– В тот раз вы приняли во внимание значение этой красноты на коже?

– Да.

– И это явилось результатом этого дела, которое затем стало вам известно и оказалось значительным?

– В известном смысле да.

– Выходит, вы изменили ваше мнение относительно причины смерти, потому что вам что-то рассказали?

– Нет, сэр. Это не так.

– Вы изменили ваше мнение относительно красноты кожи, потому что кто-то что-то вам рассказал?

Доктор заколебался и беспомощно посмотрел на окружного прокурора:

– Я сказал это с учетом истории этого дела.

– Когда вы говорите об «истории этого дела», вы ссылаетесь на то, что кто-то вам рассказал?

– Да.

– Следовательно, вы изменили ваше мнение в результате свидетельства, основанного на слухах?

– Я этого не говорил.

– Вы изменили ваше мнение о красноте кожи из-за свидетельств, основанных на слухах?

– Ну… да. Если вам угодно выразить это так.

– Благодарю вас, – сказал Мейсон. – Это все, доктор.

– Одну минуту, – сказал Гамильтон Бюргер. – У меня есть несколько дополнительных вопросов, которые мне следует задать, хотя я надеялся, что они будут заданы в ходе перекрестного допроса. Доктор, почему вы теперь говорите, что Мошер Хигли умер в результате отравления цианистым калием?

– Одну минуту, – сказал Мейсон. – Я возражаю против этого вопроса. Об этом следует спрашивать в ходе непосредственного исследования. Совершенно очевидно, что здесь произошло. Окружному прокурору не удалось высказаться об одной из частей дела, поскольку он почувствовал, что когда я стану вести перекрестный допрос свидетеля, то самим свидетелем факты могут быть раскрыты с впечатляющим эффектом. Предприняв эту авантюру, он теперь сам же и связан.

Судья Эшхерст пощипал свой подбородок, на какое-то мгновение выглядя нерешительным.

– Если я могу объяснить, – сказал Гамильтон Бюргер, – я…

Судья Эшхерст покачал головой.

– Я думаю, что ситуация говорит сама за себя, мистер прокурор, – сказал он. – Адвокат защиты прав в том, что касается его заявления о фактах и о требованиях закона. Тем не менее задача высокого суда состоит в том, чтобы отправлять правосудие, а не действовать в качестве третейского судьи в юридическом учебном поединке между сторонами. Для адвокатов является общепринятой практикой ставить ловушки противостоящей стороне с тем, чтобы определенные факты, которые могут иметь весьма важное значение, были бы выявлены в ходе перекрестного допроса, дабы смутить того, кто его проводит. В данном деле нет никаких сомнений, что обвинение применяет такую тактику, а адвокат защиты достаточно проницателен, чтобы избежать этой ловушки. Тем не менее высокий суд с вниманием относится к тому факту, что допрос свидетелей полностью зависит от усмотрения высокого суда, и это не юридический учебный поединок, а попытка выявить определенные факты. Высокий суд разрешает данному свидетелю ответить на вопрос, но предупреждает вас, мистер прокурор, что в этом деле формальные права обвиняемой тщательно охраняются. Как весьма удачно заявил адвокат защиты, эти так называемые технические формальности являются гарантиями, воздвигнутыми законом страны, чтобы защитить обвиняемых. Высокий суд отклоняет это возражение. Высокий суд не желает слушать никаких юридических упражнений. А теперь, доктор, продолжайте и отвечайте на вопрос.

Доктор Грэнби важно прокашлялся и сказал:

– Первоначально я пришел к заключению, что покойный, вероятно, умер в результате коронарного тромбоза. Мое патологоанатомическое исследование показало, что коронарного тромбоза не было, но причины смерти раскрыть не смогло. Тело было забальзамировано. Цианистый калий – смертельный яд, все следы которого уничтожаются введением бальзамирующего раствора. Краснота кожи является дополнительным симптомом смерти от цианистого калия. Принимая во внимание все эти факторы, теперь мое медицинское заключение таково, что покойный умер от отравления цианистым калием.

