Шота вздохнула.

— Как ни удивительно, именно уверенность в собственном умении предсказывать дождь в конце концов погубит тебя. Ведь если твои предсказания верны в ряде случаев, это еще не значит, что ты наблюдал все возможные случаи. Условия, приведшие к удачным предсказаниям, меняются — а ты не можешь учесть их все. Предсказание должно основываться на более глубоких и полных знаниях, которых ты пока не приобрел. С каждым удачным исходом обманчивое чувство уверенности растет, делая тебя все более уязвимым для неожиданности. Дождь подкрадется и накроет тебя, когда ты будешь меньше всего этого ожидать.

Ричард бросил взгляд на обеспокоенное лицо Кары, но ничего не сказал.

— Таков и зверь крови, — закончила Шота. — У него нет сущности именно для того, чтобы ты не мог предсказать его поведение по каким-либо повторяющимся действиям.

Ричард нетерпеливо вздохнул. Он больше не мог молчать.

— Но если зверь существует, он должен обладать реальными свойствами! Непредсказуемость, между прочим, тоже можно считать свойством этой твари! Она непременно должна подчиняться неким законам существования, даже если мы не понимаем их. По твоим же словам выходит, что зверь может противоречить самому себе. А так не бывает. Если ты недостаточно понимаешь какой-то предмет, это не означает, что ты можешь произвольно выбирать объяснения. Не понимая природы явления, нельзя утверждать, что ее нет вообще. Можно сказать только, что ты не изучила пока сущности этого создания и еще не смогла ее понять.

С легкой улыбкой Шота указала на небо:

— Как и дождь? Возможно, в целом ты прав, Ричард. Но некоторые вещи, созданные для вполне определенных целей, выходят далеко за пределы нашего понимания, и кажется, что ими правит случай — как дождем. Насколько я знаю, погода тоже подчиняется каким-то законам — но они настолько сложны и так сцеплены с другими законами мироздания, что мы не можем всерьез надеяться осмыслить или постичь их. Дождь на самом деле может в итоге оказаться не случайным событием — но он все еще за пределами нашей способности к предсказанию, и в нашем восприятии ничего не меняется. Таков и зверь крови. Если его существование и подчиняется законам, как считаешь ты, для тебя все равно разницы не будет. Я же знаю только одно: зверь был создан специально для беспорядочных действий, и создание прошло успешно — то есть в его поступках невозможно уловить какие-либо закономерности… по крайней мере такие, которые можно использовать для борьбы с ним.

У Кары начинала кружиться голова от этих отвлеченных премудростей. Посреди прекрасной долины, под журчание воды и шелест листьев, весь этот разговор казался ей нелепым. Она не могла извлечь из него новых способов защиты Ричарда от неведомой опасности. Но сам Ричард увлекся, забыв про усталость и даже про главную цель своего прихода сюда.

— Я признаю, что ты можешь быть прав, — продолжала Шота, — и за кажущейся беспорядочностью зверя скрывается сложная сущность. Но даже если это так и есть, мы настолько далеки от понимания этой сущности, что можем считать действия зверя хаотичными.

— Не уверен, что понимаю тебя, — сказал Ричард. — Приведи пример.

— К примеру, зверь не извлекает опыт из своих действий. Он может попробовать какую-либо проигрышную тактику три раза подряд, а в следующий раз может применить еще более слабый прием, заведомо не имеющий шансов на успех. Его действия случайны. Если он и движим какой-то грандиозной, сложной системой, она не проявляется в его действиях; мы видим только хаотические результаты. Более того, у него нет сознания в нашем понимании этого слова. Нет души. Хотя у него есть цель, о достижении успеха он не заботится. Он не злится при неудаче. Он лишен милосердия, сочувствия, любопытства, энтузиазма и беспокойства. Он получил задание — уничтожить Ричарда Рала — и случайным образом использует свои бесчисленные возможности для достижения этой цели, но не заинтересован ни умом, ни сердцем в достижении ее.

