Следующий лежит на животе, и вот тут сложнее. Убираю метательный нож, и резко вставляю ему в горло оружие. Он издаёт хрип, я пытаюсь заткнуть рот, но всё равно получается слишком громко.

— Сзади! — хриплый и надрывный крик девушки.

Делаю кувырок, резко встаю и разворачиваюсь, смотрю на противника. Это Сторви, стоит с оружием, готовится прыгнуть.

— Ты бешеная! — шипит он.

Вскидываю руку, и с неё срывается молния. Мы на мгновение соединяемся ею с разведчиком, и падаем вместе на колени. Я потратил всё что у меня было, даже больше. Кровь идёт из носа, в глазах разноцветные круги. Противнику хуже, лицо отчасти обожжено, он дезориентирован. Но самое страшное — я его не убил. Ползу изо всех сил ближе, пытаюсь ударить мечом в живот — но силы мало, да ещё кольчуга.

Мужчина чувствует удар, и хватает меч за лезвие, вырывая у меня из рук. Срываю с груди метательный нож, и запускаю в него, попадаю в шею. Он хватается за него, выдёргивает из себя, и отправляет назад. Оружие входит мне в плечо.

— А-а-а! — ору изо всех сил.

Бросаюсь на него, и валю на землю, хватаю за голову и бью о ближайший камень. Снова и снова, сильнее, получаю удар ногой в живот и отлетаю к дереву, где привязана девушка. Протираю глаза, вижу, как он встаёт. Делает шаг, ещё один, и падает на колени. Держится за шею, откуда фонтаном бьёт кровь. Видимо я повредил артерию.

Валюсь на бок, и теряю сознание.

Глава 3

— Вставай, змея, да вставай же!

Открываю глаза, ночь, дождь всё так же льёт сверху. Тело одеревенело, я тяжело дышу. Чувствую удар в спину, сильный и болезненный, снова в сознание врывается злой голос:

— Просыпайся, гадюка, сколько можно лежать, тварь!

Девичий голос, а бьёт она меня своей босой ногой. Я с силой переворачиваюсь, отползаю. Пытаюсь отдышаться, ловлю ртом капли воды. Смотрю на ветки деревьев, тёмные тучи на тёмном небе.

— Я жив. — захлёбываясь, говорю себе. — Всё ещё жив.

Непонятно только — зачем?

Одежда промокла до нитки, волосы превратились в мочалку, чувствую холод. Приподнимаюсь на локтях, осматриваюсь. Пять трупов, и всё это сделал я. Ударил в спину. Но меня это совершенно не волнует. В голове только одна картина убийства — беременной женщины. Сначала как Мирт пронзает ей живот, а потом как я её добиваю. А потом то, что он сделал со мной.

Сжимаю кулаки, собирая траву и грязь в них, бью руками со всей силы о землю. Опять бессильно откидываюсь назад, девушка что-то кричит, проклинает меня. Я не слушаю, всё так же ловлю капли дождя.

— Я убью себя, я просто убью себя, это же так легко. — шепчу, достаю нож из плеча.

Он острый, очень острый. Руки холодные, запястья даже не почувствуют ничего. Сажусь, закатываю рваные рукава, примеряюсь к левой руке.

— Ты что это задумала, сука, а? — удивлённый возглас рядом.

Мозг, разум, чувство самосохранения. Они выделяют главное из окружающего, чтобы сохранить мне жизнь. Заставить сомневаться.

— Заткнись сука, закрой свой поганый рот! — кричу.

Бросаю нож, хватаюсь за голову, снова повторяю:

— Заткнись, тварь, заткнись!

Рыдаю, беру снова нож, шмыгаю носом. Примеряюсь к запястью — всего одно движение, потом второе по другой руке. И лечь, ждать, когда всё закончится.

— Эй-эй постой, послушай, — снова голос девушки.

Видимо она поняла, что я кричал это не ей, а себе. Испугалась, хочет освободится. Но зачем? Как она будет жить с тем, что случилось? Они же её пустили по кругу, как какую-то вещь, использовали!

Подползаю, она смотрит на меня испуганно. Берусь за рукоятку оружия двумя руками, примеряюсь к её груди, шепчу:

— Тс-с-с, сейчас всё кончится, потерпи.

— Ты что это делаешь, а? — неуверенный голос. — Постой, прошу.

Собираюсь ударить — но не могу. Просто не могу. Этих пятерых мог — а её не могу. Кидаю нож, он входит в дерево, прямо над головой незнакомки. Бью себя по лицу, и снова рыдаю. Я не могу убить ни себя, ни её. И жить дальше не могу. Я не человек, я просто какой-то отброс!

