— Никаких. Иначе я сказал бы вам об этом вчера вечером и сэкономил ваше время. Это мог быть кто угодно, абсолютно кто угодно. Кроме догадок, у меня ничего нет.

— И все же попробуйте. В последнее время вам крупно везло.

— Это совершенно дикое предположение, можно сказать, выстрел наугад,— почти извиняющимся тоном сказал Харпер.— Я не могу избавиться от мысли, что самое безопасное место в мире для того, за кем охотятся,— город, где все охотятся за кем-то другим. Никто не обращает на нею внимания, и он может чувствовать себя в безопасности — потому что сосредоточиться на чем-то одном можно, лишь игнорируя все остальное.

— Продолжайте,— заинтересованно кивнул Норрис.

— Таким образом, если присутствие здесь моей тушки делает этот город крайне привлекательным для врага и все в городе заняты поисками Макдональда...

— Давайте же, договаривайте!

— Уильям Гоулд может прекрасно себя здесь чувствовать. Кто станет его искать?

— Вся страна. И вы это знаете.

— Я не имею в виду всю страну. Я имею в виду лишь этот город. В отличие от остальной страны все здесь настолько увлечены Макдональдом, что Гоулд может прийти к вам домой и предложить посидеть с ребенком, и вы с благодарностью заплатите ему два доллара.

Харпер стучал пальцами по столу, пока до слушателей доходил смысл ею слов, затем добавил:

— После чего этот ребенок никогда уже не будет прежним.

— Верна ваша догадка или нет — не имеет никакого значения,— вмешался Рауш.— Гоулд точно так же в розыске, как и Макдональд. Вреда не будет, если мы напомним городу об этом факте.

— Не будет,— согласился Норрис.— Вот прямо сейчас этим и займись.

Норрис посмотрел вслед поспешно вышедшему Раушу, затем снова перевел взгляд на Харпера.

— И как вам приходят в голову подобные мысли?

— Наблюдатель видит большую часть игры. И, как я уже говорил, я сам побывал в роли добычи в отличие от вас. Порой большое подспорье — умение поставить себя на место другого. Вот почему первый и, возможно, лучший детектив в истории был бывшим преступником с длинным послужным списком.

— Кто это?

— Эжен Франсуа Видок.

— Постараюсь как-нибудь с ним встретиться,— пообещал Норрис.— Если к тому времени сам не окажусь в тюрьме, завершая свое образование.

— Вы никогда с ним не встретитесь. Он умер задолго до вашего рождения. Так или иначе, я...

Харпер замолчал, обнаружив нечто странное в окружавшем его океане мыслей. Сосредоточившись, он прислушался.

Снова то же знакомое бессвязное бормотание.

Бла-бла-бла.

— Вы что-то сказали? — переспросил Норрис, не заметив его внезапного замешательства.

— Ничего особенного. Не обращайте внимания.

Пренебрежительно отмахнувшись, Харпер вернулся в кабинет и, сев в кресло, проверил, что пистолет находится наготове у него под мышкой.

— Мойра,— спокойно сказал он,— в мастерской лежит пакет для Шульца-Мастерса. Эго срочно. Я бы хотел, чтобы ты немедленно отнесла его на почту. Проверь, чтобы его отправили дневной почтой. Назад можешь не торопиться, меня вполне устроит, если ты вернешься после обеда.

— А как же корреспонденция, мистер Харпер?

— Чтобы с ней разобраться, у тебя будет в запасе вся вторая половина дня. А сейчас отправляйся — я хочу иметь наготове ответ, если Шульц-Мастерс начнет орать на меня по телефону.

— Хорошо.

Она поправила шляпку, взяла сумочку и пошла в мастерскую за посылкой.

Подойдя к окну, Харпер смотрел, как Мойра быстро идет по улице в сторону, противоположную той, откуда приближалась опасность. Что ж, по крайней мере, это позволит ей избежать возможных неприятностей.

