А потом случилось неожиданное, то, что порой расстраивает самые лучшие планы мышей и людей. И причиной тому было невероятное душевное напряжение Торстерна.

Держась за дверной косяк, глядя на пустую улицу, внутренне цепляясь за мысль о том, что вооруженные поисковые группы наверняка где-то рядом, он поднял ногу, намереваясь ринуться навстречу свободе. Но ему не удалось это сделать.

С трудом удерживая равновесие, Торстерн стоял неподвижно; на лице его было написано полнейшее замешательство. Он медленно поставил поднятую ногу на землю, а затем столь же медленно опустился на колени, словно простираясь ниц перед невидимым божеством. В его возбужденном мозгу крутился вихрь лихорадочных мыслей, в котором мелькали отрывочные слова и фразы: «Нет... о нет, не надо!., я не могу, не могу... оставь меня... Стин... я не виноват... о нет, оставь меня...»

Он упал лицом вниз, дергаясь в беззвучных судорогах. Рэйвен уже стоял, наклонившись над ним, с серьезным и сосредоточенным видом. Чарльз поспешно вскочил с кресла, явно застигнутый врасплох. В дверях кухни появилась Мэвис; во взгляде ее читалось осуждение, но она не произнесла ни слова.

Рэйвен схватил лежащего за правую руку, и судороги тут же прекратились. Не отпуская Торстерна, Рэйвен несколько раз дернул рукой, выворачивая локоть, словно сжимал в ладони провод под высоким напряжением. Казалось, будто он ведет некую отчаянную борьбу. Торстерн хватал открытым ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

— Нет, нет, уходи... оставь меня... я...

Склонившись с другой стороны, Чарльз помог поднять тяжелое тело, пронести Торстерна через комнату и усадить в кресло. Мэвис закрыла дверь, но не стала запирать замок и вернулась в кухню.

Несколько секунд спустя Торстерн пару раз судорожно сглотнул, открыл глаза и с трудом выпрямился в кресле. Его била нервная дрожь, ему почему-то казалось, будто кровь его превратилась в пену. Руки и ноги отказывались повиноваться, внутренности словно обратились в жидкость. Он был вынужден смириться с ненавистным фактом — впервые в жизни он пережил такое потрясение. Лицо его было бесцветным, как воск. Как ни странно, в памяти его не осталось никаких воспоминаний о словах, которые он бормотал, корчась в судорогах, и вообще обо всем, что произошло.

— Вы сдавили мне сердце,— дрожащим голосом проговорил он, сердито глядя на Рэйвена.

— Я этого не делал.

— Вы меня чуть не убили.

— Я тут ни при чем.

— Значит, это были вы.— Торстерн повернул голову, яростно уставившись на Чарльза.

— И не я. На самом деле мы вас спасли — если это можно назвать спасением.— Чарльз таинственно улыбнулся,— Но иначе вы были бы уже покойником.

— Думаете, я вам поверю? Это сделал один из вас.

— Как? — спросил Рэйвен, не сводя с Торстерна внимательного взгляда.

— Один из вас — телекинетик. Он отпер замок и открыл дверь, не пошевелив и пальцем. И точно также сдавил мое сердце. То же самое вы проделали с Грейторексом!

— Телекинетик перемещает предметы, воздействуя на них силой мысли,— возразил Рэйвен.— Он не может проникнуть внутрь человека и воздействовать на его внутренности.

— Я едва не погиб,—продолжал настаивать Торстерн, содрогаясь при мысли о том, насколько близок он был к смерти,— Я чувствовал, как сжимается мое сердце, как я падаю. Будто какая-то сила пыталась вытащить меня из собственного тела. Это сделал кто-то из вас!

— Не обязательно. Миллионы умирают каждый день без чьей-либо помощи.

— Я не могу просто так умереть,— по-детски пожаловался Торстерн.

— Почему?

— Мне пятьдесят восемь лет, и я совершенно здоров,— Он осторожно ощупал себя, прислушиваясь к гулкому стуку в груди.— Я совершенно здоров.

— Вам так кажется,— многозначительно заметил Рэйвен.

— Если мне и суждено умереть естественным путем от сердечного приступа, было бы крайне странным стечением обстоятельств, если бы это произошло именно сейчас.

