Он упал, не дойдя до гор. Был полдень, и раскаленное солнце в жаркой бледной голубизне жгло кожу — но он уже не чувствовал этого. Не ощутил, как укрыла его тень золото-черненых крыльев.

Он умер ?

Он жив. Он из народа Создателя. Откуда он здесь ?

Он будет среди нас. Мы исцелим его фаз и эрдэ.

Он станет одним из нас.

…Дэнэ — Железо, Стойкость и Сила: черный дракон, изменчивый камень — голубовато-стальной в свете дня, красновато-фиолетовый в сумерках. Драконья Земля — ледяная глубина озера в оправе серых, ветром изъеденных скал. Покой созерцания, мир не-людей, и он — часть этого мира. Дхэнн: золотые чешуи брони облегают тело, как змеиная кожа, лицо — прекрасная маска из темного золота, глаза цвета раскаленного неба пустыни, жаркий ветер развевает иссиня-черные тяжелые волосы и плащ, в складках отливающий то ли темным пламенем, то ли кровью. Къатта Тор-эн.

…Он бродил по земле, так и не найдя той, в которой хотел бы остаться, и Дорога уносила горечь, утишала боль. Он шел, как Звездный Странник из забытой сказки: сплетая сны и слова, узнавая, запоминая, постигая.

Через века Дорога выведет его к Ирисным Низинам, Лоэг Нинглорон, к туманным горам. Он встретит того, кто был его собратом. И не станет Дороги, будет — бег, стремительный и безумный, будет пыльный песчаник и злой туман Соот-ург-ат-Ана, будет — безумный пророк, и слова, не внятные никому…

…Олло — Лед и ясный Разум: голубой лед кристалла, звездный искристый очерк знака. Глаза — высокое летнее небо, отраженное в глади глубокого озера, волосы цвета старого золота… Къатта Хэлрэ.

…Они стояли у подножия гор, тонущих в холодной дымке тумана. Мелкий осенний дождь размывал очертания вершин. Под шатром ветвей огромной ели они прятались от дождя, и редкие капли воды, падавшие на их волосы и плечи, были кисловато-горькими на вкус, как зимняя хвоя.

— Холодно, — поежилась Аллуа. — Как холодно…

— Я останусь здесь, — сказала Оннэле. — Здесь горы. Здесь Врата Миров… Я останусь.

Аллуа смотрела на густо-вишневый гранат: вино в горсти, и тлеет в глубине искорка алого пламени. Словно камень мог согреть ее в этом неприветливом северном лесу.

— Я пойду дальше, — тихо сказала она. — К югу. Я не могу… не могу без солнца. Я найду свои Врата. Альд говорил, если идти на восход, там горная страна. Бесснежные черные скалы и алые поля маков в предгорьях…

Оннэле кивнула.

…Аллуа — Зерно, Земля, Жизнь: радостная сила пробуждающейся земли, острая дерзкая стрелка ростка, едва проклюнувшегося из семени; огненный цветок горного мака, золотой плод Солнца, расплавленное золото в медовых сотах, жаркое гудение пчел над цветущими лугами… Къатта Эрт.

— …Тебе досталась искра огня, — тихо вымолвила Оннэле, — капля горячей крови… Мне — капля воды.

Она проводила взглядом уходящую и, тихо вздохнув, начала подниматься по каменистой горной тропе. А внизу лежала долина — чаша, наполненная туманом осени, голубовато-серым, как халцедон, — и звезды над ней складывались в созвездие именем — Къолла, похожее на знак Воды и Времени, къатта Тэ-эссэ. Или — на светлый стальной клинок.

…Ангэллемар будет она зваться, эта долина — потом, века спустя. Сейчас у нее нет имени. Есть только холодный туман, и есть звезды, падающие в него — слезами ночи. Есть созвездие именем Къолла. И есть — она, Горная Дева с именем звезды. Та, которой суждено хранить память…

от Пробуждения Эльфов год 1245-й, сентябрь — 1263-й, Век Оков Мелькора

…Во мраке, не рождающем эха, даже глухой звон железа кажется грохотом горного обвала; звуки мертвы — только шепчут что-то навсегда умолкшие голоса…

… - Высокая, ответь мне, кто я?

Тонкие пальцы Пряхи сплетают, сплетают невесомые многоцветные нити.

Трепетный язычок белого пламени, готовый вот-вот погаснуть, струйка голубоватого дыма над костром.

