Мальчик, полагая, что от искренности его ответа зависит честь рода и, веря что я действительно могу помочь советом, не стал скрывать того, что Пирр искал с тусками мира, но, получив отказ, обратился к самнитам за помощью.

— Когда туски отказали Пирру в мире, он, вернувший нам Беневент, просил о помощи, и я пообещал ему всадников Бритомария. Я не знаю, где сейчас Пирр. Должно быть, набирает армию из союзных ему лукан.

"Ага! Значит, Пирр просил мира". Это несколько меняет планы, но несущественно. И молодому вождю самнитов в их реализации, пожалуй, отведу главную роль. Доверительно сообщаю:

— Я был женат на дочери сенатора Спурина. Сейчас я дал ей развод, но полагаю, что она с радостью согласиться взять в мужья Пирра. Женившись на ней, он станет нобелем Этрурии, что позволит ему не только заключить с тусками мир, но и рассчитывать на помощь Этрурии, если, конечно, он будет нуждаться в ней.

— Этого нельзя допустить! — закричал Понтий. — Туски наши враги! Ты хочешь, чтобы я предложил Пирру сделку?

— Хочу и считаю, что удача в этом предприятии принесет выгоду всем. Всем, кто называет землю полуострова своим домом, — внимательно наблюдая за Понтием, замечаю, что он по-прежнему настроен против посредничества в этом деле. — Пирр пришел сюда и первое, что он сделал — это стал править тарентийцами, как Эпиром. Завтра он станет заправлять и в Самнии, а если победит тусков, то и в Этрурии. Тогда тебе только и останется, что угождать новому императору. И вы сами, и самниты, и луканы, и греки вместо того, чтобы приложить дипломатические усилия к миру, навязываете Этрурии войну, забывая о благословенных временах процветания торговли и мира. А между тем, Карфаген таит куда большую угрозу для процветания всех вас — и тусков, и самнитов, и кампанцев, и лукан, и греков, что живут в полисах на юге. Пока вы воюете, они бескровно побеждают, становятся сильнее и в торговле и в искусствах. Ты понимаешь меня?

— Да. Понимаю. Но мне тяжело будет сделать то, о чем ты просишь.

— Никто не говорил, что будет легко! — тут же понимаю, что мой юмор ни к месту.

Мальчик хмурится и из-под густых бровей бросает взгляд, полный сомнений и быть может, подозрения, мол, о чем ты бренн? — Улыбнись, друг мой, если ты сможешь добиться успеха в этом предприятии, то я сравню тебя с легендарным Одиссеем — царем Итаки, чей ум и дарованная Богами мудрость повергли непреступную Трою. Ведь рожденный вождем не прославляет свое имя в битвах, но становится великим, думая о благе народа и государства.

— Я сделаю это, бренн. Сегодня ты сможешь уйти, если захочешь. Только пообещай мне, что придешь и защитишь мой народ, если я тебя попрошу об этом.

— Конечно, юный вождь. Но и ты помни, что с такой же просьбой завтра ко мне обратятся и кампанцы. Если надумаешь когда-нибудь ограбить Капую, прошу тебя прежде вспомнить этот день и то, о чем мы с тобой говорили.

— Я запомню, — ответил Понтий и ушел.

Я же задумался над тем, во что ввязался. Придя к выводу, что игра стоит свеч, решаю позаботиться и о нуждах желудка.

— Хоэль!

— Да, бренн! — прокричал Хоэль из-за дверей и лишь потом появился на пороге.

— Я приглашаю тебя разделить со мной трапезу.

Моргнув пару раз, Хоэль заливисто рассмеялся.

— Конечно, бренн. Позволь только мне приготовиться. Еще кукушка не прокукует в соседней роще, как мы успеем набить животы самнитской снедью.

Киваю, соглашаясь. Хоэль громко о чем-то толкует со Сколаном, оба смеются, но минут через десять они притащили запеченного поросенка, хлеб и вино.

Скромно отобедав, мы покинули дом гостеприимного Понтия. На большом подворье яблоку негде упасть от суетящихся между возами людей. Молодой вождь держал слово и готовил для моей дружины припасы.

— Сколан, собери всех ближников. Мы покидаем Беневент.

— Слушаюсь, бренн.

Капуя в историческом прошлом моего мира была вторым по величине городом после Рима на Италийском полуострове. Едва я увидел город, как тут же вспомнил дачные поселки, выросшие у городов в девяностых словно грибы после дождя. Одноэтажные домики, утопающие в зелени низкорослых деревьев и виноградников, тянулись от реки Вольтурно к подножию гор без какой-либо идеи градостроения. На узких улицах едва могли разминуться рабы, несущие паланкины.

