Стивен не хотел ее торопить, однако они мешали проходить остальным, и он, коснувшись ее локтя, тихо сказал:

— Мы не скоро уйдем отсюда, так что у вас будет время все осмотреть.

— О, прошу прощения. Просто не верится, что все проходят мимо такой красоты, не замечая ее.

Из ложи Стивена были видны как на ладони и сцена, и весь зрительный зал, и когда они вошли внутрь, Стивен бросил взгляд на Шерри, желая узнать, какое это на нее произвело впечатление, однако девушка в это время с восхищением рассматривала ложи на противоположной стороне яруса, такие же элегантные, с канделябрами и украшенными золотистыми цветами и звездами барьерами.

— Надеюсь, вы любите оперу, — сказал Стивен, усаживаясь рядом с Шерри и небрежно кивнув друзьям в ложе справа. — Если удается, я бываю здесь каждый четверг.

Шерри подняла на него глаза, боясь поверить своему счастью.

— Наверное, люблю. Я так взволнована, а это, должно быть, хороший знак.

Он улыбнулся ей одними глазами, и вдруг Шерри заметила, что выражение их изменилось: сквозь полуопущенные веки он посмотрел на ее губы и снова поднял глаза.

«Поцелуй!» Он мысленно ее поцеловал. И хотел, чтобы она это почувствовала. И она почувствовала. Шерри нашла его руку, как в первый день, когда к ней вернулось сознание.

Это был всего лишь миг, и он мог остаться незамеченным, если бы даже Стивен смотрел на нее, а не на друзей, зашедших в ложу. Шерри сделала вторую попытку, и на этот раз он своей ладонью накрыл ее руку, а его сильные пальцы переплелись с ее пальцами. Искра пробежала по телу девушки, когда Стивен стал гладить большим пальцем ее ладошку, делая круговые движения. Это тоже был поцелуй, но какой-то другой, более медленный, долгий, глубокий. И у Шерри перехватило дыхание.

Сердце у нее учащенно забилось, когда она посмотрела на красивую мужскую руку, лежавшую на ее коленях под раскрытым веером, а сама она готова была растаять от его прикосновений.

В партере и амфитеатре было шумно, все с любопытством разглядывали публику, занимавшую ложи, и Шерри стоило огромных усилий скрывать свое волнение. Подумать только, что может сделать с ней палец Стивена! А ведь ничего особенного не произошло. Он просто провел пальцем по ее ладони.

Наконец он отпустил ее руку, и сердце девушки вошло в свой обычный ритм. Шерри простить себе не могла подобную глупость. От какого-то случайного прикосновения вообразила Бог знает что. И все же, то ли из озорства, то ли из любопытства, решила еще раз все повторить и погладила большим пальцем его пальцы, рассеянно слушая его разговор с братом. Никакой реакции. Стивен просто раскрыл ладонь, и Шерри даже показалось, что он сейчас уберет руку. Однако этого не произошло, и поскольку он повернул ладонь кверху, она опустила глаза и погладила все его пальцы, один за другим, от самых кончиков и до основания, а он продолжал увлеченно беседовать с братом. Снова никакой реакции. Тогда Шерри стала водить пальцем по его ладони, не пропуская ни одной линии, словно писала: «Я люблю тебя! Люби меня тоже, пожалуйста». Бывали моменты, когда Шерри почти не сомневалась в его любви. Как страстно он ее целовал, как ласково ей улыбался. Но ни разу не сказал: «Я люблю тебя». А Шерри это было необходимо, как воздух. И она продолжала водить пальцем по его ладони.

Стивен больше не мог притворяться, что поглощен умным разговором, и бросил взгляд на склоненную голову Шерри. Ее вполне безобидные прикосновения привели Стивена в полную боевую готовность, словно он уже целый час занимался сексуальными играми. Сердце его гулко стучало от неудовлетворенного желания, однако он старался продлить удовольствие и пошире раскрыл ладонь. А что еще ему оставалось в этом гудевшем, как пчелиный рой, многолюдном зале? Стивен испытывал наслаждение не только от ее прикосновений, но и от сознания, что эти прикосновения ей приятны.

В том блестящем и насквозь фальшивом мире, в котором он жил, роли были четко распределены: жена производит на свет наследника, муж содержит семью, создает положение в обществе, а с любовницей удовлетворяет страсть. Поэтому сплошь и рядом случались супружеские измены, поскольку в брак вступали не по любви, а по расчету. Едва ли в двадцати семьях из тысячи, знакомых Стивену, мужья и жены испытывали друг к другу нечто большее, чем простую привязанность. Зато в сотнях семей и этого не было, не говоря уже о каких-то прикосновениях, которые нисколько не волновали супругов. Однако Шерри они волновали.

