Зритель затаил дыхание, ждал. Каюмов оглянулся на Аврамова. Аврамов позвал:
— Опанасенко! — Многозначительно вздернул бровь, сказал чекисту: — Соображай что к чему. Не перестарайся.
— Ясно, чего там соображать, — догадливо ухмыльнулся боец. Отошел, стал разбегаться. В мертвую тишину уронил из-под белого облака хриплый крик пролетавший ворон.
Опанасенко бухнул по мячу — тараном двинул, прицелившись. Мяч метеором черканул над площадкой, влип вратарю в живот, встряхнул его. Парень разинул рот — перехватило дух, долго стоял, прижимая мяч к животу, пока оклемался.
Аул восторженно ревел от мала до велика.
— Ничья-а-а-а-а! — надрываясь, заорал Каюмов, донельзя довольный исходом дела. Праздник вышел на славу. А впереди уже просматривались ужин и кино.
Посмеивался взбудораженный Быков.
Подумал: «По сути дела, все, что сотворил Каюмов, весомее многих наших перестрелок. Черта с два мы с пальбою своею такой след после себя оставим. Ах, умница Петруша, Петушок — золотой гребешок».
Здесь Быкова подтолкнули в бок. Митцинский куда-то отлучился. Быков повернул голову. Позади маялся парень лет шестнадцати. Он наклонился к Быкову, тихо сказал:
— Дядя послал. Хочет говорить с тобой.
— Фамилия?
— Ушахов.
— Где?
— За аулом бугор стоит. На нем чинара. Вечером там ждать буду, поведу.
— Ладно, — сказал Быков, — придем.
Отчет
Товарищ Андреев!
В соответствии с вашим заданием нашел возможность лично проанализировать создавшуюся ситуацию в ауле Хистир-Юрт. Узнав, что предревкома Вадуев планирует организовать очередную смычку города с селом в ауле Кень-Юрт, я убедил его перенести смычку в Хистир-Юрт и включить в состав колонны весь мой оперативный отряд в качестве футбольной команды, поскольку оперативники Аврамова действительно неплохо играют в футбол. Инициативу о включении «футболистов» в смычку Вадуев считает своей, здесь я подстраховался на случай перепроверки этого факта Митцинским. О том, насколько это важно, будет видно из дальнейшего отчета. Руководителем колонны был назначен инженер Каюмов.
Пока Каюмов проводил начало смычки на площади, я постучал в ворота Митцинского. В то же время начоперотряда Аврамов с тремя бойцами заняли скрытую позицию неподалеку от потайной калитки, что выходит к оврагу. Митцинский открыл мне без заметных проволочек, внешне выглядел только что проснувшимся, дал понять, что я разбудил его и в дальнейшем контакте достаточно искусно придерживался этой версии. В подтверждение ее пересказал сон, который я прервал своим стуком.
Привожу факты, дающие основание сомневаться в подлинности этой версии.
1. Блеск линз в чердачном окне, проявившийся после звуков нашего оркестра. Даже если наблюдал не сам Митцинский, ему обязан был сообщить о появлении чекистов наблюдатель.
2. Выражение глаз Митцинского — абсолютно свежие, не заспанные, озабоченные, если не сказать — испуганные. Поскольку ему не удалось достаточно искусно разыграть удивление по поводу моего появления, у меня сложилось впечатление, что он был готов к нему.
3. Когда я посвятил его в цель прибытия колонны — для смычки, Митцинский высказал сомнение: «А при чем тут чекисты? Политический запашок от вас, не находишь? Праздник сугубо мирный, а вы пугалами огородными смотритесь».
Откуда он мог знать, что с колонной явился не один Быков, а «чекисты», если только что проснулся?
Митцинский проснулся гораздо раньше и предпринял до моего прихода какие-то действия, причем ему необходимо было уверить меня в том, что их не было.
Контакт с ним далее развивался в соответствии с сюжетом, которого я старался придерживаться: в гости к члену ревкома явился назойливый коллега по ревкому, русский, впервые попавший в самобытный чеченский двор. Отсюда закономерно проявление русским любопытства к деталям нац. быта, иногда в чем-то назойливого любопытства. Я заинтересовался летней печью под навесом (я в прошлом, как вы знаете, печник), затем часовней-склепом, где похоронен отец Митцинского, шейх.
Думаю, что мои дальнейшие попытки попасть внутрь времянок, где предположительно могли жить инагенты, выглядели закономерно.
Во дворе я обратил внимание на недавно высаженные виноградные лозы, отделяющие времянки от людной части двора и часовни-склепа, где концентрировались паломники. Примечательный факт: лоза была посажена чересчур густо, почти вплотную, в нарушение элементарных правил виноградарства. Кроме того, сорта винограда, как я заметил по жухлым, привядшим кистям, были южные, закапывающиеся (агадаи, «дамские пальчики», мускат) и не могли выдержать сурового климата предгорья. Самый приемлемый сорт винограда, который высаживают у нас во дворах, является «изабелла».
