– Я тоже не очень-то их соблюдаю, – рассмеялась Кэрол. – Иногда мне кажется, что меня никуда нельзя выпускать одну. Целую вечность пробыла словно в другом мире, а теперь очнулась и вижу, что многого не умею. Например, самой заказывать себе ужин в ресторане, обращаться с официантами. С ужасом думаю, что надо давать чаевые. Иногда хочется излить душу совершенно незнакомому человеку. Вот почему, наверное, люди и обращаются к психоаналитикам, которые внимательно их выслушивают и никогда не осуждают.

– Господи, да с официантами-то все проще простого. А вот с близким человеком, к примеру, с мужем, наверное, действительно сложно. У меня в жизни все сосредоточено на моей работе, расписано буквально по минутам. А если мужу вдруг что-то понадобится – ну, скажем, поесть, или поговорить, или заняться сексом?.. – Рейчел осеклась, задумавшись над тем, каким же всеобъемлющим компромиссом, должно быть, является брак, а Кэрол рассмеялась над ее замешательством.

– О Боже, я начинаю осознавать всю масштабность вашей проблемы. – Поразительно! Ведь они представляют собой полные противоположности. У Кэрол жизнь всегда была связана исключительно с мужем, замкнута на нем. Рейчел же представить себе не в состоянии, как муж может вписаться в ее напряженный график. Там для него просто не предусмотрено ме?ста.

– Минутку, – сказала Рейчел. – Займусь-ка я своим делом. – Она подняла руку. Через несколько секунд у стола появились два официанта.

– Леди за соседним столом, миссис Андерсен, пересядет к нам. Как видите, нас станет трое. Вы можете все расставить? Да, и принесите мне бутылку этого «Шардонне». Спасибо.

В распоряжении, которое отдала Рейчел, прозвучали повелительные нотки. Официанты моментально принялись за работу. Кэрол явственно представила себе, как ассистенты в телестудии так же незамедлительно бросаются выполнять любое задание Рейчел, стоит лишь ей произнести его таким тоном.

– Послушайте, – сказала Рейчел. – Пока Тэсса Андерсен не вернулась к нам, вы должны знать, что у нее есть некоторые сложности. Я так поняла, что муж ее погиб совсем недавно и при весьма трагических обстоятельствах.

– Какой кошмар! Это ужасно!

– Мне известно, что бизнесмен по имени Питер Андерсен, женатый на англичанке, пропал со своей яхты во Флориде. Считают, что это самоубийство. У него были финансовые трудности, и теперь остались крупные долги. Вполне вероятно, что он и был ее мужем. – Рейчел по роду своей деятельности была ходячей энциклопедией происшествий такого рода.

– А я-то считала, что это у меня сложности, – протянула Кэрол.

– И я тоже. Не будем об этом, она возвращается.

Тэсса неторопливо направлялась к их столу. Она двигалась как модель – держась очень прямо, с высоко поднятой головой. В простом черном платье и с мальчишеской стрижкой она выглядела супермодно. С Камиллой все в порядке – Тэсса уложила дочку в кровать, дав ей пачку печенья и яблочного сока из мини-бара в их номере. Она еще зайдет к ней попозже. А сейчас ей не терпелось поближе познакомиться с Рейчел Ричардсон и с той милой женщиной по имени Кэрол. Конечно, она любит свою Камиллу всем сердцем, но на исходе долгого дня так славно немного отдохнуть от нее.

Официант отодвинул для нее стул, предлагая сесть, и Тэсса увидела, что ее приборы переставлены на стол Рейчел. Основное блюдо успели подогреть, пока она отводила Камиллу в номер.

– Сколько времени вы пробудете здесь? – спросила Рейчел, когда Тэсса уселась. – У меня в распоряжении пять дней. С завтрашнего дня я начинаю санаторный курс. Так что сейчас наедаюсь до отвала последний раз.

– Нам тоже осталось пять дней, – ответила Тэсса. – Процедуры принимать я буду, но не по полному курсу. Так, знаете, немного – массаж, немного – уход за лицом. Камилла без ума от лошадей, и женщина-инструктор по выездке, похоже, привязалась к ней. Так что, слава Богу, у меня будет время заняться собой.

– А я собиралась остаться еще на неделю, – сказала Кэрол. – В основном буду писать, но еще и подыскивать жилье в Санта-Фе. Воспользуюсь и санаторием, как Тэсса… Я занимаюсь аэробикой и хочу попробовать грязевую ванну.

