– Отдать якорь! – крикнул он.
Джон резко выдернул шплинт из цепи, и якорь скользнул в темную воду.
Чарльз начал осторожно проводить яхту кормой в свой эллинг. С гор подул свежий бриз. Судно вдруг закачалось. Рейчел стало ясно, что они вот-вот заденут бортом стоящую рядом яхту, стофутовый «Брауэрд». Она увидела, как два члена его экипажа уже оперлись на поручень, готовясь действовать.
– Не бойся, – улыбнулся Чарльз. – Слава Богу, не в первый раз.
Левым двигателем он отвел яхту чуть назад, а правый резко перевел в нейтральное положение, после чего качка прекратилась и Джон подъемным воротом натянул якорную цепь, окончательно выравнивая движение судна.
Рейчел перевела дух. Через несколько секунд яхта стояла в эллинге, как влитая, а Трейси и Мериэл крепили причальные канаты на пирсе, в то время как Том натягивал якорную цепь на кабестан, чтобы яхта не сдала назад и не ударилась о каменную стену.
Чарльз заглушил двигатели. Наступила тишина. Рейчел едва сдерживалась, чтобы не захлопать в ладоши. Джон – тот, вероятно, делал все разве что не во сне, настолько ему было это привычно. Чарльз же не занимался ничем подобным вот уже несколько месяцев. Уж это-то она знает наверняка. Или только думает, что знает? Сколько же всего он умеет. Управлять мастерски яхтой, предсказывать будущее, заниматься любовью прямо в море. Ее охватила дрожь, когда она вспомнила об обещании.
– Докончишь остальное, Джон! – крикнул Чарльз.
– Есть, капитан.
Предстояло подключить желтые кабели к береговой электросети, прибрать яхту, подключиться к телефонной линии и к кабельному телевидению для команды. Но хозяина «Мифа» и его гостью впереди ожидало сплошное блаженство.
Держась за руки, они шли вдоль пирса в толпе туристов. Оглянувшись, они увидели, что команда яхты, переодевшись в белые майки и темно-синие брюки, развила бурную деятельность, приступив к работе.
– Твоя яхта здесь самая красивая, – сказала Рейчел, сжимая его руку.
– Но всегда найдется владелец, яхта у которого чуть больше, быстрее, устойчивее на поворотах.
– Это примерно то, что обычно говорю и я. Заражаю тебя своим честолюбием? Эта болезнь инфекционная.
– Твоя инфекция мне нужна. Когда-нибудь испытывала такое чувство? Хочется схватить простуду от любимого человека, чтобы быть ближе к нему.
– Нет. Никогда.
Слышать эти слова было отчасти приятно, и вместе с тем они не понравились ей, ибо вызвали у нее ревность. У кого-кого, а уж у нее-то опыта в этом абсолютно никакого. Вот Тэссе, той наверняка известно об этом все, да и Кэрол – тоже. Судя по открытке, полученной ею от Кэрол, та сумела-таки сделать резкий поворот. Она не собиралась возвращаться в семью, начав заниматься живописью в Санта-Фе, и в ее жизни появился какой-то мужчина. Молодчина Кэрол!
– Фрейд считал, что любовь – это проявление невроза, – сказал вдруг Чарльз.
– А влюбленные – вполне подходящие объекты для лечения психоанализом.
– Да, и не только они. В любви человек проецирует то, что хочет увидеть, на чистый экран, каковым он представляет предмет обожания. С точки зрения фрейдистов, это не имеет ничего общего с реальностью. Своего рода болезнь.
– Но ведь больной человек плохо себя чувствует. А кто захочет лечиться от заболевания, приводящего тебя в состояние эйфории? – спросила Рейчел.
– Когда, к примеру, наступает самая активная стадия маниакального состояния, люди чувствуют себя очень хорошо.
– Да, – согласилась Рейчел. – Помню такие периоды у моей матери. Тогда она вообще переставала спать и есть. Тратила все деньги, с которыми у нас всегда было туго. Несла какую-то чепуху с вечера и до рассвета, всю ночь напролет. Поэтому мне всегда куда больше нравилось, когда у нее была депрессия. Самой-то ей, полагаю, нет.
– В твоей семье были еще такие случаи? – спросил он.
Она поняла, что стояло за его вопросом. Маниакально-депрессивные заболевания передаются по наследству. Если у них появятся дети, то у детей этих будет своего рода генетическая предрасположенность к такого рода заболеваниям.
