– Значит, – сказал я Мараску. – Ты считаешь, что сведенья об убийце можно найти, если покопаться в прошлом убитых?

– Почти наверняка.

– Угу…

Попробуем еще раз покопаться в прошлом убитых. Причем, видимо, в прошлом старины Эда и Ухула. У всех прочих оно никакого отношения к Бриллиантовой не имеет. А вот эта парочка…

Кто знает, может, мне все-таки удастся обнаружить упоминания о третьем знатоке аборигенов?

– Ну, ты готов? – спросил Мараск.

– Конечно, – заявил я. – Тем более что деваться мне некуда.

И это было верно.

Ну а если копаться в прошлом знатоков аборигенов, то надо начинать со старины Эда.

Я выгрузился из кресла и пошел в жилую комнату. Возможно, осматривая ее в первый раз я пропустил что-то важное.

Оружейный сейф осматривать не было никакого смысла. Вряд ли за время моего отсутствия в нем что-то прибавилось. И все-таки, для очистки совести я еще раз заглянул в него. Конечно, сейф был по-прежнему пуст, если не считать коробочки с патронами к «кольту».

После этого, встав посредине комнаты, я попытался прикинуть, где старина Эд мог спрятать что-то важное. Может, какие-то документы, бумаги, пару дисков-накопителей.

Где?

В этой небольшой комнате было не так-то много мест, пригодных для устройства тайника. Да и какой смысл был в этом тайнике? Может быть лет четыреста-пятьсот назад, пока еще федерация только создавалась, пока еще не умели сканировать память… Сейчас тайниками балуются только некоторые особо одержимые паранойей богатеи. Да и то делают их для того, чтобы случайных грабитель, забравшись к ним домой, просто не нашел место в котором хранятся ценности.

Старина Эд грабителей мог не опасаться. И конечно, он понимал, что в случае если им заинтересуются органы надзора за соблюдением закона, тайник вообще не имеет никакого смысла. Его не будут даже искать. Просто просканируют подозреваемому память и точно определят, где что лежит.

Стало быть, простукивать стены и пытаться определить, какие ножки у стульев полые, я не буду. Тем более, что старый центурион наверняка не считал сведенья об аборигенах чем-то секретным.

И все же что-то у него должно быть. Журнал наблюдений, дневник, записи, фотографии. Не мог же он полностью рассчитывать только на свою память?

Прятать их в тайник он не должен был, но вот засунуть куда-то так, чтобы они не попались на глаза случайному посетителю, вполне мог.

Куда?

Тяжко вздохнув, я шагнул к бельевому шкафу и приступил к осмотру.

Целый ворох поношенной и грязной одежды, несколько пар чистого белья, а также балахон с капюшоном, украшенный серыми ленточками.

Это-то ему зачем? Для того чтобы путешествовать за пределами инопланетного района, выдавая себя за аборигена? Возможно, вполне возможно…

Вслед за балахоном я обнаружил какую-то странную статуэтку из черного, великолепно отполированного дерева, представлявшую из себя нечто вроде католического креста, но как-то странно изогнутого. Потом была большая пластинитовая коробочка, доверху наполненная личинками.

Личинками?

Я не поверил своим глазам.

Если это настоящие личинки, то я в руках держу настоящее богатство. Да нет, так не бывает.

Внимательно рассмотрев одну личинку, я разочарованно свистнул. Они были не настоящими. Просто, искусно выточенные из дерева фигурки. Причем у каждой на спине красовался причудливый значок, видимо, что-то обозначавший.

Ага, что-то вроде каталога по которому определяют свойства личинок. Вещь, конечно, ценная, но ничего особенного в ней нет. Да и не до нее сейчас.

Более ничего интересного в шкафу не нашлось. Сунув обратно в него коробку и странный крест, а также покидав обратно одежду, я снова вышел на середину комнаты и еще раз обвел ее взглядом.

Пока никаких результатов мой обыск не дал. Надо продолжить… Что-то должно найтись, что-то всегда обязательно находится. Кстати, где искать дальше? Вроде бы никаких других шкафов в комнате не было.

Кровать.

Я скептически улыбнулся.

