— Может быть, поговорим? — спросила она.

— Позвольте, я начну, — мягко произнес он. Теперь, когда отношения у них стали налаживаться, Шерри не хотелось заводить разговор о Чариз Ланкастер, и она кивнула.

— Намерен сделать вам предложение. — Глаза Шерри засветились радостью, и, заметив это, Стивен пришел в изумление. Неужели она считает его таким идиотом, что думает, будто он собирается предложить ей руку и сердце? — Деловое предложение, — уточнил он. — На сей раз у вас будет время подумать, и вы, надеюсь, найдете его вполне подходящим для нас обоих. Во всяком случае, это лучше, чем быть гувернанткой у Скефингтонов.

Беспокойство омрачило минутное ощущение счастья.

— И что же это за предложение?

— Хотя между нами много различий, совершенно очевидно, что в сексуальном отношении мы идеально подходим друг Другу.

Шерри ушам своим не верила. Как можно говорить так спокойно о том, что им довелось испытать прошлой ночью?

— Итак, что это за предложение? — повторила Шерри с дрожью в голосе.

— Вы будете спать со мной, когда я этого пожелаю. В обмен на это вы получите собственный дом, слуг, платья, карету и сможете делать все, что вам заблагорассудится, при условии, что никто другой не сможет пользоваться тем, за что я вам буду платить.

— Вы предлагаете мне роль любовницы? — в замешательстве спросила она.

— А почему бы и нет? Вы честолюбивы, умны, а то, что я предлагаю, черт побери, несравненно лучше вашего нынешнего положения. — Она промолчала, и Стивен продолжал в своей обычной манере, растягивая слова:

— Только не говорите мне, ради Бога, что рассчитывали стать моей женой лишь на том основании, что мы провели с вами ночь! Вы ведь не настолько глупы и наивны.

Шерри покоробило от его ядовитого тона. Глядя на его суровое и в то же время прекрасное лицо, она впервые заметила циничное выражение его глаз.

Судорожно сглотнув подступивший к горлу комок, она покачала головой и ответила:

— Я вообще ни на что не рассчитывала, и меньше всего на то, что стану вашей женой.

— Прекрасно. Между нами было достаточно лжи и непонимания, и мне не хотелось бы, чтобы вы заблуждались.

Ему показалось, что в ее больших серых глазах блеснули слезы разочарования. Он встал и небрежно поцеловал ее в лоб.

— Хорошо, что у вас хватило благоразумия не прийти в ярость от моего предложения. Советую вам подумать о нем.

Шерри смотрела на него со страдальческим видом, когда он язвительным тоном добавил:

— Хочу вас предупредить еще об одном. Если вы хоть раз мне солжете — всего только раз, я выброшу вас на улицу. — И уже у самых дверей бросил через плечо:

— И не смейте мне говорить: «Я люблю вас». Никогда! Поняли?

После ухода Стивена Шерри уткнулась лбом в колени и дала волю слезам. Почему у нее не хватило силы воли сразу отвергнуть его постыдное, жестокое предложение? Более того. В тот момент, когда он ее поцеловал, она готова была согласиться.

Шерри полностью поняла, что натворила ночью, задолго до того, как поднялась с постели и оделась. При ярком свете дня невозможно было отрицать ужасную истину: она пожертвовала своей девичьей честью и своими моральными принципами, и теперь до конца жизни ее будет мучить стыд.

Доведенная до отчаяния, она решилась на это в надежде вернуть его любовь — если, конечно, он и в самом деле ее любил — и чего добилась? Стоило посмотреть в окно, на лужайку, где все завтракали, чтобы получить ответ на этот вопрос. Мужчина, обнимавший ее этой ночью, сидел за столом рядом с Моникой, которая буквально выворачивалась наизнанку, кокетничая с ним, и, судя по его виду, ему это нравилось.

Как раз в тот момент, когда Шеридан смотрела в окно, он откинулся на стуле, не сводя с Моники глаз, а потом, слушая ее, расхохотался.

Никогда еще Шеридан не видела его таким веселым и беспечным, и она почувствовала стыд и обиду. Ночью он взял все, что она могла ему дать, а потом оскорбил, предложив стать его любовницей, чтобы еще больше унизить. И вот рядом с ним женщина, которая никогда не пойдет на то, на что пошла Шеридан… «Эта женщина вполне достойна его, такая же высокомерная, — с горечью думала девушка. — Такой женщине он, не задумываясь, предложит руку и сердце, а не пошлую связь в обмен на целомудрие».

