— Неужели? — спросила Кара, высунув голову из шалаша. — Каждые семнадцать лет? — Она подумала и сердито скривилась. — Ладно, лишь бы они не мешали нам спать!

— По отдельности-то они тихие, но их так много, что создается особый звук, его ни с чем не спутаешь. Когда огромные стаи цикад разом испускают свои трели, то можно различить изменение тона их песни — он то выше, то ниже, и словно волнами проходит по лесу. В тишине ночи их стрекотание поначалу кажется оглушающим, но на самом деле оно отлично убаюкивает!

Довольная тем, что шумливые насекомые не заставят ее бодрствовать не в свою очередь, Кара снова скрылась под скалой.

Ричард вспомнил, как Зедд, гуляя с ним по лесу, показал ему этих новорожденных существ и рассказал об их семнадцатилетнем цикле жизни. Ричард, еще совсем маленький, дивился этому как чуду и запомнил надолго. Тогда же Зедд сказал ему, что следующий раз они появятся, когда он станет совсем взрослым. Ричард припомнил, что пообещал себе в этот следующий раз понаблюдать за редким явлением как следует.

Ему вдруг стало очень грустно оттого, что время невинных забав миновало. Явление цикад он воспринял в детстве как самое невероятное событие в природе — и ждать семнадцать лет, пока они вернутся, казалось ему таким тяжелым испытанием! И вот они вернулись. И он уже совсем взрослый…

Ричард выбросил смятый кокон.

Сбросив мокрый плащ, он пролез в укрытие, стараясь не задеть Никки, а потом задвинул за собой ветки так, чтобы в их уютном убежище не осталось дыр. Пихтовые ветви не пропускали ни дождя, ни ветра, и в нише под скалой было хоть и не тепло, но сухо. Из-за густого сплетения веток пение цикад слышалось приглушенно. Непрерывное жужжание нагоняло сон.

Часть веток они уложили на голую землю, получилась относительно мягкая и сухая подстилка. Но от сырости защиты не было; дыхание образовывало в воздухе мгновенно тающие облачка.

Ричарда раздражала эта сырость. Работая с ветками, он весь покрылся кусочками коры, иголками и грязью, а ладони стали липкими от смолы. Грязь и песок прилипли к влажной коже и промокшей одежде. Давно уже он не чувствовал себя так паршиво. Радовал только приятный запах сосновой и пихтовой смолы, пропитавший все укрытие.

Он мечтал вымыться горячей водой и надеялся, что хотя бы Кэлен сейчас тепло, сухо и ничего страшного с ней не происходит.

Несмотря на усталость и усыпляющее звучание колыбельной песни цикад, Ричард не смог успокоиться. Оставались вещи, намного более важные для него, чем сон, чем простые детские восторги. Нет, все-таки слишком много совпадений для случайного события. Сперва исчезновение Кэлен. Потом схватка с вражескими солдатами. Потом — жуткая расправа с людьми Виктора. Ведь и она произошла рядом с тем местом, где Ричард, Кэлен и Кара ночевали несколькими днями раньше.

Еще важнее было отсутствие следов Кэлен, ее похитителей и неизвестной твари-убийцы. Ричард, конечно, вел поиски в очень большой спешке, но не поверхностно, и если там осталось что-то, кроме тех сдвинутых камней, он уж точно нашел бы эту вещь. Требовалось выяснить, что знает Никки о причинах гибели отряда Виктора. А уж потом он позволит себе уснуть.

Ричард отвязал скатку от мешка, расстелил одеяло в тесном пространстве между лежащими женщинами и улегся, коснувшись головой скалы. Никки оказалась от него справа, Кара, свернувшаяся клубочком — слева.

— Никки, когда мы стояли на том месте, где нашли убитых, ты что-то говорила о кровавом безумии. Что ты имела в виду?

Никки кое-как села, завернувшись в одеяло.

— Это не простое убийство. Разве тебе не очевидно?

Он думал точно так же. Ему еще не приходилось видеть зрелища столь неукротимой ярости. Но он хорошо понимал, что колдунья должна знать намного больше.

— Я же тебе говорила, — бросила Кара, обращаясь к Никки, — он ничего не знал и не знает до сих пор.