Это было бы слишком просто. Центурион, хранящий свои записи под подушкой. Водевиль какой-то!

И все-таки надо было заняться кроватью, но я не спешил, стоял, нашаривая в кармане сигарету, и думал. Да, конечно, у меня было мало времени, и мне еще, видимо, предстояло сделать очень многое, но я стоял и думал, поскольку мне вдруг пришла в голову мысль, меня удивившая. И конечно, она касалась убийцы.

Я вдруг понял что почему-то не испытываю к нему ненависти. Собственно, за что мне было его ненавидеть? Он создал план, четкий, хорошо проработанный, и честно ему следовал. Да, конечно, в этот план входило убийство нескольких мыслящих, в том числе и меня самого.

Очень печально. Но при чем тут ненависть? Действия каждого мыслящего являются всего лишь следствием его понимания мира. Если преступник убивал других мыслящих, это означало всего лишь, что для него убийство вполне оправдано, что он видит мир немного по-другому и способен ради достижения своей цели отнять у кого-то жизнь.

Вряд ли это доставляло ему удовольствие, иначе он, обладая такой возможностью, уж наверняка хоть раз бы да сорвался. А где один раз, там обязательно второй и третий. И конечно, жители инопланетного района не могли бы на это не обратить внимания.

Нет, это был расчетливый, очень трезвомыслящий сукин сын, четко знающий, что ему надо, и готовый, для достижения цели использовать все имеющиеся в наличии средства. Абсолютно все, вплоть до убийства. Холодно, спокойно, расчетливо.

Осуждал ли я его? Да, несомненно. Почему? Потому что он, по моему мнению, перешагнул грань, заходить за которую недопустимо. Нет, я не принадлежу к слюнтяям, считающим, что отнимать человеческую жизнь недопустимо не при каком раскладе. Если кто-то пытается меня убить, я всегда защищаюсь.

Но одно дело отнять жизнь в порядке самозащиты, и совсем другое – спокойно и расчетливо убить мыслящего, потому что он мешает достигнуть заветной цели.

Это недопустимо. Поскольку перешагнуть эту черту можно только раз. Возврата уже не будет. И клеймо убийцы остается навсегда.

Собственно, нет мне никакого дела до того, что кто-то будет или не будет считать себя убийцей. Просто перешагнувший черту, обязательно убьет еще не раз, поскольку сделал вывод, что самый простой способ избегать неприятностей во взаимоотношениях с другими мыслящими.

Так что ненависть тут и в самом деле ни причем. Этого хитреца надо найти хотя бы для того, чтобы он больше не смог никого убить. А если еще учесть, что он к тому же вот-вот завладеет царицей личинок, то это просто необходимо.

Кто знает, какие она подарит его возможности? Кто знает, что предпримет убийца после того, как получит даруемые ей способности? Может, тот мир, в котором мы все живем, отделяет от катастрофы всего несколько часов?

Ух!

Я все-таки закурил сигарету.

Вот только без паники, без паники. У нас еще есть время. И если даже я не смогу ничего обнаружить, может быть, это удастся Медоку. Может, он прав, а я ошибаюсь.

Если, конечно, убийцей не является он сам.

Нет, к черту. Пора приступать к делу. Еще немного, и убийца начнет мерещиться мне в каждом встречном – поперечном.

Я шагнул к кровати и рывком сдернул с нее одеяло. Конечно, постельное белье старины Эда нельзя было назвать слишком чистым. Впрочем, грязным – тоже. Обычное, не до конца простиранное постельное белье закоренелого холостяка.

Что дальше?

Аккуратно отвернув матрац с одной стороны, я увидел голую, металлическую, чуть поржавевшую сетку. Где он эту кровать добыл? На какой-то свалке?

Расправив матрац, я завернул его с другой стороны и увидел толстую, потрепанную, с металлическими уголками книгу.

Несколько мгновений я, попыхивая сигаретой, смотрел на нее и не верил своим глазам.

Мираж! галлюцинация! Так не бывает.

Не бывает, говоришь? Еще как бывает. И не пора ли тебе, дружок, посмотреть, что из себя представляет эта книга? Или ты решил пялиться на нее до второго пришествия?