– Княгиня, одно твое слово – и я врежу ему тяжелым отцовским кулаком по нахальной морде.

Ну да, она так и скажет: врежь ему. Чтобы выглядеть совсем уж жалкой. Будто мало быть нелюбимой женщиной, нужно стать еще и ненавистной.

– Доблестный каудихо, – пропела Джефранка, – неужели ты хочешь, чтобы я снова любовалась посиневшим лицом мужа?

Андио Каммейра глянул на нее с изумленной усмешкой, потом вовсе рассмеялся: кто-кто, а он точно не терзал себя из-за смерти Имидио.

– Как ты научилась оборачивать мои слова против меня, а, княгиня?! Я восхищен!

Нужно было что-то ответить, но Джефранка не успела: Виэльди шагнул к ней и сказал:

– Прости за грубость. Просто я сам не свой из-за Имидио.

– Понимаю... – прошептала она.

– Сын, да тебе на диво повезло с женой! – встрял каудихо. – Цени.

Лучше бы молчал, не разрушал те чудесные мгновения, когда муж смотрел на нее с теплотой. Теперь же Виэльди отстранился и, повернувшись к отцу, бросил:

– Я знаю. Ценю.

– Ладно... – Джефранка вздохнула. – Я поняла. Виэльди на несколько дней уезжает, каудихо на несколько дней остается. Вы это пришли сказать? Или есть что-то еще?

Отец и сын переглянулись, а у Джефранки захолонуло в груди, какое-то дурное предчувствие заворочалось в сердце.

– Есть... – вздохнул Виэльди. – Лакора нашли.

– Что?! Где он? С ним все хорошо?

– Нет. Он мертв.

Мертв... Она боялась этого с первого мгновения, когда Виэльди сказал об исчезновении советника. Но одно дело догадываться и опасаться, другое – точно знать.

Дальнейшие слова с трудом доходили до сознания, едва слышались, будто в уши залили вязкую, как кисель, жижу.

«Тело выловили рыбаки...»

«В сети попало...»

«Тело рыбы объели, но по одежде...»

Она не выдержала, закрыла уши руками и закричала:

– Я поняла! Но больше не говорите! Молчите! Он не «тело», он – Лакор. Он единственный, кто меня любил!

Какая она лицемерка... Неужели для нее важнее, что Лакор ее любил, чем сам Лакор, чем его смерть?

Осознать эту мысль всецело она не успела. Известие оказалось таким ужасающим, что скоро в душе остались только боль, только одиночество.

Джефранка покачнулась, отпрянула и споткнулась о стоящую позади скамью. Упала бы, если Андио Каммейра, вмиг вскочив с табурета, ее не удержал.

– Ос-с-сторожнее, княгиня, – сказал он и усадил ее на кровать. – Этого уже не изменить... Даже простых людей убивают из-за нескольких медяков или новых сапогов. А такие, как мы, и такие, как наши приближенные, всегда ходят по краю.

– Я в порядке! – воскликнула Джефранка и отстранилась от Андио Каммейры.

Вообще-то в порядке она не была, но «умные речи» каудихо отчего-то злили. Причем настолько, что она готова была надавать ему оплеух. Конечно, ничего такого не сделала.

Только Виэльди и смог ее успокоить. Подошел и, оттеснив отца, присел рядом и обнял.

– Я знаю, каково терять друга. Знаю, что никакие слова не уменьшают боль.

Да... Он знает, поэтому понимает ее...

Она бы век просидела, прижавшись к Виэльди, но распроклятый каудихо сказал:

– Идем, сын. Нам пора. Руниса позаботится о нашем главном сокровище, – он склонил голову, но и в этом Джефранке почудилась насмешка.

* * *

Имидио был мертв по его вине. Это мучило Виэльди, разумные слова отца не утешали. Тот говорил:

– Имидио взрослый муж, он знал, что делал. За тебя, за меня еще многие будут рисковать жизнями. Кто-то из этих многих погибнет. А можем погибнуть и мы с тобой.

– Знаю. Но Имидио погиб не в бою, а из-за глупой простуды.

– И такое бывает... – пробормотал каудихо, вместе с Виэльди входя в его покои. – Это не повод казнить себя. И не повод срывать злость на мне или на жене.

– Да, я понимаю...

Виэльди опустился на пол, спрятал лицо в руках, отец уселся напротив.

