от Пробуждения Эльфов годы 472 — 476-й

…Валинор скован канонами — не может жить по-иному Народ Валар. Ибо есть Закон, данный Единым и провозглашенный Королем Мира. Незыблемый, вечный, неизменный Закон.

Здесь, казалось ему, ломались все каноны. Здесь было странное, чарующее мастерство, невозможное в Валиноре, были знания, неведомые и запретные, была сила.

И страшно было: созданное им — совершенное, соразмерное, выверенное до мелочей — здесь казалось мертвым и грубым. Творения его рук, то, во что он вложил все знания, все умение, все силы свои, были неживой и косной материей. А то, что создавали Эллери, нарушало все законы, ломало каноны, но — жило. Не могло жить, не могло быть прекрасным, ибо прекрасно лишь соразмерное и совершенное — он знал это — и все же…

Он хотел быть первым. А оказался — даже Учителю, именно Учителю он не смог бы признаться в этом — нерадивым и неудачливым учеником. Это было больно. Это было непонятно. И он ушел с головой в книги — он хотел знать все, жажда знаний пожирала его изнутри, как жгучее жестокое пламя, а цепкая память Бессмертного впитывала все до капли — вот, кажется, он уже понял все, с трудом смирял нетерпение, заставлял себя ждать, прежде чем вновь приняться за работу…

И снова — что бы он ни делал, все было мертво. И снова — непонимание, обида, боль: почему? Ведь он же теперь знает все, что знают Эллери, он помнит все, он все понял… С болезненным недоумением разглядывал свои руки — гибкие, сильные… не способные творить живое.

— Но почему, Тано? Укажи мне ошибку, скажи, где я не прав, что я делаю неверно?

— Таирни… прости мне — я не вижу ошибки. Все правильно. Только — в этом нет живой крови. Может быть, твой замысел успевает остыть… нет, не так. Ты взвешиваешь все — и все же слишком торопишься. Ты спешишь изменить себя — и боишься измениться. Зачем?

Потому что боюсь потерять тебя. Боюсь стать ненужным тебе. Потому что боюсь утратить то, что едва успел обрести. Потому что ты дорог мне…

— …ты дорог мне таким, каков ты есть, фаэрни а тъирни. Ты не спросил о своем имени, Сэйор Морхэллен: но имя — часть тебя. Это имя.

— Сэйор Морхэллен… — повторил Сотворенный.

— Ортхэннэр — сердце, ты — разум. Вы разные от начала, но равно нужны мне — оба. Я не сужу о вас по заслугам, Морхэллен. Сейчас миру ближе сердце, чем разум; потому тебе так тяжело. Не бойся того, что не можешь еще найти себя, свой единственный путь. Ты привык к неизменности, и изменение страшит тебя; но, пытаясь силой побороть этот страх, ты ломаешь себя. Будь собой, Морхэллен. Просто — будь собой…

Изменение. Измениться — значит перестать быть прежним. Перестать быть собой.

Я знаю, ты хочешь, чтобы я был другим… Скажи, что мне сделать? Как измениться, Тано?

Стать таким, как Эллери?..

…Как выверял он все пропорции, как расспрашивал о породах дерева, о металле, который пошел на струны, о составе лака, когда делал — ту, первую и единственную свою лютню… И вот — она в его руках. Точное, скрупулезно, в мельчайших деталях повторенное творение Мастера Хэлгааля.

Пальцы легли на гриф, он провел рукой по струнам -

— и с глухим стоном швырнул лютню в стену.

Звук был мертвым, царапал слух, как скрип железа по камню.

Подобрал обломки, размеренным медленным шагом дошел до камина и опустил их на раскаленные угли. Внутри все застыло, онемело: как же так? Разве он хоть в чем-то ошибся? Нет — ни на волос… но почему, почему, почему?..

…Как оттачивал он каждое слово, каждую строку песни: шлифовал, словно драгоценные камни, но совершенные, созданные по канонам мелодии, безупречные строки песнопений ему самому уже казались уродливыми в сравнении с самой незатейливой песенкой Гэлрэна или с колыбельной, которую Эйрэ пела своим малышам.

