Огорчилась?! Нет. Она в отчаянии.

* * *

Под вечер к Данеске приехала Зейниса, подруга. Увы, с тех пор, как та вышла замуж за воина из клана Тиррейта, они редко виделись – в последний раз на празднике середины лета, а до того аж две луны назад.

Отъехав в степь недалеко от дома, они разожгли костер, разложили шкуры и, насадив на железный прут лепешки, принялись их обжаривать. Полусонные кони паслись поблизости. До этого Данеска стащила из погреба пьяный настой, и сейчас они с Зейнисой поочередно прикладывались к небольшому узкогорлому кувшину, болтали о себе и о знакомых...

Когда речь зашла о Празднике-Середины-Лета, Зейниса вдруг примолкла, внимательно посмотрела на Данеску и сказала:

– Ты была там с красными бусинами. А пото-о-ом... потом выяснилось, что победитель в состязаниях – твой брат. Ну и... некоторые уверены, что ты и Виэльди... Понимаешь?

– Кто эти «некоторые»?! – Данеска стукнула подругу кулаком по плечу. – Ты и твой муж?! Или еще какие-нибудь глупцы?

– Я не хотела обидеть! В Летнюю Ночь чего только не бывает! Рассказывали, что однажды отец с собственной дочерью...

– Вот только мне не рассказывай эту гадость, ладно? И неужели ты думаешь, что мы с Виэльди не узнали друг друга? Хоть и много лет прошло, но я его сразу узнала. А он меня.

Удивительно, какой гладкой получилась ложь! Данеска ни разу не сбилась, не засмущалась – и чудесно. Пусть Зейниса поверит и передаст обман дальше: подруга не может держать язык за зубами, и сейчас это на пользу. Нельзя, чтобы люди всерьез думали, что она и брат были любовниками, иначе ему будет непросто стать следующим каудихо.

...Виэльди важнее подруг, важнее клятв и правды, важнее всего. Я его не предам!

– А вообще знаешь что, Зейниса, – с насмешкой протянула Данеска. – Ты не должна была меня об этом спрашивать. Это же таинство. Ты его и сама нарушила, и меня вынудила.

– Ой! – подруга прижала ладонь ко рту. – И правда. Извини. Я должна была сдержать любопытство...

– Ладно, что уж теперь, – Данеска махнула рукой, поднялась с земли и потянулась, сладко застонав.

– Спать хочешь? Я тоже, – Зейниса зевнула. – Но еще я хочу мужа дождаться. Он вот-вот должен меня забрать. Ты же подождешь вместе со мной, не оставишь тут одну?

– Конечно. А то когда еще я тебя в следующий раз увижу?

...Наверное, уже никогда.

– Ну, он же не в последний раз в земли Каммейра приезжает! А я с ним буду навязываться, – смеясь, сказала Зейниса. – И когда родителей в следующий раз стану навещать, заодно и к тебе загляну, хочешь?

Данеска кивнула и отвернулась, чтобы подруга не заметила выступившие на глазах слезы.

...В следующий раз ты меня не найдешь, я буду в Империи.

Муж Зейнисы и впрямь скоро приехал за ней и забрал. Данеска осталась одна возле костра, теперь словно померкшего, даже холодного, зато сторожевые огоньки вдали как будто засияли ярче, они подмигивали редким звездам и манили ее к себе.

Возвращаться домой не хотелось: там Азари начнет расспрашивать, отчего воспитанница такая печальная, примется утешать... Нет, не надо этого, не сегодня. Лучше пойти к охранным огням, поболтать со старым Череки – сегодня как раз он на страже возле одного из них. Она может хотя бы просто посидеть рядом. Пусть отец будет недоволен, это неважно, пусть даже ругается – если вообще заметит, что она поздно вернулась.

Данеска раскидала костер, забрала шкуры, приторочила их к седлу Красногривого и, взяв коня под уздцы, пошла к Череки.

По степи пронесся ветер, обжег лицо колючей пылью и едва не сбил с ног, высокая трава согнулась, зашумела, как горный водопад, однажды виденный в детстве. В небе полыхнула молния и зарокотал гром, Красногривый взволнованно заржал.

Нет! Только не буря! Нужно прямо сейчас мчаться обратно, пока не началось, иначе потом, в темноте и пыльной мгле, немудрено заплутать в двух шагах от дома. А если пережидать бурю здесь, то раньше утра она домой не явится. Отец убьет!

Данеска вскочила на коня, а ветер ударил с новой силой.

Быстрее! Свет окон и так уже еле виден! Быстрее!

