– Да, понимаю, – побледнела Нелли.

– Я не хочу слушать ваш пересказ, в нем нет уже никакой ценности. Кто его знает, как вы понимаете вещи и как вы потом их мне доносите. Испорченный телефон ничего не стоит, а в отдельных моментах он даже опасен.

– Вы ей не верите, да? – спросила Нелли, стараясь успокоить нервы. – Какие еще вопросы вы хотите чтобы я ей задала? Я хочу, чтобы вы понимали, что я полностью на вашей стороне. Я сделаю все, что вы мне скажете. Даже если это будет расходиться с… м-м-м… этическими нормами и принципами.

– Вы говорите со мной об этике и нормах? – усмехнулся он и с вызовом посмотрел на откровенно распахнувшийся ворот ее халата, под которым ничего не было.

– Да. И то, что я сделаю все, что угодно, – бросила она. – За деньги.

– С вами приятно работать, – улыбнулся заказчик. – Что ж, раз вы спросили – отвечу. Да, я не верю Белоснежке. Я не верю, что она – та, за кого она себя выдает, хотя она и делает это вполне мастерски и пока еще ни на чем не погорела. И вы тоже рассказываете мне о ее любви.

– Я только передаю ее слова, – покачала головой Нелли. – На самом деле я не так хорошо ее знаю. Мы не были так уж близки.

– Значит, думаете, она может разыгрывать вас вслепую? – улыбнулся он.

– Почему нет? – расправила плечи Нелли. – Я тоже не верю ей и теперь буду внимательнее к ее реакциям, выражению лица. Попытаюсь посмотреть ее телефон, когда она отойдет в туалет, например.

– Вот и хорошо, значит, какие-то вещи мы видим одинаково. И все же осталась еще одна проблема.

– Какая? – еще улыбаясь, уточнила она.

– Вам, моя многоликая Нелли, я верю еще меньше, ибо если Белоснежка пока ни в чем не прокололась, то вы сознательно и добровольно предаете подругу. И не задумываетесь, что я с нею сделаю, если наше с вами маленькое расследование ее раскроет.

– Но…

– Не перебивайте! – Он чуть-чуть поднял тон, и Нелли онемела. Холод побежал по спине, и ее начинала бить дрожь от странного, пустого, равнодушного взгляда, которым смотрел на нее заказчик.

– Простите.

– Нет, Нелли, радость моя. Вы должны понимать, что я – не тот человек, который кого-то когда-то прощает. Вы же неглупы, верно? Стоит вам затеять какую-то игру со мной, и вам не понравятся ни финал, ни правила. Я поменяю их в любой момент. И не держу никаких слов, если мне так выгодно. Так что, моя многоуважаемая Нелли, напрягите воображение и попытайтесь представить, что я сделаю с вами, если вдруг пойму, что вы играете не на моей стороне.

– Я на вашей стороне.

– Держите телефон включенным. Если в следующий раз запись остановится и я не смогу услышать все сам, я буду очень, очень огорчен. – Он развернулся и пошел к выходу. Когда он был уже в дверях, Нелли вспомнила кое-что и резко вздернула голову.

– Она очень боится воды!

– Что? – заказчик замер, с интересом глядя на бледную Нелли.

– Я подумала, что вам это может оказаться полезным. Она панически боится воды. Вернее, даже не воды, а водоемов. Это у нее с детства. Так что не предлагайте ей круизы на яхтах.

Заказчик еле заметно кивнул и вышел на лестничную клетку. Через минуту Нелли стояла посреди кухни одна, в своем красивом халате, под которым ничего не было. Ее трясла мелкая дрожь, руки не слушались ее. Она хотела было вытащить из шкафчика стакан, но уронила его. Тогда она припала к крану губами и жадно пила отдающую хлоркой воду, пока у нее не заледенели зубы.

Неожиданно ей вдруг подумалось, что заниматься групповым сексом за деньги было куда, куда безопаснее.

Солнце взошло, а Максим все еще не вернулся, и сколько Арина ни гипнотизировала дверь взглядом, она не открылась. Что она сделала не так? Что она вечно делает не так, выводя его из себя и причиняя ему еще больше страданий?

Зачем она задает ему все эти вопросы?

