Элиастен сообразил первым. Не стал ждать, когда его ведьма откроет глаза, а принялся за дело. Уже через пару минут вытащил из стены первый камень, за ним второй. Алан с Эвменом отмерли и бросились ему помогать. Не прошло и получаса, как в стене зияла дыра, в которую, конечно, не прошёл бы всадник, но двое людей средней комплекции — запросто. За дырой открылась внутренность комнаты, которая, несомненно, служила для отдыха тюремщиков: два топчана, стол и несколько трёхногих табуреток. Сейчас она была пуста.

Алан накинул на себя полого тишины, вошёл первым и тут же проверил дверь: открыта. Ведьма благосклонно ему кивнула: примененная им магия не вызвала мерзкого визга следящих амулетов, значит, в непосредственной близости их нет. Можно действовать смелее. Если в коридорах кто-то попадётся, его не обязательно убивать, просто обезвредить чем-то простым, сном или неподвижностью.

Маги построились и один за другим вышли в коридор. Тёмный и унылый, он тянулся в обе стороны и ничем не отличался ни справа, ни слева. Куда бежать? Все посмотрели на Дейдру, а она приложила руки к стене.

— По ощущениям лестница где-то слева, справа глухая стена, — доложила она.

Парни ринулись в указанном направлении.

В торце коридора нашлась новая дверь, и тоже незапертая. Бежавший впереди Эвмен распахнул её и они всей толпой вывалились в большое помещение, на первый взгляд полное солдат. Сальвинец остолбенел от неожиданности, но тут Алан сумел проявить себя. Из-под его руки метнул в тоже ошалевших имперцев сонные чары и уложил практически всех. Один увернулся и попытался было сбежать, но его догнало обездвиживающее заклинание Элиастена.

— У нас где-то час прежде чем чары спадут, — сказал он.

Дейдра спокойно пересчитала поверженных.

— Восемь! — сказала она и подняла глаза на Эвмена, — как думаешь, это вся здешняя стража?

Тот покачал головой.

— Нет. По имперским правилам их должно быть двенадцать. Четверо где-то шляются.

— Значит, будем начеку, — уверенно ответила ведьма, — И у нас не час, а значительно меньше. Зелинда уже подняла шухер за рынком, значит, у нас минут двадцать. Побежали!

К счастью, искать лестницу, ведущую в подвал, не пришлось. Она начиналась прямо в комнате. Была, конечно, заперта железной решёткой, но что какие-то решётки магам? Так, на один укус. Элиастен что-то прошептал, положив руку на замок, и тот с лязгом открылся. Путь вниз был свободен.

Алан первым сбежал по лестнице в скупо освещённый коридор подвала и закрутил головой в поисках признаков антимагической камеры. Долго искать не пришлось, вторая дверь слева явно указывала на то, что магам за ней делать нечего. Никаких замков, только тяжёлый кованый засов.

Стремление как можно скорее увидеть Адель придало магистру силы и он вырвал тяжеленную железяку одним движением. Распахнул дверь, ворвался и резко затормозил. Где Адель? На полу валялся крепко спящий принц Александр один-одинёшенек. Девушки нигде не было.

Начальник гарнизона явился за мной в сопровождении двух здоровых парней, в одном из которых я узнала того, кто вёз меня сюда после пленения в овраге. Видимо, в крепости с кадрами было негусто. Второго и узнавать не стоило: это он утром приносил нам еду. Повинуясь знаку начальства, они подняли меня с пола и поставили на ноги. Их господин осмотрел то, что предстало его взору и скривился.

— Надо бы тебя помыть, да и переодеть стоило. Но времени нет. Решено: сначала обряд, потом ванна и всё остальное. А пока…

Он повернулся и крикнул кому-то в коридоре:

— Эй, рубаху несите и покрывало.

Видимо, необходимость меня прикрыть он предусмотрел заранее. Вошёл ешё один один солдат со свёртком в руках. Оттуда была извлечена белая, чистая, но совершенно безразмерная рубаха и красивая скатерть тончайшего полотна, расшитая однотонной белой гладью и по краям отделанная фестонами. Вполне себе покрывало для тюремной невесты.

Державшие меня до сих пор солдаты по знаку своего начальника разжали руки и отошли на пару шагов, а он, наоборот, ко мне приблизился, держа на весу рубаху и вполне понятной целью: напялить её на меня через голову.

— Надеюсь, ты будешь благоразумной, моя красавица! — сказал этот козёл.

