Наверное, мои загоревшиеся глаза сказали сами за себя, потому что Шаарт довольно рассмеялся. И смех Князя был вовсе не зловещим, а таким же бархатистым и глубоким, притягивающим, как и его голос.

— Шаарт… Князь… у меня нет слов!

Я осторожно пристроила бесценный артефакт на кровать — и снова радостно намоталась покровителю на шею. Есть что-то вечно умиротворяющее в теплых сильных объятьях того, на кого можешь положиться.

— И не надо, малышка. Я тебя и так прекрасно понял, — шепнули на ухо, чуть прищелкнув зубами.

И подтолкнули под попу к двери.

— Иди. А то он ещё ко мне начнет ревновать.

Я не поверила, хотя где-то в глубине души было приятно.

— А вы? — отчаянно не хотелось, чтобы он уходил, как бы эгоистично это ни было.

— Итшир к тебе вечером заглянет, вся извелась. Я не могу долго находиться в этом мире, Кара, но мы обязательно скоро увидимся. Я буду навещать тебя почаще, ключик, — и в его устах это звучало не напоминанием о моей роли для домена, а ласковым прозвищем, понятным только нам.

Когтистая рука заправила мне прядь волос за ухо.

— Я буду очень ждать, daedre, — обращение, вычитанное в одной из книг по культуре ксайши, само сорвалось с губ.

У ксайши не было понятия "отец" или "мать", потому что большинство из них порождала стихия. Но зато был тот, кто вел другого по жизни. Защищал, помогал, нес ответственность за его поступки. Маленькое, но такое многозначное слово!

Глаза Князя заблестели.

— Я всегда буду хранить тебя, птичка, — голос мужчины прозвучал чуть хрипло, — беги. И… спасибо. Я не забуду.

На душе было светло. Шок от полученной информации сменился теплой радостью.

Ноги сами несли меня по коридору. Коротко постучать. Услышать, как с тихим щелчком открывается дверь. Когти Вейши простучали по полу рядом. Он, словно подслушав мысли хозяйки, предпочел уменьшиться. Ну, конечно. А то вдруг передумают пузико чесать? Или ещё кормить перестанут?

— Пришла в себя? Князь ушёл, я так понимаю?

В синем глазу блеснули искры. Асторшиэр сидел, откинувшись на спинку кресла в гостиной. Взгляд был внимательным, острым, но не вызывал неприятия.

— Благодарю, мне уже лучше, — поклон. Я не знала, как себя вести с ним. Терялась, как ребёнок, от чужой уверенности, — а Князь Даэро действительно ушёл.

Не могла поверить, глядя на задумчивое, холодное лицо, что Князь мог быть прав.

— Присаживайся, — короткий кивок на соседнее кресло, — и оставь официоз для публики, Каарра. Мы слишком близко друг друга узнали за это время, да мне и безразличны эти ухищрения во имя этикета. Чем больше человек прячется под маской официоза, тем больше он не уверен в себе. Безусловно, не считая определенных рамок приличия.

Вот как. Интересное мнение. Лёгкое волнение заставило устроиться поудобнее, осторожно подобрав юбки.

— Благодарю. Но как мне тогда к вам обращаться?

— По имени, — простой ответ, — привыкай звать меня по имени.

Привыкать?! Очень уж хочется принять желаемое за действительное.

— Хорошо… Асторшиэр, как скажете, — такое певучее имя.

— Прекрасно, — одобрительный кивок. На лице его промелькнуло удовлетворение, и глаза вдруг ожили, засияв интересом. Это было так неожиданно, что она не могла оторвать глаз от преобразившегося мужчины. — А теперь можешь задавать вопросы. Обещаю, что постараюсь ответить на них максимально честно.

Вот как. Редкая возможность. Но я прекрасно понимала, что стоит зарваться — и эта пугающая доверительность между нами безвозвратно исчезнет.

Пальцы сжались на коленях.

— Проклятие действительно снято? — может быть, глупо. Но я хотела услышать это от него ещё раз, хотела знать точно!

— Да, тебе ничего не угрожает, — кивок и неожиданное, — право слово, я был несколько груб, — чужой голос зазвенел, очаровывая хрустальной чистотой, — позволь поздравить тебя от лица всей Империи, наследница Древнего рода дель Гиррес!