– Это все, – сказал Гамильтон Бюргер. – Вы можете вести перекрестный допрос.

– Иначе говоря, – сказал Мейсон, – единственная версия, что покойный умер от отравления цианистым калием, возникла потому, что вы не можете отыскать другой причины смерти?

– В каком-то смысле да.

– А вы знакомы, доктор, с тем фактом, что в определенных случаях самые лучшие патологоанатомы страны оказываются не способны определить причину смерти?

– Да, но я не думаю, что процент этих случаев высок.

– А каков процент, вы знаете?

– Не знаю.

– Раз вы не знаете, то это десять процентов.

– Я не думаю, что это верно.

– Но вы не знаете?

– Нет, я не знаю.

– Вы должны знать, что в значительном числе случаев патологоанатомы не способны определить причину смерти к моменту вскрытия.

– Да, я знаю.

– И что же, значит, во всех случаях причиной смерти был цианистый калий?

– Разумеется, нет.

– Однако вы пришли к заключению, что он умер от отравления цианистым калием, потому, что вы не смогли найти другой причины смерти. Разве это не так?

– Вряд ли это подходящий способ для определения этого.

– А как же еще вы бы определили это? – спросил Мейсон.

– Я полагаю, что ведь должна же быть какая-то причина смерти, и, поскольку мне не удалось найти ее во время вскрытия и поскольку тело было набальзамировано, я предположил, что бальзамирование скрыло истинную причину смерти.

– Поскольку вы не смогли отыскать причину смерти, вы предположили, что она была скрыта бальзамированием?

– Да.

– Тем не менее вы ведь знаете, в значительном проценте случаев невозможно определить причину смерти, если даже не было бальзамирования, и это медицинский факт.

– Но не в десяти процентах случаев, как вы предположили.

– А откуда вы знаете, что это не так?

– Ну, я… я предполагаю, что это не так. Я думаю, что этот процент где-то от трех до пяти.

– Вы ссылаетесь сейчас на вашу собственную практику?

– Да. Когда делается вскрытие, процент смертей от неустановленной причины незначителен.

– И в вашей собственной практике он колеблется от трех до пяти процентов?

– Я предоставляю вам устанавливать эти цифры.

– В конкретном случае потому, что вы не смогли определить причину смерти, и потому, что тело было забальзамировано, вы предположили причиной смерти средство, которое было устранено бальзамированием, и поэтому вы решили, что это был проглоченный покойным цианистый калий, так?

– Ну, это довольно-таки неподходящий способ определения этого, но я отвечу на этот вопрос утвердительно.

– У вас были другие случаи, когда вы были неспособны определить причину смерти до бальзамирования?

– Да.

– От трех до пяти процентов, доктор, а?

– Ну… да.

– И в тех случаях вы удостоверяли, что причиной смерти был цианистый калий?

– Не будьте абсурдны. Разумеется, нет!

– А вы когда-нибудь, в любых из этих случаев, удостоверяли, что они были вызваны цианистым калием?

– Нет.

– Значит, в тех случаях вы удостоверяли, что причина смерти была неизвестна?

– Ну… нет.

– Выходит, вы не знали причины смерти и были неспособны определить ее? – спросил Мейсон.

– Да.

– И все же вы не указывали этого в свидетельстве?

– В свидетельстве о смерти, мистер Мейсон, должна быть причина смерти. У медиков принято определенные болезни вносить в свидетельство как причину смерти, когда точно невозможно определить, что же было настоящей причиной.

– Значит, когда вы не можете определить причину смерти, вы просто прибегаете к вымыслу. Это верно?

– Надо же указать причину смерти.

– Да, надо, – сказал Мейсон. – Стало быть, когда вы не в состоянии найти причину смерти, вы вписываете любую причину смерти. Это так?

– В таких случаях да.

– Следовательно, не меньше чем в трех процентах ваших случаев вы умышленно фальсифицировали свидетельства о смерти?

– Я не фальсифицировал.

– Значит, это неверно?