Ведь очевидно, он не хочет на них отвечать. Ему больно на них отвечать. Разве ты хочешь делать ему больно? Может быть, он видит это иначе? Может, он считает это твоей местью за все то, через что он заставляет тебя пройти, и за то, через что еще заставит в будущем?

Будущее не имеет формы, оно призрачно, как и чудовища из Максимова сна.

Арина глубоко вдохнула, затем выдохнула и вдруг представила, что будет, если он не вернется. Не только сейчас, через час или к вечеру, но никогда. Он так долго гонялся за ней, но теперь он просто ушел, оставив ее сидеть на полу в окружении ужасных рисунков из его сна. Может ли это означать, что она переступила какую-то черту, за которой даже тот зыбкий и ненадежный баланс между ними разрушался и исчезал?

С первыми лучами солнца.

От Арины потребовались огромные усилия, чтобы оторвать взгляд от двери и оглянуться по сторонам. Солнце уже заполнило всю комнату, согревая воздух. Какая красивая квартира, нежный классический стиль, мягкие пледы и ковры, камин – необычная роскошь в городе. Особенно в таком, как Москва.

Максим топил его ночью, чтобы спать возле него, но сейчас пламя погасло, остались лишь угольки. Если на них дунуть, некоторые теплели, а с некоторых слетал белый пепел. Арина вдруг осознала, что она так и сидит голой в окружении рисунков. Сколько времени прошло?

Время остановилось, остался только коготь того чудовища, о котором говорил Максим. Оно пригвоздило Арину к месту, прорвало ей сердце своим острием, так, что теперь она не могла дышать. Она даже плакать не могла, трудно было и шевелиться. Такое чувство, что ее тело восстало против нее и теперь отказывалось ей подчиняться. Подобно прирученной собаке, она ждала возвращения хозяина, а до той поры терялась – не знала, что делать, о чем думать и что чувствовать.

Но ведь так нельзя.

Арина сделала над собой усилие и подобрала с пола один рисунок, затем другой, третий. Она хотела собрать их и бросить в камин, но затем передумала. Она никогда не видела этого – мира, в котором пребывает ее возлюбленный, когда теряет контроль над ситуацией. Страшный мир, населенный извращенными кошмарами его подсознания.

Он видел все в таких подробностях. Ванная комната, ванна заполнена темной водой, в ней утопленница. То же лицо, та же блондинка, тот же колокольчик на соске. На полу лежит отрубленная нога.

Блондинка хохочет, но ее лицо перекошено от ярости. Истерика.

Другой рисунок. Уютная комната, два окна, между которыми установлена большая кровать. В кровати кто-то есть. Кто-то накрыт с головой и отчаянно борется с одеялом, оплетающим тело, как живая лиана-убийца. Руки связаны, ноги обездвижены, из-под одеяла четко читается контур пленника. Его рот заткнули куском одеяла.

Одеяло-убийца?

Арина вздрогнула и отбросила рисунок, но следующий был его хуже. Та же комната, та же кровать, но на рисунке было видно чудовище. Не мутант, не ужасный монстр из тех, что сотнями рисуют для компьютерных игр. Чудовище Максима было почти бестелесным – темным, с неясными расплывчатыми краями, оно словно не шло, а летело по комнате, не стояло на полу, а нависало, как призрак, как темный лорд в черном капюшоне. Рядом с ним смеялась диким смехом женщина с колокольчиком в соске. Темный лорд смотрел на нее, и его глаза горели. У него не было лица, не было носа, рта, ушей – только размытая тьма и горящие глаза.

И вместо ладоней – щупальца, на концах которых когти смерти, длинные и острые, как острие ножа. Максим очень талантлив, в этом нет сомнения, от этих картин Арину бросило в дрожь, и стало холодно, несмотря на все солнце и тепло в комнате. И мысль о том, чтобы вернуться в кровать, вызвала приступ тошноты.

Теперь она понимала, почему Максим никогда не спал в кроватях, какими бы мягкими и удобными они ни были.

На кровати в рисунке – распластанное мужское тело, прикрытое простыней. Кровать залита кровью этого мужчины, даже в карандашном исполнении ты безошибочно понимаешь, что эти брызги вокруг – кровь. Мужчина не шевелится, его обнаженная грудь проткнута ужасным когтем смерти. Он истекает кровью. Он, возможно, уже мертв. Его голова запрокинута, его рука безвольно свисает с кровати.