– Значит, ты даешь мне право поступать так, как я сочту нужным? – спросила Арина, осторожно открывая комод. Там когда-то она хранила все, что нужно для шитья. И много разных других мелочей.

– Как ты сказала, моя прелестная Незабудка, ты свободный человек. Жаль, но это так.

– Хорошо, – кивнула Арина, доставая из ящика большие железные ножницы для раскроя ткани. – Потому что я как раз решила кое-что изменить в себе.

– Что же? – Максим медленно развернулся к ней, и как раз вовремя, чтобы увидеть блестящие ножницы в ее руке. Он в недоумении смотрел на нее, на спокойное лицо, на ее ледяную улыбку. Арина встряхнула головой – ее длинные черные волосы упали на одно плечо. Максим вздрогнул, и глаза его вспыхнули. Он сделал шаг вперед, Арина – шаг назад.

Сейчас или никогда.

Арина подобрала волосы и подняла вверх ножницы.

– Нет! – крикнул он, но всего три секунды потребовались, несколько решительных взмахов ножницами – роскошные волосы осыпались на деревянный пол. Максим бросился к ней, но было поздно. Арина распрямила плечи, тряхнув самодельным кривым каре.

– Ты слушаешь, но не слышишь, – сказала она, так и не отведя взгляда. – Я говорила тебе, что ненавижу, когда ты называешь меня Белоснежкой?

– Что? – Максим уставился на нее, словно поверить не мог в то, что она говорит, и в то, что делает.

Он схватил ее за плечи и больно сжал их, затем запустил пальцы в то, что осталось от прекрасных волос, и его красивые черты исказила гримаса боли и злости. Он отпустил ее и закрыл глаза, приложив руки к вискам. Он стоял неподвижно, в то время как Арину трясло, руки ее дрожали. Она отбросила ножницы и села на стул рядом с кроватью. Может быть, она ошиблась? Вдруг он сейчас развернется и уйдет? Что, если Белоснежка – это все, что ему было нужно?

Максим открыл глаза, глубоко вздохнул и повернулся к Арине – его глаза были больными и усталыми.

– С тобой никогда и ничего не будет легко, да? – спросил он тихо.

– С тобой тоже, – ответила Арина и встала. – Ну что, мой принц, поехали? Если ты, конечно, еще не передумал.

Пауза была долгой.

– Да, Арина, непредсказуемая моя. Поехали. Но даже если ты побреешься и станешь лысой, я не передумаю. Только тебе придется заплатить за это, – спокойно кивнул он, однако спокойствие это было ложным, как безветрие перед бурей. Максим сощурился и подал Арине руку. Она вложила свою ладонь в его, но он перехватил ее за запястье так сильно, что она вскрикнула. Максим пересек комнату, проскользнул мимо сидящих в кухне Арининых родителей и вышел на улицу. Чтобы успевать за ним, ей пришлось почти что бежать, но выбора у нее не было, он крепко держал ее и тянул за собой.

– А куда конкретно мы едем? – спросила было Арина, но Максим только обернулся и нехорошо улыбнулся. Так он выволок ее за собой на улицу. Родители выскочили за ними, но Максим не смотрел на них.

Мать с ужасом таращилась на криво обрезанные волосы дочки, не представляя, что теперь думать. Около дома стояла машина Максима, исцарапанная и слегка покореженная, но каким-то чудом оставшаяся на ходу.

– Прошу! – Максим распахнул перед Ариной дверь и «помог» ей устроиться на сиденье, захлопнув за нею дверь с такой яростью, что чуть не вылетело стекло. Арина опустила окно и помахала рукой изумленной матери.

– Арина, что случилось? – растерянно спросила она.

– Ничего, – ответила ей Арина и вдруг широко улыбнулась. – Все хорошо, мам, правда. Ты только не волнуйся.

– Ты едешь в Москву? В институт? – спросила она, когда машина почти тронулась с места. – Как нам с тобой связаться?

– Мы будем жить у меня, – ответил за обоих Максим. – Я продиктую вам адрес.

– У тебя? – обернулась Арина. – То есть в отеле?

– Он что, везет тебя в отель? Да еще мне об этом так спокойно говорит? – нахмурился отец. – Все это неприлично!

