Наутро, после праздно проведенного в постели предыдущего дня, снова сияющая как начищенная пуговица, я собрала всех – Шэннон, лошадей и собак, – и мы отправились на долгую прогулку верхом через горы. Господи, как хорошо я себя чувствовала! Дождь прекратился, и воздух был чист и свеж.

В тот вечер после обеда мы снова собрались вокруг камина. На мне было длинное платье из изумрудно-зеленой тафты, купленное в семьдесят четвертом году по случаю грандиозного бала в Палм-Спрингсе.

Шэннон была в черных шелковых брюках и белой шелковой же блузке, очень простой и скромной; она выглядела восхитительно. Эдди был в джинсах, однако при галстуке и в пиджаке, и выглядел, как всегда, неотразимым красавцем. Я не могла поверить своему везенью – возможности любоваться каждый вечер такими красивыми молодыми созданиями.

Я ломала голову над тем, с чего продолжить свой рассказ, и решила, что с Лилли.

Над Норт-Эндом пылало горячее июльское солнце. Оборванные дети играли в салочки на усыпанных мусором улицах, а их разморенные матери следили за ними, сидя на ступенях своих крылечек.

Лилли чувствовала на себе их враждебные взгляды, отмечавшие каждую деталь ее шелковой юбки и белой батистовой блузки. Плотно сжав губы, превозмогая усталость, она шагала вперед, неся в руках корзину. В воздухе висел тошнотворный запах нечистот, и она невольно ускорила шаг, проходя эти нищие кварталы.

Правда, у нее самой в кармане оставалось ровным счетом двадцать пять центов. Она представить не могла, что можно было на них купить, одно было ясно – очень мало. Она решила искать ростовщика, которому могла бы заложить свои серебряные головные щетки. Однако с каждым шагом она чувствовала все большую слабость, в горле у нее пересохло, ее мучила сильная головная боль.

Лилли остановилась у одной из лачуг и устало оперлась о стену. Сидевшая на ступеньках крыльца молодая мать не отрывала от нее глаз.

– Вам нездоровится, мисс? – заботливо спросила она.

Лилли посмотрела на женщину. Та была молода, но, судя по ее изможденному лицу, чувствовала себя не многим лучше Лилли. Подбежавшие дети обхватили колени матери и с любопытством уставились на такую богатую иностранку.

Лилли опустилась на ступеньку рядом с женщиной.

– Я очень устала, – вздохнула она. – Могу я здесь немного посидеть?

– Располагайтесь, – отвечала женщина, – но если вы больны, то вам лучше дойти до церкви святого Стефана, там вам помогут.

Лилли покачала головой.

– Мне нужна не церковь, а ростовщик. У меня в кармане осталось всего двадцать пять центов.

Женщина пожала плечами.

– Это значит, что у вас больше денег, чем у нас всех.

Лилли посмотрела на нее и ее многочисленных детей.

– Но где же ваш муж?

– Ушел искать работу.

Голос женщины прозвучал безжизненно, даже горечи не было слышно в ее словах.

– Там, на Хадсон-стрит, есть ростовщик, – посоветовала она. – Может быть, он сможет вам помочь.

Лилли поблагодарила случайную собеседницу и сделала несколько шагов, потом быстро вернулась и вложила свои двадцать пять центов в руку женщины.

– Вы нуждаетесь в них больше, чем я, – проговорила она и поспешила вперед.

Ростовщик удивленно посмотрел на Лилли, потом снова перевел взгляд на прекрасные серебряные, высшей пробы, щетки для волос, на зеркало, украшенное чудным орнаментом, и гребень. Затем его глаза снова остановились на девушке. Лицо ее было таким же белым, как ее блузка. Ему много раз приходилось видеть отчаяние в глазах – люди приходили к нему в крайних обстоятельствах. Но эта девушка была не как все. А щетки стоили целого состояния.

Лилли опустилась в деревянное кресло рядом с конторкой и положила разболевшуюся голову на руки, ожидая его решения. Она не знала, что будет делать, если он не даст ей денег.

Ростовщик с подозрением посмотрел на Лилли: ему только и не хватало больной женщины в лавке. Он подал ей стакан воды и, желая поскорее выпроводить ее, сказал:

– Вот что, мисс. Вы получите пять долларов за все. И запомните, вы должны вернуть деньги в течение шести недель.

