– Разве я не могу быть и тем и другим?

– Одним из них всегда приходится быть в большей, другим – в меньшей степени.

Внезапно ей показалось, глядя на него, что ему захотелось поиграть, он словно бы придумывал правила детской игры.

– Одним больше, чем другим… – Она пыталась выиграть время. – Будем говорить друг другу только правду?

– Всегда считал, что это интереснее. А вы – нет?

И она тоже. Всегда так считала.

– Рейчел Ричардсон… женщина.

– Ах, так!

Она закинула голову и посмотрела вверх. Крупные хлопья кружились белым роем, свет уличных фонарей с трудом пробивался сквозь них. Медленно проехало желтое такси в поисках пассажиров.

Чарльз потянулся к ней, и она остановилась. Подняв руку, он смахнул снежинку с кончика ее носа. Рейчел затаила дыхание, завороженная этим внезапным и неожиданным проявлением близости. Этот жест начисто смел напряженную неловкость в отношениях между ними, вызванную поначалу его словами. Рейчел почувствовала, как их соединяет взаимная нежность. Ее. Его. Это мгновение и этот жест она запомнит. Навсегда.

– Спасибо, – проговорила она тихо.

Улица была пустынной и тихой. Рейчел испытывала блаженство от того, что все ее существо вновь пронизало уже знакомое ей волшебное ощущение. Близость, возникшую между ними, ей хотелось теперь как-то закрепить, хотя бы словами.

– Когда мы встретились в тот вечер, я почему-то сразу поняла, что это нечто особенное.

Она продолжала идти, ожидая его ответа.

– Да, – сказал Чарльз. – Я тогда тоже это почувствовал.

– Правда?

Больше он ничего не добавил. Возможно, он, как и она, был не в силах анализировать происходящее. Они были достаточно зрелыми и опытными людьми. Могло показаться, что во внутреннем мире каждого из них чувствам, которые они собрались было обсуждать, попросту нет места.

Снег повалил еще гуще, подул сильный ветер. Сквозь сплошную белую пелену они увидели раскачивающуюся на ветру вывеску кафе, подсвеченную сверху. Это был бар под названием «Танзис».

– Послушайте, – предложил Чарльз, – может быть, зайдем, выпьем чего-нибудь? Вряд ли там намного тише, чем на приеме у Гарри, но хотя бы нет никого из знакомых.

Узкий вход вел в тесный коридорчик с двумя дверьми по обеим сторонам. Им пришлось едва ли не протискиваться. Чарльз задержался в проеме, пропуская ее вперед. Она прошла, невольно прикасаясь к нему. Плечом коснулась его груди и вытянутой руки. Его близость Рейчел ощущала даже через несколько слоев одежды. То же повторилось и в крохотном коридорчике. Она оказалась прижатой к нему ближе, чем в вальсе, вдыхая запах его одеколона и ощущая его сильное мускулистое тело.

Внутри бара было тепло и светло. Вдоль одной из стен тянулась стойка из некрашеных сосновых панелей, вдоль другой – столы, покрытые скатертями в красно-белую клетку. Здесь царила фривольная, но в то же время богемная атмосфера, что было видно по посетителям. Этот бар напомнил Рейчел о парижском кафе «Флор» на бульваре Сен-Жермен. Там даже горькие пьяницы походили на когда-то знаменитых, но уже утративших былой лоск представителей богемы.

У стойки сидело много народу, однако им удалось обнаружить два незанятых табурета. Справа от входа стояла вешалка. Рейчел начала снимать пальто, он помог ей раздеться. И хотя это была всего лишь верхняя одежда, ей показалось, что в данном случае такая галантность символизирует собой нечто большее. Повесив ее пальто, Чарльз снял свое. Они сели у стойки, прижавшись друг к другу. Рейчел заказала себе бокал шампанского. Он предпочел пиво. Без перчаток его руки оказались изящными и выразительными. Ей захотелось коснуться их и погладить его пальцы.

– Здесь хорошо, – улыбнулась она ему.

– И даже очень, – согласился он.

Рейчел коснулась его рукава. Он не отстранился от нее, а напротив, подался навстречу, чтобы лучше ощутить ее прикосновение.