– Итак, – Рейчел энергично потерла ладони, – три совершенно незнакомые женщины случайно встречаются в ресторане за ужином. Нужно за что-то выпить. За что именно?

– Как насчет тоста за женщин и дружбу? – предложила Кэрол.

– Мне нравится, – поддержала ее Тэсса. – За то, чтобы женщины держались вместе. Выручали друг друга. Мужчины делают это уже тысячелетиями, вот почему им и удается брать верх во всем.

– До чего же это верно, – согласилась Рейчел. – Все мужчины состоят в молчаливом заговоре, чтобы удержать свою власть. Нам нужно научиться у них этому. Объединившись, мы выстоим.

Они подняли бокалы.

– За женщин и дружбу! – хором провозгласили они.

– У меня еще одно предложение, – произнесла Рейчел. – Что, если нам выпить за мечты и за претворение их в жизнь?

– Отлично, – сказала Кэрол. – И за то, чтобы мечта не разочаровывала, когда она сбудется. Меня иногда пугает, что все мои фантазии действительно могут воплотиться.

– Очень скоро нам понадобится нотариус, чтобы заверить эти тосты, – с иронией заметила Тэсса.

– Пожалуйста, никаких юристов, – взмахнула рукой Рейчел. – Они постоянно отравляют мне жизнь.

Кэрол подняла бокал.

– За это я безусловно выпью. Один законник уж точно исковеркал мою.

– А знаете что? – сказала Рейчел. В ее голосе послышались задумчивые нотки. – Не могу отделаться от ощущения, что где-то на свете все же есть хотя бы один порядочный мужчина.

Чарльз направлялся в сторону заката, словно желая затеряться на фоне багряного неба. Рядом шел весь закутанный Гарри Уордлоу и наблюдал за своим другом. Чуть раньше, во время их разговора, он вытягивал из Чарльза скупые слова буквально силой. Помогло ли Чарльзу то, что он описывал ему его же боль? Как и любой типичный житель Манхэттена, Гарри верил в действенность психоанализа, истово исповедовал эту новомодную религию. Боль нельзя удерживать в себе. Ее нужно освободить, чтобы она могла улететь прочь. А вот Чарльз придерживался других взглядов. Словам он не доверял. Открытые эмоции – опасны. Они делают тебя слабым как раз тогда, когда тебе больше всего нужны силы.

– Если поговорить обо всем, что тебя гнетет, станет легче, – мягко сказал Гарри. – Чарльз, дружище, тебе необходимо выговориться. Освободись от этого, иначе оно разрушит тебя. Ведь уже прошло больше года. Роза не хотела бы, чтобы ты вот так страдал. А ты разве хотел бы, чтобы она так мучилась, если бы умер ты?

Чарльз смотрел прямо перед собой. Прошедший год не ослабил боли его потери, и говорить об этом ему было так же трудно.

– Но, Гарри, ведь ты же знал ее. Знал нас обоих. Нашу жизнь. Как же можно зачеркнуть свое прошлое, свои воспоминания, все то, что делало человека счастливым? Мы гуляли с нею вот так каждый вечер. Она ведь и сейчас идет рядом с нами, тебе не кажется? Вон там, в темноте. Немного в отдалении, чтобы сохранить свою проклятую независимость. Мы разговаривали и были вместе и все-таки врозь… Прости, Гарри… – прозвенел его голос в холодном вечернем воздухе. – Я все еще не в состоянии думать ни о чем другом. Только о ней.

Чарльз на минуту остановился, не в силах продолжать путь. В безумной надежде он огляделся по сторонам, отчаянно стремясь отыскать глазами свою милую спутницу, хотя и понимал, что ему уже никогда не суждено увидеть ее. Пятнадцать лет любви, а в памяти сохранились одни лишь мелкие подробности. Он вспоминал ее привычку теребить шелковый шарфик между большим и указательным пальцами, когда она была погружена в размышления; Скрипичный концерт Мендельсона ми минор, который она играла, когда грустила; тарелки из Италии кричаще-ярких цветов – единственное, что ей удалось сберечь как напоминание о своем детстве. Все это он благоговейно хранит по сей день – и шарф, и кассету с гнетущей душу музыкой в ее исполнении, и тарелки, аккуратно расставленные в ее спальне… но самой Розы, скончавшейся от рака, у него больше нет.