— Кто я? Я помню иную себя, другую жизнь…

Текут ручьи нитей, сплетаясь в радужный водопад гобелена.

— Как мое имя? Где мой народ? Куда мне возвращаться, Высокая?

— Я вижу настоящее, Мириэль. Прошлое скрыто в тени…

— …Скорбящая, скажи…

Тень среди теней Мандос, шелест ивовых листьев, голубоватый вечерний туман над глубокой рекой:

Ищи там, где страшишься искать…

…От одной стены до другой — пять шагов.

Слепота — бесконечный черный коридор без проблеска света. Коридор, по которому не можешь даже пройти на ощупь — прикован.

Или — не было ничего, и я схожу с ума — все это было видением… может ли сойти с ума бессмертный Айну… и — не было тебя — не было этих смертей — и приговора — не было — не было ничего, я вернусь и увижу, что все осталось прежним, и ни войны, ни приговора — ничего — не было…

Он ощутил чужое присутствие раньше, чем поднял глаза. Тонкая фигурка замерла на пороге, серебристо-мерцающая, как лунный свет, и он вскочил на ноги прежде, чем осознал, что — ошибся.

— Мириэль… — с трудом глухо выговорил. — Что нужно прекрасной королеве Нолдор от пленного мятежника?

Видение заколебалось, словно готовое растаять, но в голосе говорившего было больше боли, чем насмешки, и она спросила:

— Скажи мне, кто я?

— Тайли, дочь Эллери. Мириэль, королева Нолдор.

— Что мне делать? Куда идти?

— Тайли не сможет жить в Валиноре. Мириэль не может помнить Гэлломэ. Ты должна выбрать.

— Значит, я должна — забыть? Но я не могу, я помню, Отступник…

Она замолчала, словно испугалась невольно вырвавшегося слова.

— У тебя волосы совсем седые… — серебристая фигурка качнулась, словно хотела приблизиться

— Как ты оказалась здесь? — тихо спросил он.

— Я… уснула. Мне было так тяжело… Воздух жжет, и свет… Но покидать сына… Феанаро, он так похож на… на нас… и — Финве… ведь он любит меня; и я…

Его лицо дернулось, когда он услышал это имя.

— Ты ненавидишь его, Мелькор? — В голосе-шорохе — тень печального удивления. — Ты был другим. Ты не умел ненавидеть.

— Думаешь, так можно научить любить? — Он поднял скованные руки, но, увидев боль на полупрозрачном лице, мягко прибавил: — Прости.

Она уже снова говорила о Финве:

— Он такой светлый, открытый — как ребенок… Мне иногда казалось, что я старше его; хотелось помочь, защитить… Разве можно его, такого, ненавидеть?

Защитить… Вот как…

Он долго молчал, потом сказал тихо:

— В чем-то ты, может, и права. Можно сказать и так…

Его руки невольно сжались в кулаки, глаза вспыхнули ледяным огнем:

— Не могу, Тайли!.. Не могу…

— Ты не умел ненавидеть, — повторила она. — Я понимаю… иногда его лицо становилось таким странным… это тень твоей ненависти. Что он сделал тебе? — Она прижала узкие бледные руки к груди, посмотрела с мольбой. — Что он мог сделать тебе?

— Мне? — Он не удержался от сухого смешка. — Мне он ничего не сделал. Даже пальцем меня не коснулся.

— Но все же ты ненавидишь его… И сына — его сына — ты тоже станешь ненавидеть?! — с отчаянием выдохнула она.

— Ты пришла просить за них? Нет, я не смогу и не стану ненавидеть твоего сына, Тайли, — его голос дрогнул, но тут же вновь обрел прежнюю твердость, зазвучал жестко, почти жестоко: — Но не проси, чтобы я простил твоего супруга, королева Мириэль!

Мерцающая фигурка качнулась, как под порывом ветра.

— Не понимаю, — обреченным шепотом, — не понимаю…

— Ты помнишь, что стало с твоей сестрой?

— Ориен… ее нет…

— А твой брат?

— Я не помню… не знаю… — Она смешалась, поднесла прозрачную руку к виску. — Не знаю… Я спала… Потом Владыка Ирмо взял меня за руку, и я пошла с ним… Он был почему-то таким печальным… Был свет, и цветы — много цветов… красивые… другие. Не как… дома. Королева Варда улыбнулась мне и сказала — как ты прекрасна, дитя мое… Я так растерялась, что даже забыла поклониться… А он… Его я увидела в Садах Ирмо. Он был прекрасен…