— Та-а-ак, успокойся, помоги мне освободится, ну же. — уговаривает меня. — И вместе мы решим, что делать дальше, ты поможешь мне, а я помогу тебе.

Через пару минут прихожу в себя, подползаю к девушке. Выдёргиваю оружие у неё над головой. Сначала срезаю верёвки с её ног, потом заползаю за дерево, и освобождаю руки. Облокачиваюсь на ствол, дышу, снова подставляя дождю лицо.

— Гадина! — удар в голову. — Ты убила её!

Падаю на землю, не шевелюсь.

— Сдохни! — удар по рёбрам. — Ты убила мою сестру и племянника!

Выпускаю нож из рук, сил нет даже закрываться от ударов. Она бьёт меня ногами, потом садится и начинает молотить кулаками. По лицу, телу. Хватает за волосы, бьёт об землю. Попадется какой-то камень, голова кружится.

«Да, вот так, убей меня.» — прошу мысленно.

Теряю сознание, снова, но почти сразу прихожу в себя. Девушка сидит сверху, у неё в руках нож. Держит его двумя руками, занесённым для удара. Она как Немезида, богиня возмездия. Сошла с небес, прошла сквозь границу миров, и настигла меня. Я жду, проходят секунды, потом минута. Ничего не происходит.

— Ненавижу тебя! — душераздирающий крик боли.

Нож входит в ствол дерева рядом, опять удар по лицу. Она падает, ложится рядом, сворачиваясь как котёнок. Рыдает, тело вздрагивает. Я придвигаюсь ближе, обнимаю её.

— Убери руки, не трогай меня, убери руки! — сквозь слёзы.

Отпирается, бьёт локтем. Но я прижимаюсь сильнее, и тоже рыдаю. Мы лежим под проливным дождём, на небе молнии и гром. Рыдаем в унисон, вздрагивая и не зная как всё это закончить. Струи, кажется, стали такими же толстыми, как вода из-под крана, и больно ударяют по коже.

Но даже они не могут смыть того, что с нами произошло. Только смерть освободит от груза. От печали, горя, моих поступков. Найти бы ещё, кто мне её принесёт. Вроде бы идёт война, и старуха с косой должна забирать всех желающих. Каждому выдан купон на бесплатный проезд.

— Каждому, но не мне. — шепчу, теряя сознание от бессилия.

***

Открываю глаза, дождя уже нет. Меня знобит, чувствую себя очень плохо. Тошнит и болит голова. Сажусь, ощупываю одежду — она мокрая и ледяная. Оглядываюсь, нахожу девушку — она пытается развести огонь. На ней такая же мокрая одежда, как и на мне. Распотрошила одну из сумок, забрала комплект. Видимо не захотела никого из своих насильников раздевать и вообще прикасаться.

Встаю, подхожу, молча зажигаю сухие ветки магией. Это действие вызывает сильную головную боль. Хватаюсь за виски, сажусь. Когда приступ проходит, грею руки. Меня трясёт, и найти что-то сухое вряд ли сейчас получится. Хотя, можно вернуться к карете и там внутри…

«Нет, туда я не пойду, я не хочу снова всё видеть.»

Встаю, разминаюсь. Мы не разговариваем, и девушка не спешит уходить. Осматривать что у нас есть. Чувствую, что у меня температура, и нахожу в первом же мешке нужное — сухие травки, спрессованные в таблетки, они хорошо упакованы и почти не промокли. Глотаю сразу три, хотя бы температуру собьют.

Кашляю, тяжело дышу, и продолжаю поиски. Нахожу запасы вяленого мяса и хлеба, завёрнутые в непромокаемую ткань. Могли бы и одежду так завернуть. Есть не хочется, возможно из-за болезни, а может потому, что всё это произошло со мной. Заставляю себя, кусаю сначала мясо, а потом хлеб. Жую, ни о чём не думая, смотря в землю.

Рядом появляются ноги, молча протягиваю еду девушке. Она берёт, садится рядом и ест. Чавкаем так какое-то время, потом слышу вопрос:

— Зачем?

— Что именно? — опускаю руки.

Разжимаю пальцы, еда падает из рук на землю. Снова становится гадко на душе.

— Зачем ты это сделала, убила мою сестру и её ребёнка? — голос слабый, ей тоже плохо.

— Я не убивала её ребёнка. — качаю головой, показываю за спину. — Это был он, а я добила твою сестру, чтобы не мучалась.

— Гадюка. — выплёвывает девушка.

— Так убей меня, я не против. — пожимаю плечами.