Она отпустила его руку.
– У двоюродного дедушки, а что?
– Просто спросил.
Повернувшись к нему лицом, Рейчел пристально вгляделась ему в глаза.
– Такой, значит, пустяковый разговор? – спросила она, не скрывая сарказма.
– Нормальный разговор, – ответил Чарльз.
Не высказанное вслух окончание фразы «а вовсе не пустяковый» повисло в напоенном ароматом вечернем воздухе.
Рейчел почувствовала, что сейчас произойдет. Назревает, кажется, первый конфликт.
– Ты знаешь, что это заболевание передается по наследству? – уточнила она, припирая его к стене.
– Да.
Наступило молчание. Конфликты между людьми могут разрешиться сами собой, или же их спокойно и терпеливо разрешают. Они могут и обостриться сами собой, или же их намеренно обостряют.
– Значит, если бы у нас были дети, то они получили бы от меня в наследство такой дефект. Ты ведь именно это подразумевал, задавая свой вопрос, разве нет?
– Я не политик, приглашенный на твою передачу, Рейчел.
– Ты – единственный, кого я полюбила за всю свою жизнь!
– Отражение твоего невроза, – бесстрастно парировал Чарльз.
Она сама напросилась на это. Нарочно! Зачем? Почему она хочет схватиться с ним? Не потому ли, что он так хорошо управляет своей проклятой яхтой, а она совершенно ничего не смыслит в этом? Или для того, чтобы просто показать ему, как искусно она фехтует, и нанести хотя бы небольшую душевную ранку мистеру Совершенство, мистеру Аристократу?
– Хочешь сказать, что я невротичка?
– Я выражаюсь простым и ясным языком, Рейчел. Тебе, похоже, трудно уследить за ходом моих мыслей. Я что, говорю слишком быстро для тебя?
– Не надо говорить со мной свысока.
– А ты не пытайся грубить мне. Я ведь не твой подчиненный.
– Теперь ты намекаешь на то, что я груба со своими подчиненными, – вскинулась Рейчел.
– У тебя же это слишком хорошо получается, – пожал плечами он. – Наверняка на ком-то практиковалась.
– И вовсе н-не хорошо у меня это получается! – захлебнулась она от возмущения.
– Ну, вот вам, пожалуйста, – проговорил Чарльз, и от улыбки лучики морщин побежали из уголков его глаз. – Мы выяснили, что и у этой женщины есть недостаток. И призналась в этом она сама. У нее не очень хорошо получается грубить людям.
Улыбка его стала шире. Через тучи пробивалось солнце.
– Я буду тренироваться, и у меня получится. Свои недостатки я всегда ликвидирую именно так.
Рейчел тоже заулыбалась. Она чувствовала возникшую двойственность: она и не победила, но и не проиграла. Все свелось к ничьей. Ей не удалось увидеть, какого же цвета его благородная кровь. Но и цвет ее жгучей крови остался неизвестен.
– Ну что ж, попробуй свои зубки на команде яхты. Даю тебе на это разрешение. Они – англичане. И острое словцо весьма ценят.
Вот теперь Рейчел рассмеялась от души. Чарльз вырос в ее глазах. Ведь он так и не вспылил, хотя был явно раздосадован. И в то же время очень умело поставил ее на место, дал понять, что выслушивать всякие глупости он не намерен. Даже когда не прав. Потому что он действительно спросил ее о наследственной болезни в их роду.
– А у нас в роду – диабет, – сказал он вдруг, признавая свою неправоту.
И едва он сделал это, как Рейчел осознала, что ведь Чарльз вообще-то и не утверждал, будто был прав.
– Неужели в крестные отцы придется приглашать врачей?
Рейчел опять взяла его руку в свою. Это она сделала первый шаг, Чарльз не проявил инициативу. В их отношениях пробежала пусть небольшая, но трещинка.
Вместо ответа он лишь рассмеялся, и Рейчел пожалела, что вообще затеяла этот разговор.
Они продолжали путь. Рейчел почувствовала холодок, оставшийся между ними. Чарльз словно бы закрылся от нее, загородился невидимой стеной. Теперь он стал осмотрительнее, чтобы не вывести ее из себя неосторожно сказанным словом. Неужели вот так все и начинается: уже при зарождении любви прорастают семена ее смерти? А может быть, никаких правил и не существует, ведь сами влюбленные абсолютно разные существа, и у каждого индивидуума все складывается по-своему.