Таким образом, равнодушие к выбору сортов, непозволительно густая посадка лозы в разгар лета выдавали заботу скорее о маскировке времянок и их жильцов, чем об урожае.
Перехожу к основному. При входе в первую времянку я почувствовал, что Митцинский внутренне напрягся. По его словам, во времянке коротали ночи многие паломники, пришедшие во двор поклониться праху святого шейха. Обстановка во времянке говорила о другом. Перечислю факты, заставившие усомниться в словах Митцинского.
1. Запах. В стойком, устоявшемся букете я различил запах спиртного, хорошего табака и духов. При дальнейшем осмотре я заметил следующее: небольшой окурок сигары под столом, пустая бутылка из-под французского коньяка «Камю», стоявшая за тахтой. На крючке металлической сетки под матрасом висел клочок простыни. На оборотной стороне клочка угадывался вензель из трех букв, одна из которых английская С. Естественно, перевернуть клочок и рассмотреть буквы я не имел возможности, заметил только, что полотно тонкое, явно не нашей выделки.
2. На подоконнике, покрытом легким налетом пыли, угадывались следы недавно стоявших там склянок различной формы, предположительно лекарственного или косметического назначения. Многие отпечатки были смазаны, видимо, вследствие того, что ими пользовались. Но в глубине подоконника, у самого стекла, сохранился четкий, ромбовидный след, размером приблизительно три на три сантиметра.
Я пришел к выводу, что след принадлежит скорее всего пузырьку от мужских французских духов «Коти», тем более что слабый запах этих духов я уловил при входе. Четкий отпечаток, вероятно, объясняется тем, что флакон не так давно опустел и им перестали пользоваться.
3. Весьма странно выглядело убранство двух кроватей. На металлических сетках лежали пустые матрасы и две заправленные в наволочки подушки. К одной из них пристал темный волос около пятнадцати сантиметров длиной.
Допустим, что паломники действительно могли употреблять табак и спиртное, хотя при той жесткости и аскетизме, с которыми исламисты исповедуют заветы адата и шариата, это практически исключено. Но паломник, пьющий «Камю», курящий сигару, отрастивший волосы пятнадцатисантиметровой длины, употребляющий духи «Коти», паломник, которому стелют на ночь простыни с заграничным вензелем, паломник-мусульманин, неоставляющий после себя в комнате застойный запах бараньего сала и овчины, — это уже химера, миф. Все данные наблюдения говорили о том, что в этой комнате жили иностранцы либо лица, интеллигентные по своей сути.
Мы перешли во вторую времянку. Митцинский пропустил меня вперед. И здесь я допустил грубую ошибку. В узком промежутке между шкафом и стеной висел китель. Его можно было заметить лишь от порога. Это был китель Федякина. Я узнал его по характерному и аккуратно зашитому порезу о вагонное стекло, расположенному на боку. (Данные опроса жителей станицы Притеречной.)
Митцинский не мог увидеть, что я заметил китель, но почувствовал неладное по моему лицу, вероятно, я на время потерял контроль над собой. Этого было достаточно для Митцинского. Правую руку он держал в кармане халата, волосы поправил неудобным жестом левой руки. По всей видимости, в кармане было оружие небольшого формата типа дамского браунинга. Я посмотрел во двор. Скопившиеся там паломники теперь расслоились. Часть из них молилась у часовни, большая часть группировалась у ворот в настороженной, ожидающей позе. По всей видимости, это были не паломники, а мюриды Митцинского.
Я видел, что Митцинский созрел для поступка, который я спровоцировал потерей контроля над собой. Он был готов выдать себя словом либо действием. Едва ли он решил стрелять в меня. Скорее всего шейх готов был оставить у себя заложником начальника ЧК с последующей перебазировкой своей агентуры в глубь гор, не останавливаясь даже перед боем с моими чекистами.
В создавшейся ситуации на отбор вариантов поведения и раздумья не оставалось времени, я должен был найти оптимальный вариант, отыскать решение, способное отсрочить демаскировку Митцинского. Сознавая, насколько важно теперь вывести Митцинского из состояния подозрительности для проведения с ним дальнейшей крупной контригры, я предложил ему именем ростовского оргбюро и правительства края руководство над всей областной милицией Чечни в самой ближайшей перспективе. Предложение подействовало шоковым образом. Не давая ему времени на анализ моего предложения, я вынес ему благодарность именем краевых оргбюро и ОГПУ за образцовую охрану железнодорожного полотна на участке Гудермес — Грозный и сообщил о денежной премии, которую он должен получить в облревкоме у Вадуева. Наконец, закрепляя завоеванную отсрочку, я предложил Митцинскому именем облревкома сформировать еще три вооруженные сотни для охраны правопорядка вокруг всего Грозненского района. Таким образом, я предоставил Митцинскому максимум благоприятных условий для дальнейшей контрреволюционной деятельности:
а) легализация уже тайно сформированных им вооруженных сотен;
б) контроль и руководство над советским вооруженным контингентом милиции;
в) как вытекающее из этого — полное доверие к нему со стороны Ростова, облревкома и ЧК.
