— Только животное, высокомерное животное, может допустить, чтобы к пожилому человеку обращались без слова «мистер»!

Лицо Ходжкина снова исказила гримаса, и он как-то странно вытянул шею, словно ему было трудно дышать.

— Простите, не знаю, кого вы имеете в виду, мисс.

— Я имею в виду… — Ей снова пришлось напрячь память. Говорила же ей служанка, как зовут графа, перечислила как будто целую серию имен, но фамилия его, похоже, Уэстморленд. Да, точно.

— Я имею в виду Уэстморленда, — сказала она, нарочно опустив титул Стивена. — Следовало бы хорошенько выпороть его, чтобы научился человеческому обхождению.

Лакей на верхней лестничной площадке, флиртовавший с проходившей мимо горничной, круто повернулся и стал смотреть вниз, горничная, тоже увлеченная этим поистине захватывающим зрелищем, перегнулась через перила и налетела на него. Недалеко от Шеридан четыре лакея, которые церемониальным шагом шли гуськом, неся блюда с едой, внезапно наскочили друг на друга, потому что первый остановился как вкопанный. В этот момент из столовой появился седовласый мужчина, одетый точь-в-точь, как Ходжкин, только помоложе, и грозно сдвинул брови, когда серебряная крышка с треском свалилась на мраморный пол и покатилась к его ногам.

— Кто посмел?.. — загремел он, но в эту минуту увидел Шеридан и, ошеломленный, переводил взгляд с ее волос на пеньюар, с пеньюара — на босые ноги.

Словно не замечая произведенного ею впечатления, Шеридан улыбнулась Ходжкину и мягко сказала:

— Видите ли, никогда не поздно прислушаться к замечаниям, тем более справедливым. Непременно выберу подходящий момент и скажу графу, что при обращении к человеку вашего возраста нельзя опускать слово «мистер». Посоветую ему поставить себя на ваше место.

Она не договорила, так как не без удивления увидела, что брови старика взметнулись чуть ли не до корней волос, а выцветшие глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Тут Шеридан спохватилась, поняв, что от злости зашла чересчур далеко и что бедный старик, очевидно, боится потерять работу, если она вступится за него.

— Не волнуйтесь, мистер Ходжкин, я погорячилась. Обещаю ничего не говорить графу.

Слуги наверху и внизу, будто сговорившись, облегченно вздохнули, но тут же снова застыли на месте, потому что в этот момент Ходжкин открыл дверь в гостиную, и они услышали, как американка надменным, непочтительным тоном спросила их господина:

— Вы звонили, милорд?

Стивен обернулся и остолбенел. Подавив в себе желание расхохотаться, он смотрел на девушку с изумлением, смешанным с восхищением. Она стояла перед ним, задрав нос кверху, огромные серые глаза метали молнии. Ее поистине воинственный вид никак не вязался с ниспадавшим мягкими складками бледно-лиловым пеньюаром, открывавшим ее соблазнительные плечи. Опасаясь, как бы пеньюар не распахнулся, Шеридан придерживала его, приподняв так, что были видны пальцы ног. Золотисто-каштановые волосы, еще влажные на концах, рассыпались по груди и спине, как у красавиц на картинах Боттичелли.

Бледно-лиловый цвет резко контрастировал с цветом ее волос, но это скорее потрясало, чем раздражало, благодаря безукоризненной кремовой коже.

Стивен и в самом деле был потрясен и поэтому не сразу понял, что она не нарочно надела пеньюар Элен, не из желания порисоваться или позлить его, а просто потому, что ей нечего было надеть. Он напрочь забыл, что ее багаж уплыл с кораблем. Но если тот ужасный коричневый плащ, в котором она была на пристани, свидетельствовал об ее вкусе, он предпочитал видеть ее в пеньюаре Элен. Однако слугам, разумеется, не понять его либеральных взглядов, и он решил на следующий же день, с самого утра, распорядиться насчет ее гардероба. А сейчас ему оставалось лишь благодарить судьбу за то, что пеньюар хоть как-то прикрыл ее наготу.

Ценой невероятных усилий Шеридан удавалось сохранять ледяное выражение лица, пока он молча ее осматривал, и в то же время без единого жеста и слова выразить бурю самых разных эмоций. И Стивен, глядя на нее, с трудом скрывал свое восхищение.