Он встал и поклонился. Чужие пальцы ухватили ладонь, а губы обожгли. Хотелось бы длить это касание вечно. Он поцеловал мне руку, самые кончики пальцев. Сам Повелитель анорров, который не склонялся никогда и ни перед кем. Невозможный мужчина, несший чужую ношу. Вот и встретились два проклятых одиночества…

Вейши тихо рыкнул. Лижут тут всякие хозяйку! Вот он это умеет делать определенно лучше!

— Это великая честь для меня, мой император! — я просто не могла сейчас звать его по имени. Порывалась встать — но сильная ладонь легла на плечи.

Чужое лицо оказалось совсем близко, напротив моего.

— Ты оказалась её достойна, — ответил анорр.

А потом чужие губы коснулись моих. Сильные руки выдернули из кресла, прижимая к гибкому телу. Бесстрастность? Бездушность?! Сумасшествие!

Когда одно дыхание на двоих. Когда тебе на ухо тихо мурлычат что-то на древнем языке, то и дело прерываясь на поцелуи. Щеки, лоб, губы. Открытая шея и плечи. Зубы прикусывают мочку уха. Ладони сминают ткань платья, прижимая ещё ближе, не оставляя между нами даже воздуха.

Мои пальцы запутываются в мягких волосах цвета платины, жадно перебирая доставшееся сокровище.

Возможно, никто из нас не смог бы остановиться, если бы чья-то наглая пасть не уцепилась за подол моего платья, с треском его зажевывая.

Короткий вскрик.

Меня подхватывают на руки, приподнимая, а угроза спокойствию нагло доедает дорогую ткань.

— Вейш-шииии!

Наивный и невинный взгляд подлых глаз.

А что такое, хозяйка? Вы такие шумные стали, а я маленький, растущий, голодный! Да ещё и за тебя переволновался! Ну и как на него сердиться?

— Вы не могли бы меня отпустить, Асторшиэр? — вот теперь дыхание срывается и щеки всё-таки теплеют.

Я с императором… мы чуть было не… да Вейши премию выписать нужно!

— Мог бы, — отрывистое. Анорр взлохмачен, его глаза блестят, на скулах ходят желваки. А взгляд не отрывается от ложбинки, мелькнувшей в достаточно низком вороте платья, — хоть и очень не хотелось бы.

Пока я пытаюсь прийти в себя от шока, меня осторожно отпускают. Сожаление и стыд становятся особенно острыми, но разрастись им не дают.

— Позже переоденешься. Нам все-таки нужно договорить, — сейчас он кажется гораздо моложе. И совсем не таким грозным и жестоким. Маленький самообман.

— У меня становится больше вопросов, чем ответов. Слишком уж странный выходит разговор, — прикрыла глаза, выравнивая дыхание, и услышала уверенное:

— Я не жалею. И ты не пожалеешь тоже.

И противостоять этой беспредельно наглой харизме все сложнее, как и напоминать себе о разнице в нашем положении, и о том, что на взаимность надежды нет.

Бездушный — хотя какой он теперь Бездушный? — чуть склонил голову и шагнул к столу. Он облокотился о него, как ни в чем не бывало, и внимательно, напряжённо смотрел на меня, чуть блестя глазами.

— Спорное… утверждение, — очень тяжело поверить. И разобраться в хитросплетении чужих мыслей и планов ещё сложнее.

Зачем я ему? Не настолько я глупа, чтобы поверить даже в мимолетную влюбленность того, чей разум привык к кристально разумным решениям.

Впрочем, император на эту маленькую дерзость никак не отреагировал. Лишь по губам скользнула усмешка. Такая… понимающая, бездна побери!

— Ты хотела знать, каким образом я снял проклятье. И почему, если я знал о нем, то сделал это только сейчас, — это не было вопросом. Судя по всему, анорр знал о проклятье очень давно.

Мужчина замер, смотря перед собой. Словно видел сейчас нечто другое.

— Правду порой бывает очень сложно принять. Порой лучше тешить себя иллюзиями. Но ты достаточно сильна, чтобы не лгать самой себе, не так ли? Ты не верила, что способ выжить найдется, хоть и тешила себя надеждой, — пронзительный взгляд заставил судорожно кивнуть, — смертное проклятье — очень серьезная магия. Древняя, сильная. Тот, кто проклинает, заплатит свою цену так же, как и проклятый. Нельзя отнять чужую жизнь, не заплатив.