Теперь женщина будто читала ему урок:

— Любое живое существо заинтересовано в решении своих задач, будь это птица, летящая к ягодному кусту, или змея, лезущая в нору за мышью. Они действуют, чтобы продлить свою жизнь. А зверь крови — нет. Это бездумная тварь, настроенная магией на выполнение лишь одной задачи. Представь себе дождь, которому велели промочить Ричарда. Дождь пытается снова и снова, пробует ливень, морось, шквал — и все без толку. Дождь не переживает из-за своей неудачи. Он может прекратить попытки и устроить засуху. Он не испытывает радости или злости. Он не удваивает усилия. Он просто будет лить и лить разными способами, в разных условиях, пока в конце концов не вымочит тебя. А когда вымочит, не почувствует радости. В этом смысле зверь иррационален — но при всем том не обольщайся: он злобен, яростен и бездумно жесток в действиях.

Ричард утомленно вытер рукой лицо.

— Шота, я по-прежнему не вижу смысла. Как это может быть? Если зверь создан, он должен руководствоваться какой-либо целью. Что-то должно направлять его.

— О, его и направляет что-то — необходимость убить тебя. Его создали таким именно затем, чтобы ты не мог сразить его. Джегань уже усвоил, настолько трудно с тобой бороться, — вот и пришлось ему придумать нечто новое, рассчитывая не превзойти твои боевые способности, а попросту обойти их.

— Но если он был создан, чтобы убить меня, то у него все-таки есть цель!

Шота пожала плечами:

— Предположим, это так. Но эта кроха знания не поможет тебе предугадать, как, когда и где он попытается тебя убить. Ты должен четко видеть смертельную опасность такой тактики. Узнав, что враг будет атаковать копьями, ты возьмешь щит. Узнав, что за тобой охотится один убийца с луком, ты пошлешь армию искать лучника. Если на тебя охотится волк, ты можешь поставить ловушку или остаться под крышей. А у зверя крови нет излюбленного метода охоты или убийства, и потому крайне сложно выстроить защиту от него. Однажды он может напасть и с легкостью убить тысячу солдат, защищающих тебя. На следующий раз он может боязливо сбежать, покалечив младенца, ползающего на четвереньках рядом с тобой. По его действиям нельзя судить о том, что он сделает в следующий раз. Это тоже часть ужаса, порождаемого зверем, — ужаса неизвестности.

В разговоре повисла пауза. Ричард переваривал сказанное.

— Его сила, его смертоносность заключаются именно в отсутствии определенности, — продолжила Шота. — Он не силен и не слаб, не быстр и не медлителен. Он постоянно меняется — но иногда остается прежним или возвращается к предыдущему состоянию, даже неудачному. Когда зверя создали, для начала охоты оставалась лишь одна важная предпосылка: ты должен был воспользоваться своим даром. Вот тогда-то он и вышел на след. Теперь уже невозможно угадать, когда и что он предпримет. Ты только знаешь, что он приходит за тобой. И не важно, сколько раз ты избежал его когтей — зверь будет приходить снова, может, несколько раз в день, может, через месяц или год. Можешь быть уверен — в конце концов он снова придет за тобой. Он никогда не успокоится.

Ричард слушал ее, но не мог избавиться от сомнений. Ему хотелось бы определить, что из сказанного Шотой — действительно точные сведения, а сколько она добавила к ним собственных предположений или даже выдумок.

— Но ты же ведьма, — вмешалась в разговор Кара. — Ты, несомненно, можешь посоветовать что-нибудь, полезное в бою.

— Мой дар основан на способности видеть развитие событий, наблюдать за течением реки времени. Но зверь крови непредсказуем по определению, и моя способность к предсказанию здесь неприменима. Я делаю примерно то же, что и пророки. Но, скажем, Ричард также по-своему существует вне пророчеств и зачастую срывает чужие планы своей непредсказуемостью — вы, морд-сит, имели возможность в этом убедиться. Я не могу посоветовать, что может предпринять зверь или чего следует избегать.

— Так значит, книги пророчеств также бесполезны? — спросил Ричард.

— Они слепы, как и я. Пророчество не видит зверя крови, как и любое хаотическое, случайное событие. Пророчество может указать, что некто умрет от стрелы в дождливый день — но не может ни перечислить все дождливые дни, ни определить тот из них, когда будет пущена стрела. Самое большее, чего можно ждать от пророчеств — это указание, что рано или поздно пойдет дождь, и ты намокнешь.