Полностью отдавая себе отчет в авантюрности подобных посулов с моей стороны, которых никто не санкционировал, я тем не менее убежден, что лишь глобальные авансы могли удержать Митцинского в тот момент от опрометчивых действий, продлить его зашифрованное состояние.
Дальнейшее развитие событий полностью это подтвердило. Демаскировки не произошло. Скорее всего он решил тогда обдумать мои архизаманчивые предложения, выждать и понаблюдать за мной в атмосфере смычки, полагая, что у него достаточно вооруженных сил в Хистир-Юрте, чтобы легко справиться с нашим малочисленным отрядом в случае подтверждения подозрений.
Он пригласил меня к завтраку. После этого мы вышли во двор и присоединились к смычке. Митцинский не отходил ни на шаг.
Нач. оперотряда Аврамов нашел возможность доложить о результатах засады в районе потайной калитки. При осмотре тропы, ведущей через овраг от калитки к лесу, им были обнаружены свежие следы, причем один из них — босая ступня — четко отпечатался на влажном грунте на дне оврага. На тропе был сломан стебель одуванчика. Выступившее на нем молочко не успело загустеть, в нем билась еще живая, прилипшая мошка. Значит, слому было несколько минут — не больше десяти: «гости» Митцинского ушли в лес перед нашим приходом. Кроме того, Аврамов сообщил о том, что в толпе зрителей он заметил мелькнувшее лицо Хамзата (я докладывал вам о его побеге из поезда).
Продолжая вести твердую линию доверия Митцинскому, я сообщил ему о Хамзате и предоставил возможность фактически самому решить вопрос о судьбе бандита — как члену ревкома и главе Хистир-Юрта (не считая председателя сельсовета Гелани).
Кажется, это окончательно убедило Митцинского, что мы ни о чем не подозреваем. Он пообещал, что Хамзат будет у нас в руках через несколько дней. Его подозрительность и напряжение заметно ослабли, хотя наблюдение за мной и бойцами Аврамова продолжалось. Через некоторое время ко мне скрытно подошел Руслан Ушахов (сын того самого Абу Ушахова, который сообщил о налете Хамзата на поезд и за это был расстрелян Хамзатом).
Он сообщил, что его дядя, Шамиль Ушахов, просит меня о встрече. Эта весть предполагала новую ценную информацию, проясняла неожиданное исчезновение Шамиля Ушахова, готового к внедрению во двор Митцинского в качестве глухонемого мюрида.
Во время вечернего киносеанса, который устроили заводчане аулу, я отправил с Русланом Аврамова, поскольку Митцинский находился все время неподалеку от меня. Аврамов вернулся за полночь и доложил о встрече (мы все ночевали палаточным лагерем вокруг подвод, хотя Митцинский и звал меня настойчиво к себе). Аврамов встретился с Шамилем Ушаховым и его старшим братом Абу, который оказался жив. Семья спрятала его, тяжелораненого, в заброшенной родовой башне в лесу. При нем неотлучно дежурил Шамиль Ушахов, чем объяснилось его неожиданное исчезновение. Состояние Абу было уже удовлетворительным, пулевое ранение, навылет прошедшее через грудь, подживало, и Абу пересказал Аврамову все, что сообщил ему перед расстрелом Хамзат.
Тот узнал от муллы Магомеда, что Митцинский тесно связан с Антантой и что скоро на помощь мюридам Митцинского, среди которых есть дагестанцы и осетины, придут турецкие и французские войска для окончательного разгрома Советов.
Подобную откровенность Хамзата Абу объяснил следующим: Хамзат был уверен, что вся эта информация уйдет с Абу, как говорится, на тот свет. А была высказана она, по словам Абу, в ответ на его угрозу, что член облревкома Митцинский не позволит Хамзату долго бесчинствовать. Хамзат, глумясь над Абу перед выстрелом, разрушил его иллюзии насчет советизации Митцинского.
Таким образом, подводя итоги нашего визита в Хистир-Юрт, можно сделать следующие выводы:
1. В лице Митцинского мы имеем крупного, хорошо замаскированного врага, непосредственно связанного с Антантой через инагентов, живущих у него, и брата Омара, находящегося в Константинополе.
2. Вся тайная деятельность Митцинского по сколачиванию вооруженных сотен и увеличению числа мюридов есть деятельность контрреволюционная, направленная на свержение Советской власти на Кавказе.
3. Поскольку многие конкретные аспекты этой деятельности нам неизвестны, мы стоим перед задачей иметь в окружении Митцинского своего человека, для чего необходимо форсировать внедрение во двор Митцинского в качестве мюрида Шамиля Ушахова.
4. Для того чтобы все наши усилия по выявлению контрреволюционной деятельности Митцинского и его зарубежных связей увенчались успехом, необходимы конкретные, незамедлительные меры для усыпления его бдительности и наглядная демонстрация с нашей стороны полного доверия к нему как члену облревкома. Думаю, что одним из таких фактов станет официальное подтверждение Ростовом перспектив, связанных с назначением его начальником милиции Чечни.