Он знал, что она сюда никогда не вернется, знал и скупщика краденого, который без разговоров заберет у него все за тридцать или сорок баксов.

– Я согласна, спасибо! – благодарно воскликнула Лилли. С надеждой в глазах она смотрела на него, пока он отсчитывал деньги. – Мне нужна работа, – горячо проговорила она. – Не можете ли вы сказать, куда мне следует обратиться?

Ростовщик спрятал серебряные щетки под конторку и окинул ее безразличным взглядом.

– Туда, куда обращаются такие, как вы, – пренебрежительно ответил он. – В Агентство по найму ирландских горничных, на улице Тримонт.

Сердце Лилли упало при мысли об этой работе, но она понимала, что ее пяти долларов хватит ненадолго.

Миссис Ричардсон в Агентстве ирландских горничных сама была гувернанткой, пока не нашла более выгодное занятие – продавать бедных ирландских женщин бостонским богачам. Ирландские женщины были хорошими служанками: исполнительными, чистоплотными, честными и целомудренными. Небольшие комнатки в мансардах, в которых они жили, содержались лучше, чем в любом другом месте Норт-Энда, и за комнату, стол плюс пять долларов в месяц они работали семь дней в неделю, отпрашиваясь только на воскресную обедню.

Миссис Ричардсон критически осмотрела с головы до ног Лилли, стоявшую перед ней с высоко поднятой головой и прямо глядевшую ей в глаза.

– Прежде всего, вам следует знать, – твердым голосом заговорила она, – что служанка не смотрит на работодательницу так, как если бы была ей ровня. Она опускает голову и отвечает «да, мэм», «благодарю вас, мэм» и никогда не забывает об этом.

– Да, мэм, – вставила Лилли, быстро опустив глаза.

У ирландских девушек – миссис Ричардсон знала по опыту – грубые, красные руки и крепко сбитое тело. А эта молодая женщина была начисто лишена этих внешних признаков профессии.

– Вы не выглядите слишком сильной, – строго заметила она.

– О, нет, я сильная! – воскликнула в тревоге Лилли, распрямляя спину и изображая энергичную улыбку. – Мне пришлось долго идти по жаре. Но я не слабее любой другой девушки.

– Могу я просить вас подробно рассказать о вашем прошлом, дорогая? – уже более приветливо спросила она.

Лилли лишь тряхнула головой и тихо проговорила:

– Как и все, я уехала из Ирландии в поисках новой жизни. Мой муж умер в заграничной поездке; Теперь я одна.

– У вас есть дети?

– Нет! О нет! Никаких детей, – решительно ответила Лилли.

– Есть место в очень приличном доме в Бикон-Хилле. На Чеснат-стрит. – Она взглянула в свой журнал. – Там срочно требуется прислуга. Плата пять долларов в месяц, рабочая одежда, комната и стол. Разумеется, деньги за первый месяц – мои комиссионные.

Она протянула Лилли карточку с адресом и сказала, что та должна обратиться к экономке миссис Дженсен.

– Да, вот что еще, – добавила она, снова оглядев Лилли с головы до ног. – Будет лучше, если вы не будете носить эту одежду. Прислуга не ходит в шелках. Миссис Дженсен подумает, что вы из категории женщин легкого поведения.

Лицо Лилли вспыхнуло от такого предположения, и миссис Ричардсон заметила более мягко:

– Я не хочу сказать, что это относится к вам, дорогая. Для меня ясно, что вы другая, но если хотите быть служанкой, вы должны и выглядеть как служанка. В конце Корт-стрит есть магазин подержанных вещей. Там продают и покупают одежду. Советую вам зайти туда.

Зажав в руке карточку, дававшую ей надежду на будущее, Лилли устало спустилась по лестнице и вышла на Тримонт. До комиссионного магазина было не близко. От палящих лучей солнца у нее опять разболелась голова, но женщина в магазине оказалась доброй.

Взглянув на бледное лицо Лилли, она торопливо подвинула ей стул.

– Садитесь, дорогая, – ласково предложила она, – передохните. Никогда не знаешь, что в Бостоне хуже, то ли летний зной, то ли страшный холод зимой. – Подав Лилли стакан лимонада, она спросила: – Чем я могу быть для вас полезна?