Красногривый, проскакав немного вперед, заартачился, заплясал на месте, истошно заржал: конечно, он всего лишь скаковой конь, а не боевой – те-то ничего не боятся, приручены.

Сквозь шум трав и рваные порывы ветра донесся топот копыт и возглас:

– Кто-о здесь?!

– Это я! Дане-е-еска!

Пролетело несколько мгновений, и топот приблизился, потом раздался грубый окрик:

– Что ты здесь делаешь?! В такое время?!

Это Виэльди вернулся! Он поможет!

Так и вышло: он схватил ее коня за поводья, а своего подстегнул. Вот теперь Красногривый послушался и зарысил вслед за Беркутом.

Буря усилилась, пыль забивалась в ноздри и глаза, теперь вовсе ничего не было видно, и Данеска, всецело положившись на Виэльди, точнее на его коня, зажмурилась.

Открыла глаза, только когда услышала:

– Приехали. Слезай.

Она спрыгнула, и Виэльди почти втолкнул ее в конюшню, потом завел лошадей и, навалившись на двери, закрыл их.

Внутри, у входа, покачивалась единственная лампа, колыхаясь от проникающего в щели ветра.

– С ума сошла? – Виэльди встряхнул Данеску за плечи. – Что ты делала в степи ночью?

– Да ничего! – она высвободилась и отошла от него. – Приезжала подруга, а потом ее муж забрал и... Ой, как же они там? Ведь тоже в эту бурю угодили!

– Переждут, – отмахнулся Виэльди и пошел ставить лошадей в стойла. – Расседлай своего.

Данеска кивнула, хотя он уже отвернулся и не видел. Она зажгла еще одну лампу и, встав на цыпочки, подвесила к балке в середине конюшни.

Когда лошади были расседланы, Виэльди с Данеской принялись вытряхивать из волос и одежды пыль и песок.

– Ты плохо воспитала своего коня, раз он такой пугливый, – проворчал Виэльди и опустился на сноп сена у стены. – Удивительно: это меня здесь не было семь лет, но ты... уж должна бы привыкнуть к бурям и не теряться.

– Мне не так часто удавалось и удается рассекать по степи, как тебе, – огрызнулась Данеска. – Я ведь женщина, забыл? А скоро и вовсе... не удастся. – Ну вот! Опять от жалости к себе на глазах слезы выступили. – Я и сейчас недалеко от дома была. Просто с подругой поговорить хотела! Я ее, может, вообще никогда больше не увижу!

Слезы сдержать не удалось. Понять бы еще, из-за чего она плачет: из-за грядущей разлуки с родиной? Из-за резких слов Виэльди? Из-за пережитого испуга? Или пьяный настой виноват?

Она закрыла лицо руками, и тут на голову легла тяжелая ладонь – это Виэльди поднялся и несколько раз погладил по волосам, потом прижал ее к своей груди – по-братски прижал!

– Ну-ну, ладно, успокойся, – сказал он и, приобняв ее за плечи, усадил на сено, сам опустился рядом, но так и не убрал руку. – Нам с тобой повезло... ну или не повезло... родиться детьми каудихо. И вот расплата. Мне ведь тоже выбирать не придется, сама понимаешь. На ком надо будет жениться, на той и женюсь. Увы, таков наш с тобой долг.

– Ты говоришь, как отец! – вскинулась Данеска, и слезы тут же высохли. – Вы, мужчины... Вечно для вас долг, и власть, и слава важнее всего!

Виэльди рассмеялся, но невесело.

– Можно подумать, ты так много знаешь о мужчинах!

– Немного, но достаточно, – Данеска отстранилась от него. – Поэтому знаю, что вы... что вам...

– Ничего ты не знаешь, – отрезал Виэльди. – И ладно. Расскажи лучше: что за подруга? Все равно нам здесь сидеть, пока буря не утихнет.

– Зейниса. Она старше меня почти на четыре года, но мы все равно дружили, виделись почти каждый день. Пока она не вышла замуж за Рейско, племянника главы клана Тиррейта. Но ты ее вряд ли помнишь...

О, напротив, Виэльди помнил ее слишком хорошо, и воспоминания были не из лучших. Он сам в этом виноват...

...Кровь заката окрасила травы багрянцем, и к этому времени он и Сарэнди, юнцы четырнадцати лет, изрядно опьянели: приятель стащил у родителей ячменный настой, причем немало. Когда все выпили, захотелось лихостью друг перед другом похвастать, вот они и устроили скачки наперегонки. Тогда и наткнулись на Зейнису, дочь простого скотовода, собирающую какие-то травы в большой мешок.