— Держите её крепче, и дайте мне кинжал. — голос капитана спокоен.
Чувствую, как она хватает меня за ухо, и начинает обрезать его верхушку. Зажмуриваюсь, закусываю губу до крови, но не получается сдержаться, снова из глаз льётся вода и я кричу.
Глава 8
Повозка мерно покачивается, а я сижу и смотрю на цепи. Связаны руки и ноги. Имперцы отступили без боя, а армия пошла занимать город. Тот самый, который мы проходили перед лагерем. Я снова в ошейнике, но он попроще, не чета моему бывшему.
Просто кожаный, с застёжкой, но от этого его не легче снять. Да и по функционалу проще. Никаких тебе мыслекоманд. Может причинять боль, блокировать магию, отнимать силы — вот и всё. До конца меня не заблокировали, просто чувствую, что резерв на нуле, но могу, например, видеть ауры. Это хорошо, потому что кажется, что даже дышать легче стало, после имперского аналога.
На ногах цепь длинная, на руках короткая. Видимо, что бы я мог ходить сам. Спасибо что не заставляют весь путь проделать пешком, я бы, наверное, сдох и меня пришлось тащить. Таких как я больше нет, остальные идут сами или едут в повозках не закованные. Я предатель, и это было очевидно всем.
— Почему ты это сделала? — вопрос отрывает меня от раздумий.
Женщина, целитель, не какой-то там лекарь. Одежды такие же как были на моей белокурой знакомой. И возраст почти такой же — не больше восемнадцати. Лицо аристократическое, ровные линии и правильные черты, глаза ярко голубые, в них можно утонуть. Короткие светлые волосы, даже уши открыты.
Именно она залечила мои обрубки ушей, выдала кое-какую одежду — нижнее бельё, простенькие штаны и рубаху белого цвета. Даже немного нарастила волос, чтобы прикрыть теперь почти человеческие уши. Почему-то мной заинтересовалась, узнав всю историю.
— Это сложно объяснить. — смотрю в её красивые глаза.
Действительно сложно. Амару я сам выбросил из окна, в приступе ненависти. Солдат убивал, да и до этого — я уже потерял счёт всем, кого отправил на тот свет. Так зачем спасал эту имперскую дурочку?
— А ты попробуй. — она подсаживается ближе.
— Убивать легко. — начинаю я, смотрю на свои ладони. — Но это только когда на тебя нападают, угрожают твоей жизни. А вот так, просто взять и лишить жизни беспомощного перед тобой человека, или существо. Это сложно, ты начинаешь искать оправдания, чтобы не совершать непоправимого.
— Но они делали с вами разные вещи, которые даже у меня в голове не укладываются. — качает головой Алесия.
— Не ври. — жёстко говорю я. — У вас рабство тоже на потоке. Если есть бесправные рабы, значит будут и такие вещи, которые «в голове не укладываются».
— Я о таком не слышала! — резко отвечает она. — Мы не Империя!
— Сколько ты на войне? — поднимаю глаза на неё. — Скорее всего неделю, может чуть больше, и всё в тылу. А до этого, могу поспорить, сидела в замке отца, выбираясь только на ярмарки и королевские балы. Да и сюда, в целители полковые, подалась от скуки.
Она хмыкает, и отсаживается от меня. Зря я так с ней, хорошая в общем то девушка. Добрая, наивная. У неё в голове всё просто — вот добрые союзники, а там злые имперцы. Сейчас добро победит зло, и на этом всё закончится.
— Я тоже не видела больших битв, не учувствовала в них. — откидываюсь на борт повозки, устраиваюсь поудобней, гремя цепями. — Но даже побывав на краешке — ужаснулась, и не желаю такого никому. Ни жителям королевств, ни имперцам.
— Это всё слова, я видела что они творили — у тебя нет глаза, ушей. У некоторых нет других частей тел. Судя по тому, что я вижу — тебе сделали аборт, и сомневаюсь, что по согласию. — отворачивается от меня, смотрит на повозку, которая идёт впереди.
— Уши мне отрезали свои. — морщусь я, но не из-за ушей, а опять возвращаюсь на операционный стол в своих воспоминания.
— Их можно понять. — девушка вздёргивает свой красивый носик.
Я резко перемещаюсь к ней, хватаю крепко за руку, она вскрикивает негромко, начинаю шипеть:
— Если ты можешь это понять — значит ты ничем не лучше!