Все эти мысли вихрем проносились в мозгу Шеридан, пока она смотрела в окно, с трудом сдерживая слезы. Она стояла неподвижно, стараясь запомнить эту сцену, чтобы никогда больше не таять при воспоминании о нем, и радуясь тому, что нежность к нему и страдания постепенно уходят, уступая место холодности и равнодушию.

— Ублюдок, — прошептала она.

— Можно войти?

Шеридан вздрогнула и быстро обернулась. Это пришла Джулиана.

— Да, конечно. — Голос ее был таким же неестественным, как и широкая улыбка на губах.

— Я увидела вас у окна, когда завтракала. Принести вам что-нибудь поесть?

— Спасибо за заботу, но я не голодна.

Шеридан стала лихорадочно соображать, как объяснить Джулиане свой вчерашний поступок, когда она высказала Стивену свое особое расположение, но не смогла придумать сколько-нибудь вразумительной причины.

— Вы не хотели бы отсюда уехать?

— Уехать? — переспросила Шерри, с трудом скрывая отчаянное желание бежать из этого дома. — Но до завтрашнего дня мы не сможем уехать.

Джулиана подошла к Шерри, все еще стоявшей у окна, и стала спокойно смотреть на флиртующих Стивена и Монику.

— Джулиана, я должна объяснить, почему сказала вчера графу Лэнгфорду о своем особом к нему расположении.

— Вы ничего не должны объяснять, — заявила Джулиана, и Шерри почувствовала себя семнадцатилетней простушкой, а не гувернанткой.

— Нет, должна, — упрямо проговорила она. — Я знаю, что ваша мама имеет виды на лорда Уэстморленда, и вас наверняка удивляет, почему… почему я вела себя с ним в такой откровенно развязной манере.

Ничего не ответив на это, Джулиана заговорила о другом.

— Некоторое время назад, меньше чем за неделю до вашего приезда, мама была в полном расстройстве чувств.

Ухватившись за новую тему разговора, как утопающий за соломинку, Шеридан весело спросила:

— А что послужило причиной ее расстройства?

— Объявление в газете о помолвке Лэнгфорда.

— Ах вот оно что!

— Да. Его невеста — американка. Смешавшись под пристальным взглядом фиалковых глаз Джулианы, Шерри промолчала.

— О ней распространились кое-какие слухи, а вы знаете, что мама обожает сплетни о высшем обществе. Говорили, будто у его невесты рыжие волосы — огненно-рыжие и граф зовет ее Шерри. Еще говорили, что после ушиба головы она потеряла память, но уже находится на пути к выздоровлению.

Шеридан сделала еще одну попытку рассеять подозрения девушки и спросила:

— А зачем вы мне все это рассказываете?

— Чтобы вы знали, что можете рассчитывать на мою поддержку. И еще потому, что нас пригласили сюда исключительно из-за вас. Я видела реакцию лорда Уэстморленда, когда он заметил вас вчера у пруда. Удивляюсь, как это мама не почувствовала, откуда ветер дует.

— Он больше не дует, — в сердцах сказала Шеридан. — Теперь все кончено. Навсегда.

— Они вас знают? — Джулиана кивком указала на Монику и Жоржет.

— Нет, нам не приходилось встречаться, когда я была… — Шеридан едва не сказала «Чариз Ланкастер», но вовремя спохватилась.

— Когда вы были его невестой? Шеридан со вздохом кивнула.

— Хотите уехать отсюда прямо сейчас? Шеридан душил истерический смех.

— Если бы я только могла, то сделала бы это не задумываясь. Джулиана повернулась на каблуках и быстро пошла к двери.

— Собирайтесь, — заговорщически усмехнулась она.

— Постойте, что вы намерены предпринять?

— Отведу папу в сторону, скажу, что мне нездоровится и вы должны проводить меня домой. Мама ни за что не согласится уехать пораньше, но не захочет, чтобы Лэнгфорд увидел меня хилой и больной. Вы не поверите, — не сдержала она улыбки, — она до сих пор, несмотря ни на что, надеется, что он с минуты на минуту объяснится мне в любви.