– Тебе что, Дикий, больше всех надо? Жить надоело? Или ты решил сделать из Заморыша свою девку?

– Я тебя сделаю девкой, если не заткнешься, – процедил Виэльди, тоже доставая кинжал.

Да уж, драка обещает быть опасной: убить, конечно, не убьют, вряд ли настолько потеряют голову, а вот порезать могут.

Согнув ноги, они начали обходить друг друга по кругу, а Глыба и Щербатый с Лучником внимательно наблюдали за готовым начаться поединком, чтобы в случае чего броситься на помощь.

Кто-то крикнул:

– Эй, Вождь, сзади!

Оглянуться тот не успел и получил удар камнем по голове. Да уж, напрасно Лучник и Щербатый не следили за Заморышем, не видя в нем угрозы.

Вождь взвыл, покачнулся и прижал пальцы к затылку. Когда глянул на них, оказалось, что они окрашены кровью. Все-таки он не выпустил кинжал: явно не собирался признавать поражение. Впрочем, и Виэльди не намерен был ждать, пока противник придет в себя окончательно. В конце концов, не зря же Заморыш рисковал, подкрадываясь с этим камнем.

Миг – и Виэльди левой рукой сжал и выкрутил запястье врага, а кинжалом полоснул по бедру. В то же мгновение на него самого налетел Лучник, сбил с ног и, наступив на руку, заставил разжать пальцы и выпустить клинок. Глыба и Щербатый тоже схватились, покатились по земле. Только Вождь, побледневший, не двигался, зажимая ладонью рану, из которой вовсю хлестала кровь. Вокруг же по-прежнему улюлюкали и не думали ему помогать. Неудивительно: здесь собрались кровожадные трусы – кто же еще будет с таким удовольствием глазеть, как кого-то бьют или унижают?

Драка закончилась, когда Глыба подмял под себя соперника и пробасил:

– Довольно. Лучше идите помогите товарищу. Гляньте, совсем плох. Кровью истечет и подохнет, как собака, если не поможете.

Эти слова подействовали и на Лучника.

– Пусти, – крикнул он. – Все, пусти... Хватит. Глыба прав.

Напоследок огрызнувшись ударами и пинками, Виэльди и Лучник отползли друг от друга.

Щербатый подхватил Вождя, потащил его прочь, Лучник поплелся следом, разошлись и зрители.

Друг глянул на Виэльди и, цокнув языком, сказал:

– Неплохо тебя разукрасили. Хотя и меня, пожалуй, не хуже: вся морда горит.

Они нервно засмеялись, потом одновременно повернулись к Заморышу: тот лежал и еле двигался.

– Чего это с ним? – пробормотал Виэльди.

– Пока я с Щербатым бился, этот дурень помочь решил. Ничем не помог, зато сам схлопотал пяткой по роже.

– Ну и что нам теперь с ним делать? Здесь оставим или как?

– Сам думай. Я за тебя вступился, не за него. Это ты зачем-то... Зачем, кстати?

Виэльди пожал плечами.

– Ну... Мне понравилось, что он не выпрашивал пощады и огрызался. Хотя знал, что обречен.

Он подошел к Заморышу, похлопал по щекам. Тот замычал и открыл веки. Несколько мгновений смотрел вокруг мутным рассеянным взглядом, потом на его лицо вернулось осмысленное выражение, и он попытался встать.

– Давай быстрее, – сказал Виэльди и, схватив его за шкирку, поднял. – Скоро стемнеет. А нам бы умыться и успеть к ужину, а с пустым брюхом спать ляжем.

В глазах Заморыша читались настороженность, недоверие и даже злость. Ничего себе! И это вместо благодарности! Глыбу такая реакция, похоже, тоже удивила.

– Ну ты и сукин сын, – фыркнул друг. – Пялишься, как на врагов. Лучше бы спасибо сказать.

– Не раньше, чем узнаю, ради чего вы помогли... Что вам от меня надо?

Виэльди и Глыба, не сговариваясь, расхохотались.

– Ну что мне и Дикому может быть надо от тебя, сам подумай? Ну что с тебя такого взять?

– Тогда почему?

– Он говорит, – друг кивнул на Виэльди, – ему понравилось, что ты не хнычешь.

– Я никогда не хнычу... и не стану, – пробормотал Заморыш разбитыми губами. – И... спасибо.