Она уже почти заснула, но теперь, подложив под голову локоть, приготовилась внимательно слушать. Ричард недоуменно посмотрел на морд-сит, потом на колдунью.

— Чего это я не знаю?

Никки отвела пальцами мокрые волосы, упавшие на лицо. Она выглядела несколько озадаченной.

— Ты говорил, что получил письмо, которое я отправила!

— Да, получил. — Казалось, это было сто лет назад. Сквозь туман усталости и тревоги он попытался припомнить содержание письма Никки. Там было что-то о Джегане, превращающем людей в орудия убийства. — Твое письмо оказалось очень кстати, оно помогло мне представить общую картину происходившего с нами. А еще я оценил твое предупреждение насчет того, что для своих темных дел Джегань начал использовать людей, владеющих даром. Этот Николас Скользящий, видимо, был одной из таких штучек.

— Николас! — Никки словно выплюнула это имя и вздрогнула так, что ей пришлось поправлять одеяло, сползшее с плеч. — Да он всего лишь мелкая блоха на загривке волка!

Ну, если Николас был лишь блохой, то Ричард надеялся никогда не столкнуться с тем волком. Прозванный Скользящим, Николас был магом, которому сестры Тьмы дали качества, далеко превосходящие все возможности человека. Прежде считалось, что искусство наложения таких чар на людей утеряно, а может быть, вообще относится к области легенд. Ведь, помимо прочего, для этого бесчестного дела требовалось применять не только Магию Приращения, но и Магию Ущерба. Врожденных способностей к Магии Ущерба не наблюдалось много сотен лет, пока не появился на свет Ричард. Но кое-кто — очень немногие — сумели, не имея врожденного дара, научиться использовать эту разновидность магии. Одним из таких был покойный Даркен Рал. Рассказывали, что он продавал невинные детские души Владетелю потустороннего мира в обмен на разные одолжения — в том числе и на способность пользоваться Магией Ущерба.

Ричард также предполагал, что первые сестры Тьмы тоже могли пообещать какие-то услуги Владетелю — и таким образом обрели знания о Магии Ущерба, которые и стали тайно передавать своим ученикам.

Когда пал Дворец Пророков, Джегань захватил в плен многих волшебниц — как сестер Света, так и сестер Тьмы, но с тех пор число их постоянно убывало.

Судя по тому, что узнал Ричард, сноходец умел проникать во все уголки сознания людей и тем самым подчинять их себе. Не оставалось ни единой личной мысли, которой он бы не знал, ни единого тайного поступка, свидетелем которого он бы не стал. Невозможно представить себе более полное насилие. Еще хуже то, что от взгляда сноходца нигде нельзя было укрыться, но при этом жертва даже не всегда могла заметить, что Джегань проник в ее сознание.

Никки рассказывала, что от этого бесцеремонного вторжения сноходца несколько сестер потеряли рассудок. Ричард знал, что, установив такую связь, Джегань мог причинить пленникам жесточайшую боль — а если пожелает, то и довести до смерти. Поэтому он мог заставить сестер делать все, что ему потребуется.

В древности один из предков Ричарда, желая защитить свой народ от сноходцев того времени, разработал защитные магические приемы — и с тех пор те, кто приносил клятву верности лорду Ралу, не поддавались этому злу. Унаследовав дар, Ричард унаследовал также и эту способность. Когда в Новом мире вновь объявился сноходец, она оберегала всех, кто хранил верность правителю Д’Хары, — Джегань не мог прокрасться в их сознание и поработить их.

Хотя формальную преданность лорду Ралу изъявили все люди Д’Хары, магическая защита реально действовала только в том случае, если человек поклялся в этой верности совершенно искренне. И Энн, аббатиса сестер Света, и Верна, которую Энн назначила своей преемницей, пытались спасти своих сестер, прокравшись в лагерь Имперского Ордена. Сестрам, попавшим в плен, предлагали установить эту защитную связь, для этого они лишь должны были всем сердцем принять верность Ричарду. Но в большинстве своем пленницы были уже настолько запуганы Джеганем, что отвергали возможность обрести свободу. Да и не все они стремились стать свободными: ведь свобода требовала не только усилий, но и риска. Кое-кто предпочитал обманывать себя и воспринимать свои цепи как защитные доспехи.