– Если понимаешь, то держи себя в руках. Чувства – дурные советчики, я не раз тебе говорил.

Все, как Виэльди и ожидал: отец учит жизни. Лучший способ поведения – тупо кивать, а после поступать по собственному разумению.

– Ты прав, – Виэльди кивнул, – чувства возобладали.

– Да ты сраный лицемер! – воскликнул каудихо. И как только понял, что его смирение притворное?

– Почему ты так думаешь?

– Ты же мой сын. Я тебя знаю. Почти... Не понимаю только, чем тебе Джефранка не нравится.

– Понимаешь, – Виэльди пронзил отца взглядом. – Прекрасно понимаешь.

Андио Каммейра поморщился.

– Я думал, только моя глупая дочь страдает ерундой. Оказывается, мой глупый сын тоже... Ну ладно Данеска, она девка, ей простительно. Но ты-то? Тем более с женой тебе и впрямь повезло. Не так часто встречаются женщины и красивые, и неглупые, и преданные.

– Ты мог заполучить ее, – огрызнулся Виэльди. – Сам отказался.

– Ты знаешь, почему отказался. Я не мог быть и каудихо, и князем одновременно. А ты еще слишком молод, чтобы занять мое место... Еще и Хашарут... Он и сейчас пакостит, а если бы я в открытую пошел против него, то было бы в стократ хуже.

– Ладно, не объясняй, я понимаю. Но и ты пойми: я не могу себя заставить. Хотел бы, но нельзя по хотению ни разлюбить одну, ни полюбить другую.

Отец покусал губы, почесал лоб, наконец сказал:

– Дурак ты, но что поделать... Однако хватит о девках. Поговорим лучше о наместнике.

В последние две недели Данеска много времени проводила с Хинзаром – они то стреляли из луков, то лепили снежные туннели в ожидании, когда наконец достроят ледяной лабиринт. Определенно, братишка хорошо на нее влиял. По крайней мере степнячка перестала хмуриться и жаловаться на снег и холод. Да вообще стала веселой и дружелюбной. Разве что иногда, под вечер замирала, смотря вдаль. Ее взгляд при этом заполняла такая тоска, что Ашезир, будь он чувствительным ребенком, расплакался бы. Но чувствительным он не был, ребенком тем более, потому в такие минуты держался подальше от жены: вот только ее тоски ему не хватало!

В Империи тоже все было спокойно, как ни странно: Ашезир опасался недовольств, волнений, даже восстаний – но их не было.

Отец мертв, он стал императором, подданные не бунтуют, приняли его как воплощение полубога, жена наконец-то стала терпимой.

Все поводы для спокойствия и радости... Но именно в это чудесное время Змееглавец принес жрицу Ихитшир. Пришлось ее принять – все-таки верховная жрица одного из главных богов.

Она поцеловала руку Ашезира, как полагается, зато потом от вежливости не осталось и следа. Шиа выпрямилась и, чуть ли не вплотную приблизившись, выпалила:

– Божественный, ты помнишь свою клятву на крови? Ту, которую дал Отступницам? Они хотят знать, что ты помнишь ее... Времени осталось мало... слишком мало даже для них...

Ашезир отодвинул жрицу.

– Я помню все, что мне нужно. – На самом деле он давно забыл о своей расплате, но перед Шиа отчитываться не собирался. – Ты здесь при чем? Отступницы тебя попросили?

– Да, божественный. Они прислали послание...

– Почему тебе, а не мне? Ты никак не участвовала в нашем с ними сговоре.

– Не знаю, почему, – она пожала плечами и на миг отвела взгляд.

Что-то здесь не то... Надо подумать, что именно.

– Я тебя услышал, служительница. Есть что-то еще, что ты хочешь сказать? Или спросить? – он в ожидании уставился на жрицу, но та промолчала, затем мотнула головой. – Тогда можешь идти. Рад был тебя видеть.

Шиа поклонилась и, явно избегая смотреть ему в глаза, удалилась. Ашезир же нахмурился и, опустившись в кресло, принялся беспокойно сплетать и расплетать пальцы. Что-то смущало в появлении жрицы. Даже не то, что дочери ночи отправили ее напомнить о расплате... Тревожило скорее, почему именно ее?

А, ладно, в этом он скоро разберется, а сейчас главное не упустить Шиа, не дать ей добраться до храма.

Ашезир позвал стражника и велел ему пригласить сюда мастера-ювелира.