Похоже, Торстерну все-таки удалось свалить вину на них. От этого не было никакого проку, но ему очень хотелось обвинить в случившемся двоих мутантов, хотя бы потому, что они настойчиво все отрицали. Торстерн никак не мог понять: зачем отрицать, что они скрутили его в дверях? Ведь они могли, напротив, похвалиться этим, еще больше его запугав.

Но где-то в глубине души Торстерна, в потайном уголке, куда ему вовсе не хотелось заглядывать, притаилась жуткая мысль о том, что, возможно, они правы. Возможно, судьбой ему отпущено куда меньше времени, чем он полагал. Никто не бессмертен. Может, ему осталось совсем немного, и песчинки его жизни быстро просыпаются.

Сколь бы глубоко ни таилась эта мысль, она не ускользнула от Рэйвена.

— Если вам и суждено умереть именно так,— сказал он,— то, вероятнее всего, это произойдет в момент серьезного нервного напряжения. Так при чем тут стечение обстоятельств? В любом случае вы не бросились бежать и не умерли. Но вы можете испустить дух на следующей неделе. Или завтра. Или еще до рассвета. О дне или часе вашей кончины не ведает никто.

Он показал на миниатюрный хронометр Торстерна.

— А между тем пять минут превратились в пятнадцать.

— Я сдаюсь.

Достав большой носовой платок, Торстерн вытер пот со лба.

— Сдаюсь.

Он говорил правду. Эта правда читалась в его мыслях — неподдельная истина, рожденная десятками спонтанно пришедших на ум причин, некоторые из них противоречили друг другу, но все были достаточно убедительны.

«Нельзя все время нестись сломя голову. Меньше спешишь — дольше проживешь. Нужно позаботиться и о себе. Что толку тратить силы, если меня все равно не станет? Уолленкотг на двенадцать лет моложе меня и думает, что станет боссом, когда я сыграю в ящик. Зачем мне что-то делать, планировать, выкладываться — и все ради него? Он всего лишь актер, хамелеон, которого я вытащил с помойки и сделал из него человека. Всего-навсего ничтожный мутант. Да здравствует Венера — под властью вонючего мутанта! Даже на Земле дела обстоят лучше. Герата и большинство членов Совета — нормальные люди, по крайней мере, Гилчист меня в том уверял».

Рэйвен мысленно взял последнее имя на заметку: Гилчист, член Мирового Совета. Предатель в их лагере и, несомненно, тот самый человек, который выдал Рэйвена подпольному движению на Земле. Человек, чье имя Кейдер и другие не знали просто потому, что не хотели знать.

«Если не один мутант, так другой,— мрачно продолжал размышлять Торстерн.— Кто-то из них дождется своего часа и захватит мою империю легче, чем отобрал бы конфету у ребенка. Я был в относительной безопасности, пока все внимание было привлечено к Уолленкотгу, но теперь его оставили в покое и нашли меня. Мутанты обладают немалым могуществом. Когда-нибудь они объединятся и выступят против обычных людей. И мне не хотелось бы тогда здесь оказаться!»

Подняв глаза, он обнаружил, что остальные смотрят на него.

— Я уже сказал, что сдаюсь. Чего еще вы от меня хотите?

— Ничего,— Рэйвен кивнул на телефон на стене.— Мне вызвать антиграв, чтобы вас доставили домой?

— Нет, пройдусь пешком. Кроме того, я вам не доверяю.

Неуверенно поднявшись, Торстерн снова ощупал грудь. Ему казалось весьма подозрительным, что его капитуляцию приняли с такой готовностью и что его так спокойно отпускают. Меряя всех по своей мерке, он был уверен, что его поджидает новая ловушка. Не запланирован ли несчастный случай в пути, вдали от дома? Возможно, еще один сердечный приступ, который его прикончит?

— Зато мы доверяем вам, поскольку читаем ваши мысли,— сказал Рэйвен.— Вам не повезло — вы не можете читать наши, иначе поняли бы, что мы играем честно. Мы вас не тронем, если вы не измените своему слову.

Добравшись до двери, Торстерн открыл ее и обернулся в последний раз. Лицо его все еще было бледным и выглядело слегка постаревшим, но к нему отчасти вернулось прежнее достоинство.

— Я обещал положить конец враждебным действиям в отношении Земли,— сказал он — И я сдержу свое обещание — но не более того!