На меня от этих слов как будто кипятком плеснули! Вдруг вспомнилось, что все мои хвалёные добродетели — спокойствие, выдержка, достойное поведение сейчас гаста ломаного не стоят! Они-то как раз грозят мне тем, что раз! И я стану по закону принадлежать этому скорбному умом скоту. Нечего строить из себя благородную госпожу, пора показать, чему меня успели выучить улицы родного города.

Я сделала полшага вперёд, прикинула, что расстояние как раз подходящее, и со всей дури врезала коленом по тому месту, которым женятся. Вояка согнулся и завыл от боли. Я рванула в сторону, планируя выскочить из камеры: они дверь забыли закрыть. Окажись я там, где проклятый чёрный камень не действует, даже с малыми силами отбилась бы. Но солдаты не дремали.

С одной стороны, судя по выражению их лиц, им понравилось, как я приложила их начальника. С другой… Субординацию никто не отменял. Меня схватили и потащили. Я плюнула на приличия: орала, брыкалась, ругалась, кусалась как бешеная. Эти гады скрутили мне все конечности так, что я не могла ими шевельнуть. Знали, что имеют дело с магичкой, и осторожничали. Будь на моём месте кто посильнее, разбросал бы их одним движением бровей, а мне для пассов руки нужны. И ноги чтобы убежать.

Согнувшийся пополам начальник шёл следом, тащил так и не пригодившиеся рубаху с покрывалом и сладким голосом, полным неизбывной злобы, рассказывал, что меня ждёт в замужестве. Ничего хорошего. Меня подняли на этаж, вынесли мимо совершенно ошалевших стражников на улицу. Я тут же заморгала от яркого света как слепая сова. Не успела привыкнуть, как мои носильщики завернули прямо в первую же дверь, а там нас снова встретил полумрак. К моему удивлению это оказался храм Могучего воина. Сине-серая гамма, знакомые мотивы фресок на стенах, жрец в синей хламиде и надетой поверх неё воронёной металлической сбруе.

Тем, кто держали меня за руки, за ноги, не хватило конечностей, чтобы заткнуть мне рот, поэтому, не успев увидеть жреца, я начала орать в три раза громче и ругаться так, что все извозчики моего родного города покраснели бы от стыда. Трудно сказать, чего я этим хотела добиться. Если небольшой отсрочки, задержки процесса выдавания меня замуж, то преуспела.

Жрецу очень не понравилась ругающаяся в храме невеста, но свои претензии он предъявил не мне, а жениху. Поднял правую руку вверх и прочитал правила, которые должно соблюдать в храме. Затем упрекнул вояку: он, жрец, и так пошёл на нарушение обычаев, согласившись провести брачный обряд в храме, для этого совершенно не предназначенном, так ещё и невесту притащили силой в совершенно непотребном виде. Если господин желает, чтобы обряд всё-таки свершился, пусть выйдет, уговорит девушку, а потом зайдёт как положено.

Пока он говорил, я ухитрилась высвободить одну ногу и пнула ею в голень держащего меня стражника. Ничего это не дало, а всё же приятно.

Начальник сделал знак своим подчинённым и меня вытащили на улицу. Там, прижав в стене, кое-как напялили рубаху поверх моей собственной одежды, слегка её порвав в пылу борьбы, и накинули на голову скатерть, которая должна была заменить покрывало невесты.

Затем мой "жених" нагнулся ко мне, не приближаясь, однако, на расстояние, с которого я могла бы вцепиться зубами ему в нос, и зашипел:

— Слушай, стерва! Ты сейчас спокойно, чинно и благородно войдёшь со мной в храм и на вопрос жреца ответишь «да». Иначе твоего спящего дружка оденут в антимагические наручники и ошейник. Подумай, как он будет себя чувствовать после этого и долго ли проживёт?

Я аж задохнулась от злости. Наручники ещё туда-сюда, плохо, конечно, но не смертельно. Если помощь придёт в ближайшие сутки, Александр даже заметить особо не успеет. А вот ошейник… Страшная вещь. Запрещённая в странах Девятки строго-настрого. Их даже хранить нельзя: смертная казнь. Потому что маг в таком ошейнике не просто мучается, он очень быстро теряет разум. Раз и навсегда. Суток обычно достаточно, но и меньшее время в этой гадости оставляет необратимые изменения в сознании. Конечно, Александр такой принц, но допустить, чтобы с ним сотворили такое, я не могла. Однако и покориться тоже душа не позволяла.