Богатые виллы, словно гнезда птиц, яркими красками черепичных крыш обращали на себя внимание при взгляде на горы. Наверное, заботясь о непосильно нажитом местные толстосумы предпочитали строить свои жилища на скалах. Действительно, побывав в некоторых из них, я признал, что оборонять узкую дорогу, по одну сторону которой — отвесный кряж, уходящий в небо, а по другую — обрыв в пропасть, возможно и малыми силами. Виллы-крепости врагам Капуи редко удавалось захватить и разграбить.

Чтобы не сеять панику среди горожан, уставших от набегов самнитов, присутствия легионов Этрурии и Пирра, я выслал вперед декурию Сервия. Должно быть, он прекрасно справился со своей задачей, поскольку жители окраин Капуи, увидев нас на дороге, спокойно продолжали работать на виноградниках и полях.

Там, где у дороги начался парк из тополей, мирт, тутовых и каштановых деревьев, навстречу нам вышла делегация богатых горожан с подарками. Среди них находился и декурион Сервий. Поймав мой удивленный взгляд, он самодовольно улыбнулся, подмигнув мне.

Как выяснилось позже, этот пройдоха представил меня и дружинников как армию наемников из Галлии. Сервий объяснил совету Капуи, что от них зависит, стану ли я защищать их или примкну к Пирру. Он рассказал им, что в Беневенте не поскупились на дары и единственный шанс для жителей Капуи ублажить меня — дикого и могущественного — это одарить роскошными подарками, ну на худой конец золотом.

Не замечал я раньше дара красноречия у Сервия. Наверное, плохо смотрел. Ибо дары действительно оказались богатыми. Одних изделий из золота под полтонны по самым скромным прикидкам, а ткани и замечательное кампанское вино едва уместились на десяти больших телегах, в каждую из которых были впряжены по два бычка.

Конечно же, я от всего сердца пообещал горожанам защиту и гарантировал, что ни один из моих солдат не причинит ни городу, ни его жителям ущерба. Дружинники располагали деньгами, и я позволил им разместиться на постоялых дворах и квартировать у горожан, строго-настрого приказав платить за услуги не скупясь, чтобы у жителей Капуи сложились самые лучшие впечатления о бренне инсубров и его людях.

Однако лукавство Сервия принесло не только богатство в мою казну. Если быть точнее, то только богатство и маленькие неприятности.

Самого декуриона я наградил долей от подарков и отправил в Рим к Мариусу Мастаме с отчетом обо всем, чему свидетелем был он сам. В личном послании я сообщил, что намерен прибегнуть ко всем доступным способам, чтобы заключить с Пирром мир и направить его агрессию на усиливающийся год от года Карфаген. Упомянул и о своем намерении женить Пирра на Спуринии.

"Мой друг, я знаю, что сенат Этрурии однажды отверг предложение Пирра к примирению. Поверь, не страх войны с Пирром, ибо под Каннами я уже сражался с ним, а здравый смысл и государственная выгода побуждают меня к такому решению. Жду тебя в Капуе, куда вскоре прибудет подкрепление от сенонов. Мне удалось увести из Беневента славного Бретомария и его людей. И не случись так по воле Богов, десятитысячная конница сенонов значительно усилила бы Пирра, сведя на нет мой успех у Канн, где мои галлы полностью уничтожили фессалийских всадников.

Я полагаю, что брачные узы между Пирром и Спуринией свяжут не только мою бывшую жену и царя Эпира, но и наши государства в союзе против могущества Карфагена".

Я не пытался приказывать или настаивать на чем-либо, сочиняя послание Мариусу. Написал так, как сам понимал целесообразность своих решений. Отмечу, что порой я чувствую себя альтруистом. Этрурия сейчас уязвима, и если бы я захотел, то с помощью Пирра без труда смог бы овладеть ее городами, присоединив к землям инсубров. И в какой-то мере, наверное, правильно бы поступил. Поскольку в истории моего мира именно Рим покорил галлов и история с уничтожением сенонов Септимусом Помпой тому яркое подтверждение. С другой стороны, я и так за очень короткий по историческим меркам срок — да по любым меркам, как не суди, — смог построить государство, способное противостоять Этрурии, но до сих пор не имел флота и морских баз, чтобы воевать с Карфагеном. А как я понимаю, такая война неизбежна, и воевать придется тому государству, что сейчас станет доминировать на полуострове. Если я окажусь прав, то политика предоставления военной помощи Этрурии для меня предпочтительнее. Я получу время и ресурсы для созидательных целей, а позже, возможно, и кусок своего пирога от поверженного Карфагена, в Испаниях, например.