Из-под полуприкрытых век Стивен изучал ее профиль, в то время как она своими нежными пальчиками гладила его ладонь, ставшую необычайно чувствительной, и когда начала в третий раз, он, с трудом превозмогая желание, разлившееся по телу горячей волной, попытался сосредоточить внимание на ее движениях. Кончиками пальцев Шерри начертила на его ладони полукруг, а рядом — две взаимно-перпендикулярные линии. Получились две буквы: «Ч»и «Л», ее инициалы — Чариз Ланкастер.

Стивен перевел дух, оторвал взгляд от ее пальцев и подумал о том, с каким удовольствием увел бы ее сейчас в какой-нибудь укромный уголок и впился губами в ее губы… Воображение уже рисовало ему ее восхитительные груди, когда в партере началось оживление, обычное перед началом спектакля, и Шерри оставила в покое его руку, отчего он испытал облегчение, смешанное с сожалением.

Девушка всем телом подалась вперед, следя за тем, как под изящной аркой с изображениями женщин, держащих трубы и лавровые венки, раздвигался занавес.

По дороге домой Стивен не выпускал ее руки из своей, чувствуя себя глупым влюбленным мальчишкой.

— Кажется, спектакль вам понравился, — заметил он, когда по залитой ярким светом полной луны дорожке они шли к парадному входу.

— Очень понравился! — Глаза Шерри светились восторгом. — Музыка показалась мне знакомой. Только музыка — не слова.

За этой новостью последовала другая, тоже приятная. Помогая Шерри снять накидку, Кольфакс сообщил, что старая герцогиня уже изволит почивать.

— Благодарю, Кольфакс, ты можешь последовать ее примеру, — недвусмысленно сказал Стивен, которому воображение снова стало рисовать волшебные картины. Дворецкий пошел к себе через холл, по пути гася свечи, оставив свет только в приемной зале. Стивен посмотрел на Шерри, которая собиралась пожелать ему спокойной ночи.

— Благодарю вас за чудесный вечер, милорд, и…

— Мое имя Стивен, — сказал он, поражаясь, что до сих пор не попросил ее называть его по имени.

Шерри понравилось это интимное обращение, и она решила тут же его использовать.

— Благодарю вас, Стивен, — очень довольная, произнесла она, но не успела войти во вкус, как он взял ее за локоть и повел в залитый лунным светом салон, закрыл дверь на ключ и, вместо того, чтобы пройти в глубину комнаты, повернулся к Шерри.

Оказавшись между запертой дверью и Стивеном, девушка смотрела на его лицо, наполовину освещенное луной, пытаясь понять, что он собирается делать здесь в темноте.

— Что?.. — начала было она.

— Вот что… — ответил он и уперся руками в дверь так, что ее голова оказалась прижатой к двери.

Затем, не дав Шерри опомниться, он прильнул губами к ее губам, крепко прижался к ней и стал шевелить бедрами. Трудно описать, что творилось с Шерри.

Она тихонько застонала, обвила его шею руками и ответила на его поцелуй. Боже, какое счастье ощущать во рту его язык, слышать его учащенное дыхание, когда он неистово целует ее, и полностью отдаться этим восхитительным движениям его бедер.

С утренним выпуском «Пост»в руке Томас Морисон прошел в уютную маленькую столовую и с опаской посмотрел на молодую жену, которая, так и не доев завтрака, сидела, устремив взгляд в окно, на шумную лондонскую улицу.

— Чариз, в последние дни тебя что-то беспокоит?

Чариз посмотрела на его лицо, казавшееся таким прекрасным на корабле, потом обвела взглядом крохотную столовую в его таком же крохотном доме и от злости даже не удосужилась ответить. На судне он казался таким обаятельным, романтичным в своей форме, вел себя с ней так галантно! Но после венчания все изменилось. Он требовал, чтобы она вытворяла с ним всякие мерзкие вещи в постели, и рассердился, когда она отказалась, потому что ей было противно. Это была их первая ссора. Потом она заявила, что не желает проводить медовый месяц в Девоншире. Но когда он привез ее в Лондон, к себе, Чариз была просто убита. Ни великолепного дома, ни высокого дохода. Все его обещания оказались враньем. Она была обречена на полунищенское существование, которое презирала так же, как и собственного супруга.