Детская непосредственность сочеталась в Шеридан с почти женской зрелостью, однако ни благоразумием, ни осторожностью девушка не отличалась, все ее поступки были импульсивны. Стивен вдруг вспомнил, как рассыпались по ее груди ее блестящие волосы, но тут же выбросил это воспоминание из головы.

— Ну как, кончили обозревать меня?

— Я просто восхищался вами.

Шеридан шла сюда, готовая ответить вызовом на вызов, жаждавшая этого, но уже дважды потерпела неудачу. Первый раз, когда он остановил на ней дерзкий и в то же время восхищенный взгляд своих голубых глаз, и второй — когда с улыбкой сделал ей комплимент. Напомнив себе, что он всего лишь бездушное властное животное и что она не собирается выходить за него замуж, независимо от его восхищенных взглядов и нежных слов, она не без иронии обратилась к нему:

— Полагаю, вы не для того вызвали меня, чтобы я лицезрела вашу светлость?

К ее удивлению, он никак не отреагировал на эту колкость и с довольно веселым видом, слегка поклонившись, ответил:

— Для этого, признаться, у меня было несколько причин.

— И что же это за причины? — с каменным выражением лица поинтересовалась Шеридан.

— Прежде всего я хочу извиниться.

— Неужели? — пожала она плечами. — За что? Тут уж Стивен не смог удержаться и расплылся в улыбке. Да, ничего не скажешь. Девушка с характером. Сколько силы воли! Сколько гордости! Ни один мужчина не посмел бы с ним разговаривать в таком тоне, не говоря уже о женщинах, то и дело расставляя ему ловушки.

— За резкость в нашем последнем разговоре и еще за то, что не навещал вас с тех пор, — ответил граф.

— Я принимаю ваши извинения. Теперь, надеюсь, я могу удалиться к себе?

— Нет, — сказал он, неожиданно раздосадованный ее смелостью. — Я должен… точнее, я хочу… объяснить свои поступки.

— Что же, попытайтесь, это даже любопытно. — Она пренебрежительно посмотрела на него.

«Смелость в мужчине — превосходное качество, смелость в женщине хуже, чем боль в заднице», — подумал Стивен.

— Я и пытаюсь. — Он сделал ударение на слове «пытаюсь», и Шеридан с удовлетворением отметила про себя, что граф теряет самообладание.

— Ну-ну, продолжайте. Я слушаю.

— Может быть, присядете?

— Может быть. Это зависит от того, что вы скажете. Стивен нахмурился и прищурил глаза, но голос, когда он заговорил, оставался спокойным.

— В тот вечер вы, наверное, видели, что я… что между нами не было того… чего, возможно, вы ждали от жениха.

Шеридан не имела ничего против этого заявления и ответила поистине царским, едва заметным кивком головы, означавшим всего лишь легкий интерес к его объяснениям.

— На это есть своя причина, — сказал Стивен, смущенный тоном ее разговора, и стал излагать единственное логичное и приемлемое объяснение, которое ему удалось придумать.

— Когда я навещал вас в последний раз, мы поспорили. Но пока вы были больны, я об этом не думал, а теперь меня это снова стало тревожить, вот почему я, наверное…

— Холодны и безразличны? — подсказала она, но уже не с гневом, а скорее с обидой и беспокойством.

— Именно так, — согласился он. Наконец она села, и Стивен испытал облегчение, решив, что больше не придется препираться и врать, однако ошибся.

— О чем же мы спорили?

Ему следовало бы знать, что дерзкая рыжая американка, совершенно непредсказуемая в своих поступках и не питающая никакого уважения ни к титулам, ни к нормам приличия, способная появиться на людях в пеньюаре, будет и дальше конфликтовать с ним, вместо того чтобы принять его извинения и завершить дело миром.

— Речь шла о вашем настроении.

— О моем настроении? И что же в нем было такого? — Она удивленно уставилась на него своими серыми глазами.

— Я нашел, что оно… является предметом для спора.

— Ах вот оно что.

Стивену, казалось, будто он слышит, как она возмущается тем, какой он мелочный и злопамятный, если до сих пор помнит их спор. Хотя она была тогда так больна.