В десяти ярдах за Мойрой, быстро постукивающей каблучками, шагали два коренастых типа. Они знали, куда она направляется, поскольку установленный в кабинете микрофон сообщал обо всем Норрису или любому другому агенту. Но они не собирались выпускать ее из виду и не выпустили ни разу с тех пор, как была установлена ловушка. Харпера это вполне устраивало.

Он не стал открывать окно, как в тот раз, когда почувствовал приближение Амброза Баума. Оставив окно закрытым, Харпер стоял и наблюдал за происходящим на улице, напрягая до предела свои телепатические способности.

На этот раз он не собирался совершать ошибку, послав мысленный импульс и обратив врага в бегство, а в придачу сообщив противнику информацию, которую тот столь горячо желал узнать. На сей раз Харпер намеревался лишь слушать, ничем выдавая другому разуму, что тот для него открыт... Хотя для этого Харперу приходилось довольствоваться чтением мыслей венерианца, вне зависимости оттого, насколько осмысленными были эти мысли.

Отойдя от окна, Харпер опустился в кресло, невидящим взглядом уставившись на стол Мойры и продолжая слушать и ждать. Ощущения были уникальными и весьма любопытными, несмотря на предыдущие краткие столкновения Харпера с этими существами.

Судя по медленному увеличению амплитуды отдаленных импульсов, приближавшийся двигался не спеша, вероятно, часто останавливаясь и делая вид, будто разглядывает витрины магазинов. В его мыслях не ощущалось страха или напряжения. Напротив, он хладнокровно оценивал возможные опасности и пытался их избежать.

Он не мыслил человеческими понятиями, потому его разум не походил на человеческий. С точки зрения мыслительных процессов враг был двуязычным. Странное бормотание являлось инопланетной звуковой дорожкой, синхронизированной с инопланетными мыслеформами — следствие выработавшейся за бесчисленные столетия привычки оперировать мысленными понятиями своих далеких носителей. Пребывание внутри человеческого мозга совершенно этому не препятствовало. Любой мозг использует поступающие в него данные, а этот разум был вооружен знаниями, принадлежащими двум мирам и как минимум двум различным видам.

Хотя его внимание было направлено на другое, Харпер успевал размышлять и сам. Что, если этот мало-помалу приближающийся таинственный незнакомец — не кто иной, как Уильям Гоулд? Неужели он надеется, что может расправиться с Харпером и безнаказанно уйти?

Вряд ли его целью было убить Харпера, даже ценой собственной жизни, поскольку таким образом враг ничего бы не добился. Больше всего на свете венерианцы жаждали завладеть точной информацией о том, каким именно способом их можно опознать. Уничтожив же единственного человека, знавшего тайну, они навсегда остались бы в нынешнем гибельном неведении.

Единственной разумной тактикой было схватить Харпера и силой выведать у него правду. Стоило ему оказаться у них в руках, как дальнейшее оставалось делом техники — венерианцы просто завладели бы им, как завладели другими людьми, после чего смогли бы отыскать записанные у него в мозгу необходимые данные, которые отныне стали бы безраздельно принадлежать им.

Ничто другое не могло дать ответ на вопрос, с чем им приходится сражаться. Ничто другое не могло помочь им противостоять такой же угрозе, исходящей из иных источников. Стало быть, приближающийся незнакомец в лучшем случае был разведчиком, который собирался испытать на прочность местную защиту, в худшем — похитителем, надеющимся бог знает как в одиночку сделать свое дело.

В последнем случае ситуация была куда серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Враг был далеко не глуп. Ни один из его посланников не попытался бы при данных обстоятельствах схватить Харпера, не имея хотя бы минимальных шансов на успех.

Поток мыслей чужака усилился, полный коротких непонятных сцен, напоминающих обрывочные образы некоего кошмарного пейзажа. Харпер на мгновение отвлекся, шаря вокруг в поисках других таких же разумов. Может, десять или двадцать венерианцев стекаются к нему со всех сторон в надежде подавить численным превосходством?

Но нет, больше никого ему обнаружить не удалось. К нему приближался только один, а если в окрестностях и был еще кто-то, то находился вне пределов досягаемости Харпера. Если так — выбрали они такое расстояние чисто случайно или начали делать некоторые весьма проницательные выводы?