…Как уходил в лес, в горы, к морю: пытался услышать то же, что слушающие-землю или говорящие-с-травами, понимал разумом, что это не просто звуки, что для Эллери они означают что-то иное — но что? Пытался услышать Песнь, о которой говорил Учитель, но слышал только тот же шум волн, шелест листьев, крик птицы и завывания ветра в скалах.

"Учитель, скажи, объясни, что мне сделать? Я не понимаю, в чем моя ошибка… Прикажи стать другим, прикажи измениться, я исполню все — мне нужно только слово твое, Учитель!.. Я сумею — научи меня, укажи мне путь… Я буду жить во имя твое, все творения мои, все силы мои, все, все — твое, все возьми, только научи, подскажи, что мне сделать… я слаб и неразумен, я не могу понять тебя, постичь замыслы твои — но прикажи, я изменюсь, я стану иным — первым хочу я стать в глазах твоих — не ради себя, нет, нет, ради тебя, потому что никто не будет так верен тебе, никто не сумеет любить тебя так, как я, вся жизнь моя — в том, чтобы быть рядом, и я хочу быть достойным тебя, не мальчишкой неразумным — первым среди учеников твоих, по праву первым!.. Скажи, что мне сделать для этого, научи меня — я знаю, я верю, ты можешь — ты всесилен, ты знаешь все — загляни в душу мою, разберись, пойми… Учитель…"

Вот он идет. Смеется. Волосы растрепались, весь — ветер, весь — полет. И — крылатое на плече. Новое. Он назвал — кийт.Темное золото и медь, и глаза — два солнечных камня… Он никогда не думает о Замысле — просто творит, и всему находится свое место. Каждому его творению. Кроме меня.

Смеется… Броситься навстречу, за руку взять, в глаза заглянуть… мне — хоть бы крупицу этой радости… Кто мне не дает? — Тано! Тано…

Увидят ведь. Все. Эти маленькие даже. Смешно. Я — буду — смешон. Нельзя, нет…

… - Тъирни-эме, зачем ты делаешь это? Неужели тебе кажется, что ты станешь не нужен мне, если ты сразу не найдешь свой путь? Что я…

Я — орудие в руке твоей. Если орудие не нужно, его откладывают в сторону. Если в нем изъян — его бросают прочь. Я — иной. Не такой, как те, кого ты любишь. Чужой…

— Тъирни… небо, о чем ты?! И Эллери, и Ортхэннэр — все они разные, каждый не похож на других! Зачем ты пытаешься повторять их творения? Я люблю тебя таким, каков ты есть, таирни-эме, фаэрни-эме…

Дорог — ни за что?

Любить — просто так?

Не за то, что — первый, не за то, что — лучший?

Нет…

Он преклонялся перед Учителем, боготворил его, любил — безумно, ревниво, отчаянно. Он должен был заслужить любовь Учителя — не по праву творения, по праву ученика: завоевать эту любовь — любой ценой, любой ценой — стать первым, стать лучшим — единственным среди всех. По-другому он не мыслил себя.

Разговор Морхэллен завел без особой причины — выдалась возможность поговорить, и он задал первый же вопрос, пришедший в голову:

— Тано. Ирхи — что это?

— Ах'къалли. Соприкосновение с Пустотой изменило их, но Пустота не смогла их поглотить: их души оказались достаточно сильными… Понимаешь — они ведь бессмертны, как ах'къалли, но плодовиты даже не как файар - как звери. Они могут вытеснить все прочие народы с лика Арты. Со временем — и времени на это понадобится совсем немного — они станут драться между собой. За пищу. За охотничьи угодья. За пещеры, пригодные для жилья… Но их будет все больше — ведь они бессмертны: они будут сражаться и с другими народами. Им нет соперников в мире: Старшие бессмертны тоже, но дети у них рождаются редко; а век Смертных недолог…

Изначальный потер висок узкими пальцами.

— Я хотел бы изменить их, — проговорил тихо. — Сделать их… прежними. Не могу. Можно сделать только, чтобы число их не умножалось с такой быстротой. Иртха не столь многочисленны, сколь могли бы быть; земля может прокормить их, они перестали быть бременем для нее. Думаю, то же можно сделать и с остальными. Тогда они перестанут быть угрозой Арте. Тогда мир примет их: ведь сейчас сама Арта против них…