– Ладно, рыжик, – усмехнулся Виэльди. – Идем к ручью. Сам дойдешь или помочь?

– Дойду.

Однако стоило его отпустить, как он сделал несколько шагов, схватился за ребра и снова чуть не повалился наземь. Глыба удержал.

– Ишь ты, гордый, зараза! – хмыкнул он. – Давай уж, помогу.

Он закинул его руку себе на плечо и повел к ручью.

С того дня Заморыш стал для них Рыжиком и сначала превратился в кого-то вроде подопечного, а потом, как ни странно, и в друга. Хилый юноша, как выяснилось, обладал помимо гордости еще и многими знаниями, и острым умом.

Однажды Виэльди спросил его:

– Почему ты ни разу им не подчинился? Они бы перестали тебя бить.

– Издеваешься? – возмутился Рыжик.– Я что, должен был лизать ему ботинки? Потерять к себе последнее уважение? И как жить после этого?

– А ты правда перерезал бы ему глотку, если...

– Нет конечно! Я не дурак. Все бы сразу на меня подумали... Тем более есть другие способы: отрава, например... или подкрасться сзади, когда он будет стоять на каком-нибудь утесе. А он это любит: встанет и пялится вдаль. И не говори, что это нечестно: у меня своя честность. Та, которая мне доступна.

Рыжик много рассказывал им с Глыбой о дальних странах, о нравах, которые бытуют в разных уголках земли – и рассказывал интересно. В общем, они не жалели, что «приняли» его в друзья, хотя он и был немного странным. Например, как-то раз на его руку села стрекоза, а он уставился на нее во все глаза и заулыбался. На вопрос «что ты там разглядываешь», ответил:

– У нее крылья прозрачные, как горный хрусталь, сверкают, переливаются, а прожилки на них, как на мраморе или малахите. Красиво!

– Чудной ты! – хмыкнул Глыба и прогнал стрекозу.

...Когда Виэльди покидал горный лагерь, Рыжик там еще оставался, но оставался и Глыба, поэтому то ли за подопечного, то ли за друга можно было не волноваться.

...И кто бы мог подумать, что он – наследник огромной и могущественной Шахензи?!

Виэльди шел рядом с отцом, Ашезиром и Данеской к лошадям и все никак не мог оправиться от изумления. Хотя, положа руку на сердце, давно мог догадаться или по крайней мере заподозрить, что приятель из горного лагеря и принц – одно лицо. Все мелочи просто кричали об этом! Столько совпадений! Ведь он пусть издалека, но видел наследника, видел его рыжие волосы. Знал, что он слабый, слышал и о том, что часто задыхается. Рыжик же изъяснялся на чистом шахензийском наречии, что также кое о чем говорило...

А может, это лишь сейчас все выглядит таким очевидным? Потому что теперь Виэльди точно знает, кто такой его былой приятель... и кто такой наследник.

Ашезир протянул невесте руку, чтобы помочь забраться в высокую крытую повозку, украшенную бронзой и серебром. Нареченная вложила свои пальцы в его, но при этом одарила таким злобным взглядом, что не оставалось сомнений: будь ее воля, она бы с радостью убила будущего мужа. Надо осторожнее с этой Данеской, а то мало ли... Женщины порой бывают непредсказуемы. Наверняка у талмеридки остался какой-нибудь возлюбленный там, в степи, вот она и бесится. Можно подумать, это Ашезир виноват, что Андио Каммейра решил их разлучить!

Хотя, кто знает, вдруг она просто ненавидит всех имперцев? Среди жителей равнин подобное не редкость.

В любом случае ей придется свыкнуться со своей участью, как и ему. Впрочем, он-то как раз ничего против не имеет: союз выгодный, невеста недурна, даже красива, несмотря на смуглую кожу и черные волосы. Плохо, конечно, что заранее питает к нему неприязнь, но, может, потом привыкнет? Деваться ей все равно некуда.

Усадив Данеску в повозку, он взял гнедого жеребца и подвел к каудихо: законы гостеприимства велели лично позаботиться о будущих родственниках и почетных гостях. Остальным талмеридам и наместнику Хашаруту лошадей подвели всадники из свиты. Ашезиру же теперь предстояло самое сложное: вручить коня сыну Андио Каммейры... Виэльди... Дикому...