– Нет, предупреждаю. Ты помощник центуриона или нет?

– Помощник.

– Так какого дьявола ты мне читаешь нравоучения, вместо того чтобы помогать?

– А ты центурион инопланетного района?

– Кем еще я могу быть?

– Ты кто угодно, только не центурион. Какой центурион начинает знакомство с угроз? Я чувствую, ты на этой должности дров наломаешь.

– А какой подчиненный начинает знакомство с начальником с того, что обзывает его клоуном? Я чувствую, мы с тобой «сработаемся». Короче, не хочешь мне помогать, катись на все четыре стороны.

Прошипев что-то на инопланетном языке, которого я не знал, краб ловко прыгнул обратно в отверстие, и оно быстренько закрылось.

Гм, цель вроде бы достигнута. Противник, поджав хвост, ретировался. Или жутко обиделся и теперь обдумывает план мести. Или впал в спячку и очнется от нее где-нибудь через полгодика, когда все проблемы решатся сами собой.

Тяжело вздохнув, я присел на барьер и закурил сигарету.

Вот такая, значит, история.

Нужно мне найти то, не знаю что, причем там, где до меня облажались три профессионала. Выбор у меня не шибко богатый. Либо я найду того, кто развлекается, отправляя на тот свет центурионов, либо погибну. Причем, если мне даже каким-то чудом удастся ускользнуть от маньяка, избравшего своей добычей людей, отмеченных серебряной звездой, то попаду я в руки стражей порядка. А уж они в этот раз маху не дадут.

Кстати, чем не версия?

Может, это и в самом деле какой-то маньяк, которому не нравятся существа, имеющие на одежде серебряные звезды? Так не нравятся, что он готов ради этого даже убить.

Хотя, может быть, с его точки зрения это даже не преступление. Вдруг он даже не подозревает, что так делать нельзя?

Да нет, это я, мягко говоря, хватил. На Бриллиантовую могут прилететь только уроженцы планет, входящих в федерацию. А членство в федерации, автоматически предусматривает выполнение определенных законов, пусть они даже кажутся кое-кому совершенно бессмысленными.

Нет, тот, кто ухлопал центурионов, либо действительно маньяк, либо же сделал это, преследуя какую-то выгоду. Какую? Ответ прост: на любой другой планете это были бы деньги, наличность, а вот на этой… Ну конечно, совершенно правильно… Скорее всего эти убийства как-то связаны с личинками.

Я стряхнул сигаретный пепел на пол и снова тяжело вздохнул.

Тоже мне – умозаключение. Здесь все связано с этими идиотскими личинками, весь инопланетный район только и думает о них, только и мечтает о том, чтобы выменять их у аборигенов как можно больше.

У аборигенов!

Между прочим, как раз эти самые аборигены законам федерации не подчиняются и скорее всего имеют о них самое смутное представление.

Аборигены. В любом случае, нужно узнать о них как можно больше. А для этого необходимо…

– Ладно, пусть будет по твоему. Я слишком привык к этому дому, чтобы из-за какого-то наглеца переезжать в другое место. Я согласен признать тебя центурионом, хотя за версту видно, что ты кто угодно, только не блюститель закона.

Ну да, это был все тот же краб-кусака. Он сидел рядом со мной на барьере и возмущенно поводил короткими, толстенькими усиками.

– Вот то-то же, – сказал я. – Кажется, ты образумился.

– Ничего подобного, – нагло заявил краб. – Просто если все будет продолжаться так, как идет, то тебя ухлопают в ближайшие десять-двенадцать часов. Это время я могу потерпеть кого угодно, пусть даже он будет трижды хамом и полным невеждой.

– Так, значит? – сказал я.

– Угу, именно так, – согласился краб.

Я бросил на него задумчивый взгляд.

Все-таки этот Мараск может быть мне очень полезен. Поэтому, вероятнее всего, сейчас, когда я поставил его на место, имеет смысл попытаться наладить отношения.

– В таком случае, – промолвил я. – Ты должен выполнять свои обязанности.

– Безусловно.

– Самая первая из них – это ввести меня в курс дела.

– Другими словами, я должен тебе рассказать, в чем состоят обязанности центуриона инопланетного района?