Чувствую укол боли в голове, он резкий и сильный. Хватаюсь за виски, отстраняюсь, падаю на дно повозки. Слышу недовольное:
— Не забывайся!
— Всё в порядке, виконтесса? — мужской голос.
Смотрю и вижу, как к нам на лошади подъехал солдат, смотрит на девушку и переводит взгляд на меня. На пехотинцах и конных союзных королевств мундиры, но они отличаются от имперских. Коричневый цвет, у всех поголовно кольчуги. А может это потому, что части не тыловые, вот и заставляют железки носить. Я ведь когда «служил» Каосу, тоже кольчугу носил.
— Всё нормально, Баэр, оставь нас. — девушка смотрит на меня.
Воин ускоряется в направлении колонны, я чувствую, как она берёт меня за плечо и осторожно говорит:
— Прости, просто ты так неожиданно оказалась рядом.
— Ничего, я привыкла. — поднимаюсь и сажусь. — Ты права, не знаю, что на меня нашло. Откуда мне знать как должно быть, а я тут рассказываю всякую ерунду. Моралистка сраная. Так что ты всё сделала правильно, это ты прости меня.
— Не говори так! — она порывисто обнимает меня за плечи. — Ты тоже права, просто всё сложно, и я пытаюсь понять, но…
Я смотрю назад и вперёд — мы едем по широкой дороге. Мимо тянутся поля, с одной стороны, вдалеке виден лес. Тот самый, который я ненавидел совсем недавно, а сейчас уже люблю и хочу оказаться там. Без ошейника, с оружием, и снова пуститься в путь. Было столько планов — в свободный город наведаться, уплыть с континента. Потом добавилось ещё «родить». Всё пошло прахом.
— Можно откровенный вопрос, Алесия? — смотрю на неё, отворачиваясь от пейзажей местности.
— Д-да. — краснеет почему-то девушка. — Называй меня Ал, ладно?
— Как пожелаешь. — киваю ей. — Так вот, допустим тебя приглашают в лагерь смотреть за заключёнными имперцами. Бывшими солдатами, которые воевали и убивали людей твоего королевства. И ты обнаруживаешь беременность одной из заключённых, тебе говорят — нужно абортировать. Что ты сделаешь?
— Я не знаю. — пожимает плечами, отворачивается.
— Приказы нужно выполнять? — допытываюсь я осторожно.
— Да. — нехотя отвечает, после небольшой паузы.
— Ты выполнишь приказ, ответь честно?
Она молчит, долго думает о чём-то. Видимо прокручивает ситуацию в голове, пытается найти какой-то выход. Но задача простая — выхода нет. Есть приказ, правила, и ты или делаешь, или становишься предателем.
— Да, я сделаю это, ведь приказ есть приказ. — грустно отвечает она, похоже понимая.
— Вот и она сделала это. — отворачиваюсь, смотрю на дорогу. — Я не знаю как она лично относилась ко всему. Может быть ей нравилось, может быть было всё равно, может быть противно. Но ведь есть правила и приказы — и она им следовала. А у меня не было приказа убивать беременную женщину, которая даже не сопротивлялась. Но мне говорят, что я должна была это сделать.
— Я, кажется, понимаю почему ты так поступила. — подсаживается ближе, берёт меня за руку и гладит. — Я попробую поговорить, может быть получится что-то сделать.
— Не подставляйся. — отмахиваюсь от неё. — Во всяком случае, не ради меня, ещё будет на этой войне у тебя возможность кого-то вытащить из-под удара. И тратить её на такую как я — глупо.
Опять зачесался глаз, которого теперь нет. Морщусь и начинаю пытаться убрать этот зуд. Девушка прикладывает руку, и что-то делает, сразу становится легче.
— Не надо так делать, лучше перетерпеть. — она убирает ладонь. — Скоро это пройдёт, не будет так беспокоить.
— А можно его восстановить, он же ещё на месте и просто сильно повреждён? — спрашиваю её.
— Нет. — она гладит меня по плечу. — Думаю, когда приедем в город — нужно его удалить совсем, если ты согласишься, я бы хотела это сделать сама.
— Да, конечно. — киваю ей, чуть улыбаюсь. — Было бы здорово, если ты ещё достанешь повязку для меня.
— Договорились! — радуется девушка.