и мне, теперь уже по-настоящему. Тут же зашевелился червячок сомнения: " А не засланный ли казачок декурион Сервий Секст?" Я полагал, что он захочет вернуться домой и напротив, попросит отпустить его. Решив придерживаться правила дипломатов, отвечаю:

— Это возможно, Сервий. Я подумаю, — открытая улыбка декуриона почти избавила меня от сомнений.

— Ты не пожалеешь, бренн, — Сервий ударил себя в грудь и, развернувшись кругом, побежал к своим солдатам, ожидающим окончания беседы.

Я только сейчас заметил, что турма Сервия в полном составе расположилась неподалеку. И это обстоятельство позволило мне более не сомневаться в искренности желания декуриона сменить хозяина. Теперь бы еще придумать дело для него.

На деревянных стенах Беневента следы от пожарищ я увидел издалека. Город казался брошенным, если бы не новые ворота, белым пятном отесанных бревен диссонирующие с обгорелыми стенами. Неудивительно: я настолько успокоил своих дружинников, что остаток пути походил больше на увеселительную прогулку и уж точно не на военный поход. Рассчитывать на то, что нас не ждут, не приходилось.

— Сервий, скачи к городу. Скажи тем, кто за стенами, что бренн Алатал хочет поговорить.

Декурион, старавшийся во время пути всегда быть рядом, услышав приказ, тут же поскакал к Беневенту. За ним отправились и всадники из личной декурии.

Остановив лошадей у ворот, умбрийцы некоторое время о чем-то говорили с теми, кто заперся в городе. Наверное, все прошло неплохо: разговор занял не больше пяти минут и декурия без потерь уже скачет назад.