– Это – его отель, – пояснила Арина, все еще победно улыбаясь оттого, что ей удалось утереть нос Максиму Коршуну – так его имя значилось на выставочных плакатах. Хоть и пришлось пожертвовать волосами. – Он – его владелец.

– А! – только и нашелся отец.

– Да, Maximus Grand – моя сеть отелей, но жить мы будем не там.

– А где? – удивилась Арина. – С твоим отцом?

– Что? Нет! Нет. У меня есть квартира неподалеку от Крымского моста. Это рядом с Парком культуры. С окнами на набережную.

– У тебя всегда окна выходят на какую-нибудь набережную, – хмыкнула Арина, словно набережные вызывали в ней отвращение. Максим высунулся из окна и радостно помахал рукой ошеломленным родителям. Мать подлетела к машине и сунула в окошко Арине сверток – несколько бутербродов с котлетами.

– Я тебе позвоню! – крикнула ей Арина и продолжала смотреть на нее, пока и мать, и дом, и вся деревня не исчезли за поворотом.

Тогда Арина повернулась и посмотрела на Максима. Он сидел за рулем с каменным выражением лица и смотрел прямо перед собой, на дорогу. Арина провела рукой по коротким своим волосам и опять улыбнулась. По крайней мере теперь она была уверена, что с Белоснежкой будет покончено.

Гостиная располагалась в левом крыле особняка и занимала пространство, вполне позволявшее разбить небольшой лагерь беженцев, хотя она была лишь второй, так называемой малой гостиной. Любимая гостиная Константина Коршунова, с удобными, мягкими диванами в восточном стиле, яркий шелк и множество красных, расшитых восточными узорами подушек. Он любил красный цвет и сочные оттенки. Несколько кресел в том же стиле, большой камин и просто огромное – в шесть метров высотой – окно, сквозь которое виднелись высоченные голубые ели. На стенах дорогие персидские ковры, а в самом центре этой комнаты, под высоченными потолками висела большая хрустальная люстра с миллионом, наверное, электрических лампочек в виде свечей, подобная такой же из Большого театра. Однако, невзирая на размеры, она не смотрелась избыточной в огромном таком помещении.

В комнате было тихо, словно тут никого не было, но это было не совсем так. В комнате находились трое. Константин, хозяин дома, пожилой мужчина крупного телосложения, полноватый, особенно в области живота. Седовласый, он был одет в свободную домашнюю одежду, не стеснявшую его движений, на ногах свободно болтались кожаные тапочки. Он удобно устроился в большом кресле, больше похожем на трон, и с интересом рассматривал фотографии, разложенные перед ним на высоком придиванном столике, подцепляя и отправляя в рот белоснежные, нежные, ручной работы конфеты, уложенные аккуратной горкой в высокой конфетнице. Сама ваза – произведение искусства, тонкая золотая ковка, целая картина в металле, изящно изогнутые стебли и листья, изысканные цветы, инкрустированные драгоценными камнями. Константин брал конфету за конфетой и раскусывал их одну за другой, хотя, кажется, делал это автоматически, не замечая. Все его внимание было приковано к фотографиям.

Белоснежка. Фотосессия Арины.

Все картинки разложены в том порядке, в каком они были сделаны. Каждый кадр распечатан в прекрасном качестве, на хорошей бумаге. Цветопередача просто отличная.

Вторым мужчиной в комнате был Аркадий. Черный деловой костюм прекрасно сидел на нем, только подчеркивая его сухощавость. Спокойный и погруженный в себя, он стоял на ковре перед Константином, своим боссом, на которого работал и интересами которого фактически жил уже больше тридцати лет. Он терпеливо ждал, пока тот всласть насмотрится на фотографии и скажет что-нибудь. На третьего человека, девушку, находившуюся в гостиной, он совсем не смотрел, но не потому, что ему это было неприятно. Хотя и положительных эмоций Аркадий не испытывал. Скорее, давно привык к чудовищным затеям своего босса и перестал замечать такие «элементы декора», как голые девушки – поодиночке или во множестве, в том или ином виде, страдающие от боли или нет, встроенные в интерьер и повседневность жизни Константина Коршунова.

Аркадий давно перестал задумываться над тем, что заставляет Константина Коршунова быть тем, кто он есть.