– Нет. Это я знаю.

– А откуда? Не хочешь же ты мне сказать, что работал центурионом до того, как появился на этой планете?

– Нет.

– В таком случае…

Отметив, что разговор кажется пошел в направлении, которое меня не совсем устраивает, я резко сказал:

– Догадки насчет моего прошлого, может оставить при себе. Сейчас меня интересуют лишь факты, касающиеся смерти трех центурионов. Все, что тебе об этом известно. Будешь ты со мной работать или нет?

Подобное обращение, видимо, Мараску не очень-то понравилось. Впрочем, пару раз щелкнув зубами, он все же сказал:

– Ладно, будем работать. Только, предупреждаю: действуя таким образом, ты наверняка продержишься даже меньше, чем предыдущие двое центурионов.

– А сколько продержались они? – полюбопытствовал я.

– Оба, в сумме, около суток.

Я кивнул.

Ага, теперь понятно, почему резиденция осталась в первозданном виде, какой она была при первом центурионе. Двое, появившиеся вслед за ним, видимо, не успели даже распаковать чемоданы.

– А тот, кого убили первым?

– Старина Эд проработал на этой планете более двадцати лет. Он был настоящим профессионалом, выполнявшим свои обязанности безукоризненно, не жалея для работы не сил, ни…

– Стоп, – сказал я. – Это понятно. Меня интересует не то, как здорово он выполнял свои обязанности. Мне хочется знать, почему его ухлопали. И самое главное – кто?

– Может быть, ты желаешь чтобы я, кроме этого, еще поймал и доставил сюда убийцу? Откуда я знаю? Ухлопали – и все. Причем чисто, ни оставив никаких следов. Так же как и последующих двух. Все они легли спать и не проснулись. Причем никто в резиденцию не входил.

Я хмыкнул.

Бред какой-то получается. Что-то наподобие детской страшилки. «Жуткая тайна комнаты с красным пятном на стене.»

– А кто обнаружил, что он умерли?

– Я.

– Ну да, ты, стало быть, ночуешь здесь?

– Если ты успел заметить, ног у меня нет.

Я покосился на краба.

– А это что?

– Это – мой рот. То, чем я разговариваю, а также ем. Далеко удаляться от меня он не может. Дошло?

Вот это была новость!

– Стало быть, я…

– Прежде всего ты разговариваешь, повернувшись ко мне спиной. Кажется, даже у вас, людей, это считается невежливым. Поэтому для начала повернись ко мне лицом, и наберись наглости, чтобы сказать будто понимаешь хоть что-то в инопланетянах.

Тут он меня, безусловно, уел. Только это еще не повод сдавать позиции.

Спрыгнув с барьера, я повернулся лицом к Мараску и сказал:

– Ну…

– Не ну, а слушай дальше, – отрезал он. – Еще раз повторяю. Никто в резиденцию в момент смерти центурионов не входил. Все они спали спокойно, без сновидений. А потом, без всякой причины, у них остановилось сердце. Просто остановилось – и все.

Я хотел было еще раз напомнить Мараску, кто в этой конторе на данный момент хозяин, но не стал, поскольку мне вдруг пришла в голову одна очень интересная мысль.

– А откуда ты знаешь что снилась убитым, и как ты определил момент их смерти, если они спали, отделенные от тебя, по крайней мере, двумя кирпичными стенами и одной комнатой? Только не надо мне рассказывать, что как раз в момент смерти ты совершенно случайно решил их проведать. И так три раза подряд. Насколько я помню, пару минут назад ты заявлял, что ног у тебя нет, а рот твой далеко отходить не способен. Или все-таки может?

Внутри меня теплилась крохотная надежда. Если я сейчас сумею поймать наглеца на лжи, а потом выдавить из него признание… В конце концов он признается, что в момент смерти центурионов был здесь. Может быть, ларчик открывается гораздо проще, чем я думаю?

– Конечно, не может, – спокойно заявил Мараск. – Я могу управлять им в пределах этой комнаты. Однако определить, как себя чувствует живой объект, мне удается на несколько большем расстоянии.

Вот это была новость.

– Стало быть, ты телепат? – ошарашено спросил я.