«Ты нравишься мне, – как бы говорила она ему этим жестом. – Нравишься гораздо больше, чем мне позволяют сказать правила приличия». Рейчел знала, что тоже нравится ему. Но ей хотелось знать, чем именно.

Одна парочка, сидящая чуть поодаль, явно узнала Рейчел. Мужчина что-то прошептал своей приятельнице. По его губам ясно можно было прочесть: «Рейчел Ричардсон». И почти тут же ее заметил стоящий у кассового аппарата толстяк.

– Пожалуй, здесь тоже нельзя уединиться, – обронил Чарльз.

Сама Рейчел давно уже привыкла к своей известности, однако для него было необычно, что человека могут узнавать везде и повсюду. Она вдруг поняла, что отчасти это было ответом на ее вопрос. Чарльзу Форду нравится в ней то, что она достигла успеха. Нравится, что она так выдвинулась только благодаря своим способностям. Ему-то, наверное, все в жизни дается легко, и он понимает, что для Рейчел, женщины, стремящейся пробиться в этом принадлежащем мужчинам мире, жизнь – это не что иное, как дьявольски трудный бизнес. Уважает ее за настойчивость, целеустремленность, за то, что она преодолевает массу трудностей.

Чарльз внимательно посмотрел на нее. По выражению его лица было видно, что ему приходится задавать ей нелегкий вопрос.

– Мне бы не хотелось казаться самонадеянным, но не задумали ли вы свою передачу о живописи только для того, чтобы встретиться со мной?

Рейчел глубоко вздохнула. Придется ли ему по душе правда?

– У нас имелся лишь каркас, костяк передачи. Образно говоря, он, вероятно, так и остался бы скелетом, если бы нам не удалось облечь его в вашу плоть и кровь.

– Понимаю, – слегка улыбнулся он, отхлебывая пиво. – Стало быть, в известном смысле, только от меня зависит, обретет она жизнь или же так и останется нереализованным замыслом.

– Да. Вы – доктор Франкенштейн. Было бы весьма жестоко с вашей стороны оставить этот проект в состоянии вечного зомби, которому не суждено ни умереть, ни стать настоящим человеком.

– А вы явно не та особа, кто сможет сдаться.

– Никогда!

– Стало быть, та, кто получает желаемое.

– Всегда.

– И кого она желает сейчас?

– Люди никогда, собственно, не становились объектами ее желаний. – Рейчел внимательно смотрела на него поверх бокала с шампанским.

– Но в один прекрасный день такое желание может у нее возникнуть?

– Да.

Он поднял свой бокал.

– Выпьем за день, когда вы получите того человека, которого желаете.

Охваченная радостным возбуждением, Рейчел улыбнулась и подняла свой бокал.

– За день, когда человек, которого я желаю, согласится стать участником моей телепередачи.

– Неужели в жизни Рейчел Ричардсон нет ничего важнее работы?

– Раньше было именно так.

– Тогда кто я такой, чтобы стоять на пути вашей карьеры?

Чарльз еще раньше фактически согласился участвовать в ее передаче, потому что она ясно дала ему понять, что для нее сам он мог бы значить неизмеримо больше. Он тогда сразу же почувствовал, что между ними что-то зарождается. И вот теперь она – тоже. В знак этого Рейчел протянула руку и коснулась наконец его пальцев – случилось то, что ей давно хотелось сделать. Он взял ее руку в свою и сильно сжал. Рейчел буквально затрепетала от чувств, нахлынувших на нее и затопивших все ее существо, словно теплая и животворная волна, столь долгожданная и столь необходимая ей сейчас.

На самом видном месте в кабинете висела доска. В верхней ее части жирными буквами было написано рабочее, предварительное, название передачи: «РЫНОК ЖИВОПИСИ». Доска была поделена на пять вертикальных колонок: «Вводное – Рейчел», «Соломон – Уордлоу», «Эткин – Паткин», «Прием в галерее», «Чарльз Форд». Последняя колонка оставалась пустой. Сейчас она заполнялась.

Рейчел сидела на письменном столе, болтая ногами, и мелкими глотками отпивала кофе из чашки. Дженни, только что вернувшаяся из Санта-Фе, стояла у доски с мелом в руке. Заключительное интервью с Чарльзом Фордом должно было продолжаться не более десяти минут. Никому и в голову не пришло бы, как много подготовительной работы оно потребовало.